– Ты не понимаешь, мама, – сказала Клео. – А папа понимает, но не хочет говорить об этом. Для меня это больше чем просто отель. Это моя жизнь.

– Не стоит так драматизировать, – вмешалась Сондра. – Ты выбрала эту профессию только потому, что знала – после окончания колледжа тебя ждет здесь тепленькое местечко. Если бы ты действительно хотела работать, то не стала бы отказываться от места в Донеголе. Но ты предпочла остаться здесь. Прохлаждаться, ничего не делая. И быть дочкой хозяина. Не воображай, будто я не знаю, что ты собой представляешь. Мне известно, как ты разговариваешь с Тамарой и Тони. Вздумала командовать нами, потому что мы, видите ли, не закончили колледж! – Вся грошовая зависть Сондры выплыла наружу.

– Я отказалась от предложения в Донеголе, чтобы все здесь изменить к лучшему, – сказала Клео, не собираясь отвечать на выпад Сондры. – Я хотела многое поменять. Неужели ты вправду не верил, что я способна на это, отец? – Она посмотрела на отца, и вся ее злость ушла, осталось лишь сожаление. – Мне так тяжело смотреть на тебя, любить тебя и понимать, что ты сделал все неправильно.

Гарри ответил ей грустным взглядом.

– Я люблю тебя, – продолжала она, обращаясь только к нему. – Я уважаю тебя и хотела, чтобы и ты уважал меня, но, увы… Если бы ты уважал меня, ты ввел бы меня в курс дела, но ты не сделал этого. В своей семье я все еще считаюсь ребенком.

– И ведешь себя именно так, – парировал Джейсон.

– Если только потому, что говорю правду, тогда да, я ребенок, – сказала Клео.

– Послушай, Клео, если тебе все так здесь не нравится, почему бы тебе не уехать отсюда? – предложил Барни.

Клео даже не повернулась к нему, она смотрела на родителей.

– Вы тоже этого хотите? – тихо спросила она.

Ее отец не сказал ничего, только недовольно поморщился, как всегда во время семейных скандалов.

– Мы хотим, чтобы ты взяла себя в руки, – сказал Барни, явно ободренный молчанием отца.

Клео подумала, что ее жизнь как горошина, которая лежит на ладони, – качнуть чуть-чуть в одну сторону, и она покатится вниз… Она понимала желание родителей уехать. Они много работали, и было бы только правильно, если бы теперь управление отелем перешло к их детям.

Но в то же время Клео не могла не видеть, как виноваты Барни и Джейсон, что все получилось именно так. Если бы они поддержали Клео и помогли ей, вместе они могли бы спасти отель. Но ей приходилось признать, что ее братья настолько же ленивы, насколько и глупы, и стремятся к быстрым деньгам без тяжелой работы. Пришло время восстановить баланс. Ее мечта пошатнулась, но дело сделано, и им предстоит идти дальше. Клео, должно быть, унаследовала темперамент своей бабушки, но у нее было и что-то еще, помогавшее Эвелин Мейлин всегда одерживать победу: ей была свойственна огромная преданность семье, и она всегда поддерживала отца и мать. «Мне ненавистно то, что вы сделали, но я всегда буду поддерживать вас». Клео уже готова была произнести это вслух, когда Сондра опередила ее.

– Ты хочешь остаться, Клео, и получить причитающуюся тебе часть денег или будешь продолжать настаивать на своем и предпочтешь уехать? – требовательным тоном спросила она.

Вся семья Мейлинов посмотрела сначала на нее, потом на Клео, которая ждала, что кто-то скажет Сондре, чтобы она прикусила язык, что они не привыкли так делать дела и что Клео просто надо дать время прийти в себя после услышанного. Клео знала, что их преданность друг другу могла выразиться двояко.

«Мы как-нибудь переживем это». Так могла бы сказать ее мать, а потом попросить кого-то поставить чайник и отыскать рецепт приготовления бисквитов, который наверняка записан в какой-то тетрадке Джеки.

А отец мог бы обнять ее и сказать, что ему очень жаль, но как она смотрит на то, чтобы помочь ему с его «Би энд Би»? И что, по крайней мере, они продали «Уиллоу» местному предпринимателю, а не какому-то чужаку из группы отелей «Рот». Вот уж с этим Клео никогда бы не примирилась.

Да и братья ее могли бы признать, что не стоило доводить до ссоры, но все дело в ужасном темпераменте Мейлинов, и пусть она выпьет бокал шампанского и успокоится.

Однако никто не сказал ни слова.

И все же надежда оставалась. Чудовищное молчание ее родных не могло ни поддержать, ни утешить Клео, но вселяло надежду. И пусть никто не хотел поддерживать Клео. Но все они ждали, что скажет она.

– Конечно, я остаюсь при своих убеждениях, – твердо сказала Клео, решив, что ни за что не покажет, как ей больно сейчас. – Я никогда не думала, что вы способны совершить такое за моей спиной. Я считала себя частью этой семьи, но теперь вижу, что ошибалась. Поэтому единственное, что я могу сделать, – это уехать. – Она дрожала от переполнявших ее эмоций, хотя и пыталась изо всех сил спрятать их. – Сама мысль остаться здесь ненавистна мне, я не хочу видеть, как рушится наш дом. Я не могу видеть это. Одно скажу вам – вы совершили ужасную ошибку.

Когда через пять минут после этого скандала в комнате Триш раздался телефонный звонок, она была, мягко говоря, ошарашена услышанным. В ее семье все ссорились, как кошка с собакой, но семья Клео была другой. Ее родители, казалось, искренне дорожили семейным покоем и миром и делали все, чтобы предотвратить любую ссору. Если порой и возникали какие-то стычки, то лишь потому, что Сондра, Барни или Джейсон вели себя несдержанно, чем расстраивали Клео.

– Нет, – с горечью проговорила Клео, – дело не в них. Конечно, они подлили масла в огонь, но дело не в них. Даже своей лучшей подруге она не могла признаться, что человек, который предал ее, – это ее отец. Человек, которого она любила, уважала, идеализировала всю свою жизнь. Человек, который решился продать отель, продать ее отчий дом. Человек, который не вступился за дочь, видя, что ее обижают. Можно ли рассказать об этом даже самой близкой подруге?

– И ты не собираешься отказываться от того, что сказала? – спросила Триш, не в силах поверить услышанному. – Ты не вернешься?

– Нет, – покачала головой Клео.

– Ничего себе история… изгнание из родного дома! Подумать только… Правда, такое случалось в былые времена. Некая романтичная особа, которая стыдится своей семьи из-за бурного романа с красивым фермерским сынком, который обещан другой, а ей не ровня, – пошутила Триш, стараясь как-то снять напряжение.

– Никто не выгонял меня. Я сама решила уехать и собираюсь вызвать такси, чтобы как можно скорее убраться отсюда, – объяснила Клео. Это прозвучало как просьба о помощи.

– У нас в доме нет свободной комнаты, но ты можешь спать у меня на полу, – поторопилась предложить Триш.

– Спасибо, не стоит. Я не в состоянии выдержать сегодня еще один автобус. Не могла бы ты позвонить Эйлин и договориться, чтобы она приняла меня на несколько дней? – попросила Клео. Эйлин жила в маленькой квартирке в Каррикуэлле, предметом гордости агента по недвижимости была добавочная темная комнатка, которую он описывал как вторую спальню, но Эйлин так никогда и не использовала ее по назначению.

– Почему же, конечно, могу. Сегодня только среда, поэтому, как бы мне ни хотелось послать работу куда подальше, раньше пятницы не получится, но в пятницу вечером буду у вас, и мы обязательно завалимся куда-нибудь и оторвемся по полной, – пообещала Триш. – Это ничего не изменит, но будет классно.

– Как раз то, что мне сейчас нужно, – автоматически проговорила Клео.

– Брось, Клео. – Триш пыталась подбодрить ее. – Все пройдет. Они успокоятся, вот увидишь.

– Они – возможно, но я – нет, – прозвучал в ответ ровный голос Клео.

Шофер такси за годы работы в Каррикуэлле не раз забирал и подвозил пассажиров в «Уиллоу», но сегодня ему впервые пришлось таскать мешки с одеждой. Он знал девушку, которая заказала такси. Она была из семьи Мейлинов. На вид настоящая амазонка, она сама могла бы оттащить все семь мешков в машину, но у нее был такой расстроенный вид, что водителю захотелось ей помочь.

Наконец последний мешок был уложен в багажник.