Неделю спустя, ранним утром, Стив сидел рядом со своей койкой в кресле. У него в больнице появилась привычка просыпаться очень рано. Вот и сегодня он проснулся, уже успел немного походить и теперь отдыхал в кресле, ожидая, пока сиделки поправят ему постель.

Уже несколько дней Стив вставал с кровати. Тогда, в первый раз, его с трудом сняли с койки, дали в руки костыли и, поддерживая под локти, помогли выпрямиться. Несколько дней сестры и физиотерапевт занимались с ним, заставляя каждый день ходить по комнате, немного больше, чем в предыдущий. А Фрэнк Митги и остальные соседи Стива по палате шутили и подбадривали его во время этих сражений с болезнью.

Молоденькая санитарочка, продолжая заниматься своим делом, посмотрела через плечо на него.

– Есть новости, Стив. Одна из моих подруг работает в реанимации. Когда мы ночью заканчивали дежурство, она мне сказала, что твою знакомую сегодня переводят сюда вниз, в общую палату. Там уже и постель ей готова.

Девушка кивнула в направление женской палаты, которая находилась напротив двери их отделения.

– Так что скоро вы сможете видеться.

– О! – воскликнула другая санитарка, – вот здорово, правда?

Стив взглянул на дверь. Итак, скоро, только свет, падавший из окон на половицы, будет отделять его от Энни. Пальцы непроизвольно сжались на металлических рукоятках костылей, прислоненных к креслу.

– Когда? спросил он. – Когда ее принесут? – Девушки многозначительно посмотрели друг на друга.

– Вероятно, – после обхода.

С приближением этого времени Стив почувствовал нарастающее волнение. Энни! Как хорошо, что она, наконец, выздоравливает, – это его радовало само по себе, но не менее важно для Стива было и то, что только рядом с Энни и с ее помощью он надеялся найти путь к душевной гармонии и внутреннему согласию с самим собой, таким, каким он теперь стал.

Он ждал ее, надеясь начать все сначала вместе с нею!

И еще его мучил страх. Что, если Энни посмотрит на него равнодушно – вежливым взглядом случайной знакомой?

Нет, этого не может быть! И словно заклиная судьбу, Стив крепко сжал руки и замер, глядя на дверь палаты. Перед его мысленным взором вновь, как в рождественскую ночь, возник образ смеющейся Энни.

Брендон и санитарка помогли Энни подняться с кровати. Ей подали один из ее домашних халатов, принесенных мужем, и она впервые за много дней увидела свои ноги. Ноги, казалось, принадлежали другой женщине, были незнакомыми – белые, с голубыми перетяжками и узлами вен, неузнаваемо тонкими. Брендон принес еще ее синее шерстяное платье и помог ей одеться. Энни долго не могла попасть в левый рукав. Ее правая рука все еще находилась на перевязи, так что Брендон накинул халат поверх нее, подвязал вокруг талии пояс. Кресло на колесиках уже стояло возле кровати. Санитары опустили Энни в кресло и надели ей на ноги тапочки.

– Ну вот… – Брендон улыбнулся ей.

– Вот ты и стала, наконец, человеком, – мысленно дополнила его реплику Энни.

За неделю, которая прошла с того дня, когда она услышала Рождественский хорал, самочувствие ее значительно улучшилось, выздоровление пошло гораздо быстрее. Тело обрело свой границы под ее собственной кожей, больше не разбегаясь по трубкам этих непонятных аппаратов. Энни вновь стала сама собой, оделась в собственную одежду, цвет и материю которой она сама для себя выбирала. За эту неделю она поправилась на столько, что теперь ее можно было перевести из этой тихой, наполненной легким жужжанием комнаты с ярким светом и неподвижными телами больных.

Брендон взялся за ручки кресла и покатил его вперед.

Внезапно Энни испугалась. Она привыкла к этой палате, привязалась к ней, стала ее частью. Санитары, доктора и их машины делали все за нее, а теперь ей возвращали право самой отвечать за себя – право, от которого она уже отвыкла. Двери палаты приближались и Энни было страшно от неизвестности, ожидающей там, за ними. Рука Энни вцепилась в полы халата, и сразу женщина почувствовала, какой слабой стала она за время, проведенное в этих стенах.

К двери, чтобы проводить Энни, подошли сиделки в своих белых халатах, и даже старшая сестра ненадолго покинула свой наблюдательный пункт в центре комнаты.

– Всего хорошего, удачи тебе! – говорили они Энни, сидящей в каталке. – Будь умницей в палате, внизу, а то ведь мы за тобой там не уследим.

– Почему она не будет умницей, чего болтать зря, – недовольно побурчал Брендон.

Двери отворились. Энни глубоко вздохнула. Она так долго ждала этой возможности дышать самостоятельно, что сейчас казалось немыслимым остановиться и хоть на секунду задержать дыхание.

– Сегодня днем, – пришла ей в голову мысль, – я увижу Томаса и Бенджи. – Энни повернула голову и с благодарностью улыбнулась тем, кто заботился о ней все эти нелегкие дни. – Большое спасибо, – сказала она.

Все махали ей вслед и, наконец, за каталкой закрылись двери, Энни увидела перед собой длинный больничный коридор. За ее спиной Брендон насвистывал какой-то веселый мотивчик. Она увидела тонкую, кремового цвета полосу там, где стена плавно переходила в темно-вишневый пол. Они проехали мимо дежурного, и она заметила на его одежде мелкие пятнышки. На их пути встретилась группа студентов. В своей розовой форме они выглядели словно фигуры абстрактной живописи. Казалось, что воздух сегодня был прозрачнее чем всегда, и туманная тонкая дымка окутывала все вокруг, сглаживая острые контуры и усиливая краски, сверкавшие вокруг нее.

Стоял серый пасмурный день, но Энни казалось, что этот узенький коридор был освещен ослепительным солнечным светом. Целая симфония разных звуков разливалась вокруг. Энни различала шаги людей, голоса, шум улицы и даже автомобильные сигналы.

Она совершенно четко слышала каждую резкую ноту той мелодии, которую насвистывал Брендон. У дверей лифта она зачарованно смотрела на огоньки, горевшие на кнопках светового табло. С легким шипением открылись двери, внутри зеленой кабины стоял такой пыльный, металлический запах, что Энни даже оглянулась, чтобы посмотреть, как будет реагировать на него Брендон.

– Ну как, милочка? Все о'кей? – улыбнулся он ей, а потом нажал на кнопку, и лифт пошел вниз.

Когда они спускались, восторг сжал горло Энни. Ее счастье было таким огромным, что она боялась потерять сознание. Но вот очень скоро лифт остановился, и двери вновь открылись. Энни заморгала под лучами света, который падал на нее. Наконец, они двинулись по другому гулкому коридору, в конце которого Энни увидела палату, где ей предстояло провести следующие несколько недель. Кресло катилось так быстро, что казалось, будто Брендон бежит. Спустя несколько мгновений Энни въехала внутрь палаты.

Здесь она взволнованно перевела дыхание и с удивлением огляделась вокруг. Она оказалась в джунглях среди цветов и разноцветных занавесок. Целые водопады разных красок, светлых и темных заливали ярко-красный пол комнаты. Было такое ощущение, словно до этого момента существовал темный цвет и все остальные исчезли. И вот она внезапно вернулась и мир опять засверкал всем многоцветьем красок.

– Боже, как прекрасно! – прошептала Энни. Брендон рассмеялся.

По-разному называли вторую палату, но прекрасной – ни разу!

Кровать для Энни уже была приготовлена. Белые простыни сияли, как горные вершин, сверкающие под лучами солнца.

Брендон заговорил с сиделкой, Энни улавливала их интонации, впечатления этого дня так сильно переполняли ее, что она не могла различить ни слова из их разговора. В окно, возле которого стояла кровать, была видна вереница красно-кирпичных стен, множество окон, водосточные трубы и голубей, сидящих на них. Она видела эту картину с потрясающей отчетливостью. На тумбочке у кровати стояло в горшке какое-то растение с зеленовато-желтыми цветами и красноватыми листьями.

Энни всегда терпеть не могла назойливо-красные цветы. Теперь же ей показалось, что ничего более прекрасного она не видела за всю свою жизнь. Ей захотелось прикоснуться к сочной прохладе листьев.