– Посуда грязнее, чем была до мытья, – пояснил Эйдриан. Он жестом указал на кухонный стол, где стояла белая миска в жирных разводах.

– Может быть, что-то попало в мотор? – с надеждой предположила Мел.

– Вряд ли.

Она включила стиральную машину, вылила остатки сока из чашки Кэрри, вынула коробку для завтрака. Затем занялась рюкзаком Сары. Ее мысли крутились вокруг тех задач, которые она должна решить, прежде чем лечь спать. Затем она машинально поставила в микроволновую печь ужин для девочек – цыпленок с шампиньонами, – налила воду для макарон в кастрюлю и достала чистое полотенце, а прежнее с ловкостью заправского баскетболиста отправила в корзинку для грязного белья.

– Ты посмотришь за девочками, пока я переоденусь? – Мел была уже на полпути к двери.

– Угу, – рассеянно промычал Эйдриан в ответ.

Наверху Мел сняла строгий костюм, надела мягкие свободные брюки и легкий свитер. Быстрым движением вынула из ушей серьги – Кэрри любила вытаскивать их, и Мел потеряла одну прекрасную серебряную сережку на этой неделе. Через три минуты она уже была внизу, готовая продолжить приготовление ужина.

Девочки тем временем оккупировали отцовские колени, книги Эйдриана были отодвинуты в сторону. Дочери рассказывали ему о том, что было днем.

– Папа, я для тебя нарисовала картинку, – серьезно заявила Сара. Она была папиной дочкой и могла справиться со всеми детскими огорчениями, пока руки отца обнимали ее.

– Ах ты, умница, – отозвался Эйдриан и поцеловал ее светлую макушку. – Покажи мне. О, как здорово! Это я?

Сара гордо кивнула.

– Это Кэрри и бабушка Карен, а вот это я.

Помешивая макароны, Мел взглянула на картину. Как и все рисунки Сары, этот был нарисован розовыми, оранжевыми и фиолетовыми мелками. Здесь были изображены Эйдриан, мать Мел, Карен, и Сара – все большие и улыбающиеся. Кэрри же, которую Сара никогда не забывала с самого ее рождения, была размером поменьше, как гномик. Никаких признаков Мел на рисунке не наблюдалось.

– А где же мама? – поинтересовался Эйдриан.

Мел, которая много читала о детской психологии, постаралась бы не задавать подобный вопрос, однако она насторожилась в ожидании ответа.

– Мама на другой странице. На работе, – пояснила Сара, словно это само собой разумелось. Она показала другую картинку: на этот раз дом был побольше, и около него стояла ее мама с портфелем в руке. Портфель был почти такой же большой, как сама Мел, но она заметила, как точно Сара передала цвет ее волос – светло-каштановые со светлыми прядями и вьющиеся.

– О! – только и сказал Эйдриан.

Мел заметила, что он смотрит на нее с сочувствием, и ответила ему милым взглядом, который говорил, что с ней все супер. Однако только ей было известно значение этого слова.

– Но мама ведь только иногда на работе. А потом она дома и заботится о нас. Она у нас супермама, – настаивал Эйдриан. – По-моему, она должна быть в самом центре на твоей картинке, не правда ли?

Сара кивала и прижималась к груди отца, одним пальчиком проводя по огненно-желтым волосам бабушки Карен, которая присутствовала на семейной картинке, где не было мамы.

Мел почувствовала, как горький комок подкатил к горлу, на этот раз из-за матери.

В свои энергичные шестьдесят лет Карен Хоган была как помощницей Мел, так и источником огромного раздражения.

Карен готова была бросить все и примчаться, если девочки болели, поэтому Мел не приходилось брать дни по уходу за ребенком, но зато потом Карен рассказывала ей, как рыдали (или не рыдали) девочки по своей маме.

Нет, это вовсе не означало, что Карен возражала против решения дочери работать. Она не возражала. Но весь ее вид говорил, что без нее все пошло бы прахом. И в голове Мел зрела мысль, что поддержка должна быть другой. Если что и вправду поддерживало ее, так это чувство ответственности за Кэрри и Сару, а вовсе не их бабушка. Взять хотя бы ангину двухлетней Кэрри месяц назад. Мел срочно повезла ее в детскую неотложку показать ларингологу, но когда состояние девочки к понедельнику не улучшилось, бабушка Карен отвела Кэрри к терапевту.

– Доктор говорит, что нужно удалить гланды, – заявила мать по телефону в то утро, когда Мел вынуждена была оставить дочку и пойти на конференцию, которую не могла пропустить. – Он говорит, что хотел бы поговорить с тобой, когда у тебя найдется время.

Мел зло передразнила ее: «Когда у тебя найдется время». А кто сидел с Кэрри всю ночь в пятницу? Кто возил ее в неотложку в уик-энд? Кто сидел в страхе, напевая песенку «Боб-строитель» в течение тех двух часов, пока ее осматривал доктор?

– Да как он смеет?! – выпалила она. – Готова поспорить, что он представления не имеет, что значит уходить на работу каждый день, видимо, у него дома жена, которая делает для него все.

– Мел, дорогая, он ничего такого не имел в виду, – оправдывалась Карен. – Ты прекрасная мать, мы все это знаем.

«Знаете? – подумала Мел. – И кто это – «мы»?»

– Он просто считает, что вам с ним нужно обсудить, не удалить ли гланды Кэрри, пока она маленькая. Сейчас как раз самое подходящее время. Вот увидишь, ты и забудешь об этом. Чем старше ребенок, тем труднее…

Ее мать знала абсолютно все. «Откуда только берется материнская мудрость?» – удивилась Мел. И когда же она придет к ней?

– Какая красивая картинка, Сара, – сказала Мел. – Хочешь, мы прикрепим ее к холодильнику?

Сара счастливо кивнула, и Эйдриан улыбнулся жене.

«Еще один напряженный момент миновал», – подумала Мел. Все считают, что ей ничего не стоит обходить острые углы. Что бы они сказали, если бы узнали, что порой она еле сдерживается, чтобы справиться со всем этим?

Купание заняло весь вечер. Кэрри обожала купаться и всегда играла с пластиковой уткой, ведя ее по краю ванны и не сводя с нее глаз, будто впервые видит ее. Она обильно поливала утку водой, так что вода переливалась через край на пол, но зато крылья утки начинали работать.

– Мама! – кричала она, захлебываясь от удовольствия, а крылья махали все быстрее и быстрее. – Мама!

Мел тоже смеялась, чувствуя, как напряжение дня постепенно оставляет ее. Какие они очаровательные, когда маленькие, – всегда взволнованные, всегда готовые радоваться… По контрасту с Кэрри Сара была задумчива и тиха, она сидела посреди лавандовой пены, словно забытое дитя. Ее большие голубые глаза затуманились печалью.

– Мы пойдем завтра в зоопарк, мама? – спросила Сара, в то время как Кэрри возбужденно шлепала ладошками по воде. Сердце Мел сжалось. Бедняжка Сара. – Я хочу, чтобы ты пошла. – Сара нацелилась одной из плавающих рыбок на утку Кэрри и бросила ее. Рыбка не попала в утку, но угодила в ногу Кэрри, и та вскрикнула от неожиданности и боли. Ее нижняя губа предательски задрожала.

– А давайте все вместе поедем на ферму на уик-энд? – вкрадчивым тоном предложила Мел. Ферма с козами, овцами и парой шотландских пони, которых можно гладить и кормить, находилась в нескольких милях от Маунт-Карриджа, и обе девочки любили бывать там. Не стоит говорить, что ферма не входила в планы Мел на выходные, но они смогли бы сделать это, если бы ей удалось в пятницу закупить провизию на следующую неделю, а не оставлять это на субботу.

– Не хочу на ферму! – Сара упрямо качала головой. – Хочу с мамой в зоопарк. – Она начала канючить, как большинство детей, когда устают и хотят спать.

Мел понимала, что все объяснения в данный момент бесполезны, но не могла удержаться. Ее энергия истощилась.

– Сара, я не могу пойти с тобой в зоопарк. Пойдет Дон. Ты ведь любишь Дон?

На какую-то долю секунды глаза матери и дочери встретились – голубые глаза с фиолетовым ободком вокруг зрачка, что придавало им удивительную глубину. В этот момент Мел показалось, что дочь выглядит старше и способна не только разглядеть усталость и вину в глазах матери, но и понять, что мама решилась бы на все, чтобы оказаться в двух местах одновременно, лишь бы сделать ее, Сару, счастливой.

Потом это выражение исчезло, а на его месте появилась детская обида – мама снова выбрала работу, а не ее. Почему Эйдриан сказал детям, что она супер мама? Никакая она не супер, а если и супер, то лишь в том смысле, о котором знает только она.