Сорайя и Тайрон давали показания полиции, но на месте уже появились Роб Батт и Дик Рейлли, начальник отдела безопасности, которые быстро взяли все на себя. Увидев Сорайю, Батт кивком показал, чтобы она молчала, а сам обратился к полицейскому капитану, руководившему следствием.

– Вся эта официальная шумиха делает меня нервным, словно священника в грозу, – заметил Тайрон.

Сорайя рассмеялась.

– Не волнуйся, я тебя защищу.

Тайрон презрительно фыркнул, но от молодой женщины не укрылось, что он не отходит от нее ни на шаг. Вокруг рабочие расставляли оборудование, крича друг другу, подъезжали все новые машины, и, казалось, на землю опустилась плотная сеть звуков.

Над головой завис вертолет телестудии новостей. Вскоре к нему присоединился второй. С ревом пронеслись два истребителя ВВС с полным боевым снаряжением. Покачав крыльями, они скрылись в прозрачном голубом небе.

В то утро, когда Борн подъехал к воротам музея Клойстерс, весь Нью-Йорк был окутан туманом. Он вышел из машины, прижимая к груди бронзовую урну с прахом Мартина Линдроса. Борн послал Мойре дюжину роз, а когда та ему позвонила, обнаружил, что этими цветами Мартин без слов попрощался с ней.

С Мойрой он никогда не встречался. Мартин лишь однажды упомянул о ней, когда они с Борном напились в стельку.

И вот Борн наконец ее увидел: стройную, худую фигуру в тумане, с растрепавшимися темными волосами, закрывшими лицо. Мойра стояла там, где и сказала, – перед деревом, втиснутым между каменными блоками стены. По ее словам, она по делам уезжала в Европу и вернулась всего за несколько часов до звонка Борна. Судя по ее виду, она много плакала; однако сейчас ее глаза были сухими.

Мойра кивнула Борну, и они вместе прошли к южному парапету. Внизу были деревья. Справа виднелась плоская поверхность Гудзона, ленивая и вялая, словно кожа, которую вот-вот должна сбросить змея.

– Мы с вами знали его с разных сторон. – Эти слова Мойра произнесла осторожно, словно опасаясь выдать то, что объединяло их с Мартином.

Борн сказал:

– Если вообще можно знать другого человека.

Лицо у нее было сильное, с резкими чертами; широко расставленные карие глаза светились умом. От нее веяло каким-то необычным спокойствием, словно она была довольна собой. Борн заключил, что это как раз та женщина, которая была нужна Мартину.

Он открыл крышку урны. Внутри лежал полиэтиленовый пакет с пеплом – тем, что осталось от человеческой жизни. Своими длинными, изящными пальцами Мойра вскрыла пакет. Вдвоем они подняли урну над парапетом и опрокинули ее, провожая взглядом то, как серая пыль высыпается вниз и кружится, смешиваясь с туманом.

Мойра посмотрела на смутные образы внизу.

– Какая разница, если мы его любили.

Борн решил, что это лучший панегирик, принесший мир всем троим.