Итак, каковы же были причины симпатий троцкистов к Вавилову каковы были причины активной поддержки его Западом и каковы были причины критики Вавилова со стороны сталинских прагматиков?

Ответ на эти вопросы можно найти в приводимых в настоящем сборнике исследованиях профессора В.И. Пыженкова. Автор приводит многочисленные примеры критических оценок, которые давали экспедициям и вообще организационной деятельности Н. Вавилова в 1930-е годы специалисты-растениеводы, отвечавшие за внедрение в производство новых сортов, повышение урожайности, интродукцию культур — то есть за практические вопросы развития сельского хозяйства. Основной причиной этой критики, как показывается в ключевой статье сборника — «Вавилов и интродукция растений в СССР» — была низкая эффективность вавиловских экспедиций для сельского хозяйства страны. В отличие от экспедиций американского Департамента земледелия, Вавилов и его сотрудники собирали не высокоурожайные сельскохозяйственные культуры, пригодные для немедленной интродукции в России, а «всё подряд», создавая «банк семян», нередко включавший дикие или малокультурные растения. Это было полезно для решения теоретических вопросов, но малосущественно для текущей практики. Как писал И.А. Бенедиктов, тогдашний нарком земледелия СССР, «работы Вавилова и его последователей каких-либо практических результатов не обещали даже в обозримом будущем, не говоря уже о тогдашнем настоящем». В.И. Пыженков отмечает, что самого Н. Вавилова интересовали в первую очередь академические проблемы ботаники — классификация, сходство признаков, центры происхождения растений. К решению этих, хоть и важных теоретически, но отнюдь не приоритетных в 1930-х гг. для растениеводства СССР, задач он подключал многочисленные коллективы, находившиеся под его руководством. Острые проблемы сельского хозяйства СССР откладывались на «потом». Результатами работ Н. Вавилова стали не новые сорта и не новые агротехнические приёмы повышения урожайности, а теоретические исследования. А результатом его дорогостоящих экспедиций — не интродукция, не внедрение в сельское хозяйство России лучших образцов мировой сельскохозяйственной практики, а «банк всех семян».

Вот здесь, в этой — с одной стороны «общечеловеческой», а с другой стороны, пренебрегавшей конкретными нуждами народа — ориентации деятельности Вавилова и заметна внутренняя близость его, человека как-бы правых взглядов, к левым троцкистам, также нацеленным на свершение глобальных дел и мало заинтересованным в проблемах «этой страны».[6] Для троцкистов русские были «топливом» в мировой революции. Для ученых, «развивавших мировую науку», труд русских крестьян и рабочих тоже фактически был «топливом» во всемирном прогрессе. Правда, согласен ли был сам народ послушно исполнять роль топлива — для мировой революции ли или для мирового прогресса, — ни те, ни другие поинтересоваться не удосуживались, что нередко приводило к печальным для них последствиям.

По той же причине общечеловечности-космополитичности своей деятельности[7] Н. Вавилов, трудившийся, как писал его корреспондент в Нью-Йорке, «на благо не сего дня, а человечества»,[8] оказался близок и к западным учёным, охотно принимавшим эти «рассеиваемые в мировое пространство блага».[9] Оплачивались, однако, эти «труды на будущее или за пределы своей страны»8 трудом крестьян и рабочих СССР, которые в 1920-начале 30-х гг., когда Н. Вавилов совершал свои путешествия по экзотическим странам и создавал «банк всех семян», недоедали, а то и голодали — не в последнюю очередь из-за низкого уровня развития сельского хозяйства в России.[10]

Н.В. ОВЧИННИКОВ

ИЗ ПИСЬМА А. РЕВЕНКОВОЙ[11] Л.И. БРЕЖНЕВУ

«…Может быть, уместно еще и о том, что «друзья» Н.И. Вавилова много говорят, что его погубил Лысенко Т.Д. и больше всего кричат именно те, кто немилосердно и иезуитски его топил. В течение 10 месяцев (с 10.VIII-40 г. по конец мая 1941 года) я находилась под следствием по так называемому «делу Вавилова». За это время мой следователь знакомил меня с большим количеством гнусных доносов на Вавилова, иногда касающихся и меня лично. И никогда мне не давали читать показания Лысенко Т.Д., и вообще о нем не упоминалось. А письма были Якушкина И.В. — по словам следователя, это главный консультант, писали Рунов Т.,[12] Лорх[13] и много других, но особенно изощрялся академик[14] Жуковский П.М., который после Вавилова возглавил ВИР и оказался бездарным руководителем и непревзойденным иезуитом.[15] Одновременно со мной находился под следствием акад. Кольцов Н.К., он мне тоже рассказывал о кляузах на Вавилова то же, что и я знала от своего следователя. Кстати сказать, обвинения в адрес Н.И. Вавилова не касались проблем генетики. Они относились к другой области»

29 ноября прошлого года, в день памяти Зои Космодемьянской, несколько коммунистов РКРП-РПК, ВКП(б) и сочувствующие пришли к памятнику Зои (школа № 25), с нами была и учительница этой школы по черчению и рисованию — Надежда Леонидовна. Каждый пришел с гвоздикой, а одна женщина — с букетом, возложили цветы (и почти каждый, кто покупал цветы, продавцам говорил, для кого цветы и кто она — Зоя). Читали стихи. Я прочитала акт и свое стихотворение. Проходящие останавливались (не все), слушали.

М.А. ШЕВНИНА, Ижевск

АКТ

Комиссии Грибцовского сельсовета Верейского района Московской области

О казни Зои Космодемьянской гитлеровцами в деревне Петрищево

(подлинник акта хранится в Центральном государственном архиве Октябрьской Революции СССР)

25 ноября 1942 года

Мы, нижеподписавшиеся члены комиссии в составе: председателя Грибцовского сельсовета Березина Михаила Ивановича, секретаря Струковой Клавдии Прохоровны, колхозников-очевидцев колхоза «8 марта» Кулика Василия Александровича и Ворониной Евдокии Петровны, составили настоящий акт о нижеследующем:

В период оккупации Верейского района немецкими солдатами в деревне Петрищево была повешена девушка, назвавшая себя Таней. После оказалось, что это была девушка-партизанка из Москвы Зоя Космодемьянская 1923 года рождения.

Немецкие солдаты поймали ее в то время, когда она выполняла боевое задание — поджигала конюшню, в которой находилось более 300 лошадей. Немецкий часовой обхватил ее сзади, и она не сумела выстрелить. Ее повели в дом Седовой Марии Ивановны, раздели и начали допрос. Но получить какие-либо сведения от нее не удалось. После допроса у Седовой разутую и раздетую ее повели в дом Ворониной, где находился штаб. Там продолжали допрашивать, но она на все вопросы отвечала: «Нет, не знаю». Не добившись ничего, офицер приказал, чтобы начали бить ее ремнями. Хозяйка, которую загнали на печь, насчитала около 200 ударов. Она не кричала и даже не произнесла ни одного слова. И после этой пытки снова отвечала: «Нет, не скажу, не знаю».

Ее вывели из дома Ворониной, она шла, ступая голыми ногами по снегу, привели в дом Кулика. Измученная и истерзанная, она находилась в кругу врагов. Немецкие солдаты всячески издевались над ней. Она попросила пить, немец поднес ей зажженную лампу и кто-то провел по ее спине пилой. Потом все солдаты ушли, остался один часовой. Руки ее были связаны назад, ноги обморожены. Часовой велел ей подняться и под винтовкой вывел на улицу. И опять она шла, ступая босыми ногами по снегу, и водил ее до тех пор, пока не замерз сам. Часовые менялись через 15 минут. И так продолжали водить ее по улице целую ночь.