Он внимательно смотрел ей в глаза, их синева только усиливалась от окружавших теней.

– Гнев? – Стив поколебался несколько мгновений. – Нет… Жалость к другим, но только не гнев, из-за того, что это случилось именно со мню. У меня нет права слишком дорого ценить себя.

Ее ладонь снова дрогнула в его руке.

– Это случилось, и мы оказались там… Вот и все. Тяжело направлять свой гнев на ничто. Думаю, что сейчас мое главное чувство – это счастье. Я счастлив от того, что жив, от того, что ты рядом. А ты чувствуешь гнев, Энни?

– Нет, только не за себя. Как и тебе, мне жалко других. И все же я, не могу простить того, что со мной сделали. Из-за моей семьи. Бенджи так нуждается во мне, и Том. И Мартин… Ему было едва ли не хуже, чем мне. – Энни взглянула на Стива. – Не представляю, что бы я чувствовала на его месте, как бы я такое пережила. Ждать, чтобы узнать, не погиб ли муж, а потом снова ждать, смогут ли ему спасти жизнь.

Взгляд ее синих глаз теперь стал ровным, спокойным.

– Думаю, что ты бы перенесла это с большим мужеством, окажись ты на месте Мартина, – спустя долгое время произнес Стив. – Я знаю – ты храбрая.

– Это ты мне помогал оставаться храброй.

Они посидели еще некоторое время, все также глядя друг другу в глаза.

– Ты думал о том, что мы можем умереть? – спросила Энни.

– Уже в самом конце я боялся, что спасатели опоздают.

– До самых последних минут я не помню. Помню только твой голос. Как ты говорил мне о своей бабушке и о том, как жил, когда был маленькими. Вы все смешались у меня: и ты, и Томас, и Бенджи. Я видела, как вы втроем убегаете от меня, и как я боялась, что больше не встречу вас вновь.

– Ну, вот же встретила, – мягко промолвил Стив.

– Да… встретила, – эхом отозвалась Энни.

Она протянула ему другую руку, и он сжал ее ладони своими. В душе у Энни нарастало чувство, что необходимо сделать какой-то очень важный выбор, но в то же время, что-то ей говорило, что возможности изменить что-либо у нее уже не осталось. Часы, проведенные со Стивом, там, среди руин супермаркета, перевернули ее жизнь, перепутали все нити, связывавшие Энни с прошлым и нарушили то, что ждало ее в будущем. Ее жизнь теперь никогда не станет прежней.

– Если бы не страх смерти, – заговорила вдруг Энни, – мы бы, наверное, не рассказали всего, что теперь знаем друг о друге.

– Ты жалеешь о том, что мне рассказала?

Она посмотрела на него. На мгновение лицо Стива показалось ей совершенно незнакомым, совсем, как тогда, когда она впервые увидела его в том универмаге. Если бы потом ничего не произошло, она бы спустилась по лестнице и тут же забыла, бы о случайной встрече. Но была обжигающая воздушная волна, звук громовых раскатов и боль, сжавшая ее в своих тисках. Стив и она спаслись. Облегчение наполнило Энни, и вновь она почувствовала светлый поток радости. Энни улыбнулась и увидела, как в глазах Стива зажглась ответная улыбка.

Конечно, он знает ее мысли. Он так же близок ей, как и вся ее семья. Ну, какой же он незнакомец!

– Нет, – ответила она. – Я ни о чем не жалею.

Ладони Стива погладили ее руки, согревая их. Внезапно Энни остро захотелось, чтобы он придвинулся к ней ближе и нежно обнял. Там, во мраке, он держал уже ее в своих объятиях и сейчас Энни желала вновь почувствовать прикосновение его рук. Она опустила глаза, стала пристально смотреть на голубые складки своего шерстяного халата. Казалось, Энни ясно ощущала каждую клетку своего тела, медленную пульсацию крови в венах. Она чувствовала, как ее кожа затягивает края ран. Все это рождало в ней чувство пьянящего головокружительного удовольствия, ее горящие искры через ее пальцы передались Стиву.

– Энни… – прошептал он.

Они смотрели друг на друга в тишине, не двигаясь, оглушенные неожиданной потребностью сблизиться еще больше.

– Мы снова в закрытом от всех мире, – испуганно подумала Энни. Больница отгородила их от других людей так же, как угловатые обломки разрушенных стен и перекрытий несколько недель назад.

– Значит, все будет хорошо?

Кожу стало покалывать… Лицо Стива… оно так близко! Она заглянула в его глаза и увидела как в их темно-серой глубине загорелись золотые огоньки.

Внезапно Энни показалось, что с нее спадают одежды; ее израненное тело стало опять гибким, влекущим, желанным… Кровь бросилась ей в лицо и тогда она склонила голову как можно ниже, чтобы скрыть охвативший жар. Стив вплотную придвинулся к ней, тоже опустил голову, и на считанное мгновение их головы соприкоснулись…

В это время на противоположном конце комнаты один из стариков поднялся со своего места. Из того угла доносился приглушенный истерический крик телекомментатора. Но вот щелкнула кнопка, смолкли голоса, и наступила тишина.

Стив резко поднял голову. Объединявшая их аура взаимного влечения нарушилась.

– Нет! Не надо! Подожди! – чуть не воскликнула Энни, но в то же мгновение волна облегчения окатила ее с головы до ног, остудив кожу.

– Ну что, Фрэнк, твоя лошадь выиграла? – окликнул одного из стариков Стив. Он сжал ладони Энни своими и сразу отпустил их, и она положила свои, такие одинокие теперь, руки на колени.

– Черта с два! – выругался Фрэнк. – Эта кляча бегала, словно одноногий страус.

Он пошаркал через весь холл в угол, где сидели Стив и Энни, и посмотрел на часы, висевшие на стене.

– Во… через пять минут начнутся приемные часы. Сейчас пойдет поток этих бездельников со всеми их разговорами, вопросами. Нигде нет покоя! От одних скачек голова кругом идет, мне кроме них и не надо ничего. – Старик повернулся к Энни: – Впрочем, еще никак не могу пропустить того, как Стив принимает своих визитеров. Эт-то зрелище, доложу я вам! Да вы сами посмотрите!

Фрэнк взмахнул рукой, как бы подводя итог своей речи, прежде чем удалиться в палату.

Энни и Стив рассмеялись. Смех тоже незаметно и прочно связывал их в одно целое. Она посмотрела на Стива.

– Кто сегодня к тебе придет?

– Викки…

– Гм-гм.

У них возникло своеобразное чувство взаимопонимания. Для того, чтобы понять друг друга им теперь хватало едва заметного жеста. Одной фразы или ироничной улыбки было достаточно, чтобы они рассмеялись. Мы стали похожи на заговорщиков, – усмехнулась про себя Энни. Со Стивом было легко смеяться, а от его теплой улыбки становилось уютнее.

– А кто сегодня тебя собирается навестить?

– Должна прийти мать Мартина с Томом и Бенджи.

Стив неуклюже потянулся за своими костылями. Энни могла двигаться значительно свободнее его, поэтому она стремительно нагнулась, подняла их и придержала, пока он пристраивал свои ладони на ручках и утверждался на своих новых металлических ногах.

– Спасибо, – он искоса посмотрел на нее. – Тебе это не кажется нелепым? Костыли, бандажи и все такое. Пара двух покалеченных тел…

– Это пройдет, – перебила Энни.

– Надеюсь, что скоро…

Энни сделала вид, что не заметила раздражения, прозвучавшего в его голосе. Ее слабость сейчас стала ей щитом, и со своей старой привычкой осторожностью Энни укрылась за нее, чтобы избежать возможной размолвки.

Они молча, неторопливо направились к противоположным дверям. Энни показалось, будто враждебный мир, лежащий за больничными стенами, протянул к ним свои длинные щупальца, чтобы оторвать их друг от друга. Этот образ поразил ее, и она, остановившись в дверях, спросила:

– Завтра увидимся?

– Конечно, – мрачно кивнул Стив, но в ту же секунду его лицо озарилось улыбкой. И от этой улыбки снова огнем заполыхала ее кожа, как будто они не улыбались друг другу, а держали друг друга в объятиях. Энни плотнее запахнула халат вокруг талии и толкнула дверь в свою палату.

Мать Мартина и два маленьких мальчика шли ей навстречу.

– Мамочка!

«Быть чьей-нибудь матерью…» – вспомнила Энни слова Стива в тот момент, когда он рассказывал, что его жена хотела ребенка. Просто «чьей-нибудь матерью». Вспомнив эту фразу, Энни рассердилась и тут же пожалела о своем раздражении. Что в этом проку? Он самонадеян и наделен всеми чисто мужскими недостатками и привычками. Уж она-то их изучила давным-давно, еще с тех пор, как вышла замуж за Мартина.