– Надеюсь, ты все сделала, как я приказал?

Молодой женский голос ответил:

– Да, милорд. Комнаты для вас приготовлены на втором этаже. Вам помочь нести ее?

– Не надо. Лучше покажи дорогу. А свою племянницу я сам отнесу.

Кэтрин не стала открывать глаза. По шуму голосов и запахам она догадалась, что это гостиница. Эдвард внес Кэтрин в комнату и уложил на кровать, продолжая одновременно разговаривать со своей служанкой:

– Моя племянница совсем разболелась. Не разговаривай с ней, просто ухаживай и ничему не удивляйся, даже если она поведет себя странным образом. Доктор сказал, что у нее могут быть видения и галлюцинации. Не стоит везти ее домой в таком состоянии, ведь ее отец очень болен.

– Я сделаю все, что в моих силах. Как вы приказали, я захватила из Карлайл-Хаус ее вещи.

– Отлично. Присмотри за Викторией, пока я завтракаю. Отдохнем здесь немного и отправимся дальше. Я вернусь через полчаса.

Кэтрин услышала, как негромко хлопнула дверь, и сразу же открыла глаза. Она увидела перед собой лицо Терезы, горничной из Карлайл-Хаус. Кэтрин хотела заговорить с ней, но подступившие слезы помешали ей сделать это.

Тереза заговорила сама, проворно переодевая Кэтрин:

– Бедняжка, Эдвард так беспокоится о вас. Но вы не волнуйтесь, мы не оставим вас одну, миледи.

Горничная сняла с Кэтрин платье и помогла ей сесть на кровати. Кэтрин чувствовала, как понемногу начинают возвращаться к ней силы. И все же она была еще очень слаба и потому, позволив Терезе надеть на себя ночную рубашку, снова откинулась на подушки.

– Пожалуйста… помоги… мне… – с трудом выдохнула Кэтрин.

– Конечно, миледи, – откликнулась Тереза. – Я сделаю все, что вы прикажете.

В эту минуту открылась дверь и послышался сердитый голос Эдварда:

– Я же запретил тебе разговаривать с ней, Тереза! Почему ты нарушила мой приказ? – Он влепил горничной крепкую пощечину. – А теперь убирайся и принеси наш завтрак.

Тереза всхлипнула и выбежала за дверь.

Эдвард подошел к кровати, взглянул на Кэтрин и улыбнулся.

– Дорогая моя, я читаю в твоих глазах сострадание. Не беспокойся о Терезе понапрасну. За свое непослушание она заслуживает гораздо большего наказания. Я терпеть не могу, когда мои приказы не выполняются быстро, точно и с радостью. – Он склонился над Кэтрин и погладил ее по щеке. – Ты очень нужна мне, дорогая, и никто теперь не встанет между нами – никто и никогда.

В руках Эдварда появился гребень, которым тот стал расчесывать волосы Кэтрин, приговаривая при этом:

– Они похожи на шелк, золотистый шелк. Я думаю, что прежде всего в Евангелине мне полюбились ее волосы. Они были у нее точно такими же. Когда-нибудь я все расскажу тебе, моя дорогая, все-все.

Кэтрин внимательно прислушивалась к бормотанию Эдварда, надеясь выхватить из потока его слов что-нибудь полезное для себя. Может быть, ей удастся выяснить его дальнейшие планы.

– Я с самого начала знал, что ты не Виктория, – продолжал Эдвард. – Хотя ты очень похожа на нее, но у Виктории никогда не было такого огненного темперамента, как у тебя, моя Золотая Кошечка. Мой брат настроил Викторию против меня, и они были заодно. Задумали лишить меня того, что должно принадлежать мне по праву.

Эдвард отложил гребень, приподнял Кэтрин, просунув руку за подушку, и сказал, гладя свою пленницу свободной рукой:

– Ты станешь для меня спасением. В прошлом я наделал немало ошибок, за которые мне пришлось расплачиваться своим одиночеством. Но я не допущу этого впредь.

И он поцеловал Кэтрин в лоб.

Вернулась Тереза и принесла поднос с завтраком. Эдвард приказал ей поставить поднос на стол и уйти. Затем сам налил чашку чая, добавил меда в горячую овсянку. Присел на край кровати и подвязал Кэтрин чистую салфетку.

– Я знаю, что ты еще очень слаба, – сказал он, поднося ко рту Кэтрин полную ложку, – но надеюсь, что ты поправишься к концу нашего путешествия. Это позволит нам передвигаться быстрее и поможет мне перехитрить Грейсона. Тебе не нужно ничего бояться. Я освободил тебя от необходимости участвовать в его фарсе. Теперь ты только моя, Золотая Кошечка.

Пока Эдвард кормил ее овсянкой, Кэтрин прислушивалась и присматривалась. Она заметила сумасшедший блеск в его глазах и задумалась. Она привыкла к честному, открытому бою, но понятия не имела, как вести себя с душевнобольным человеком.

Эдвард поднес к ее губам чашку с чаем, и Кэтрин яростно покачала головой. Он все понял, отхлебнул из чашки сам и сказал с улыбкой:

– Видишь, радость моя? Это просто чай, хороший чай.

Кэтрин вдруг почувствовала себя уставшей. Она молча откинулась на подушку и снова провалилась в сон.

Они ехали еще довольно долго, каждый день меняя гостиницы, отсыпаясь днем и передвигаясь ночью.

Эдвард не отходил от Кэтрин ни на шаг, почти никогда не оставляя ее один на один с Терезой. Он не уходил из комнаты даже тогда, когда Кэтрин нужно было переодеться. Тереза больше не заговаривала с Кэтрин и старалась даже не смотреть на нее.

«Когда же Эдвард спит?» – удивлялась Кэтрин. Когда бы она ни проснулась, она первым делом видела склонившееся над нею лицо своего тюремщика. Эдвард постоянно наблюдал за Кэтрин, а она, в свою очередь, все чаще прикидывалась спящей, чтобы он не догадался, что на нее не действуют больше наркотики, которые он ежедневно подмешивал ей в пищу.

Кэтрин всегда отличалась невосприимчивостью к распространенным наркотикам, таким, например, как алкоголь. Она могла в случае необходимости выпить огромное количество виски или эля, оставаясь при этом совершенно трезвой, в то время как ее собутыльники один за другим оказывались под столом. К счастью, оказалось, что подобная невосприимчивость распространялась у нее и на лауданум.

Они с Эдвардом и Терезой провели в пути целую неделю и наконец прибыли к месту назначения. Красивый белый дом стоял в окружении пышных кустарников и ярких цветочных клумб. Климат здесь казался заметно мягче и влажнее, чем в Четэме.

Кэтрин еще не знала, где они теперь, но, выйдя из кареты, она успела уловить знакомый горьковатый запах водорослей и поняла, что находится неподалеку от моря. Ей стало вдруг спокойнее от того, что где-то рядом, быть может, совсем близко – ее родная стихия.

Эдвард с великими предосторожностями отнес Кэтрин в спальню, расположенную в дальнем крыле дома, и не отпускал до тех пор, пока Тереза не зажгла все свечи, стоявшие в медных канделябрах. Затем он послал служанку за дровами для камина и лишь после этого уложил Кэтрин на большую высокую кровать.

– Это была комната моей матери, – пояснил Эдвард. – Много счастливых часов я провел здесь, когда был еще мальчишкой. Мама часто садилась вот в это кресло-качалку, а я забирался ей на колени, и она рассказывала мне разные занимательные истории.

Кэтрин незаметно оглядывала помещение. Комната оказалась просторной и светлой, уставленной деревянной, полированной под орех мебелью. Покрывало на постели было тонким, кружевным, и такая же кружевная накидка белела на обитом зеленым бархатом кресле-качалке, стоявшем перед не разожженным пока камином.

Неожиданно Кэтрин подумалось о том, что в доме царит удивительная чистота.

– Когда я решил привезти тебя сюда, то приказал приготовить дом к нашему приезду, – сказал Эдвард, словно прочитав мысли Кэтрин. – Все вымыто и вычищено, кладовые ломятся от запасов, дрова заготовлены, и даже вода в кухонном котле уже успела закипеть. Надеюсь, тебе понравится твой новый дом, дорогая.

Он поцеловал Кэтрин в щеку и вышел за дверь.

«Мой новый дом? – с тревогой подумала Кэтрин. – Нет, вряд ли мне здесь придется по вкусу. Единственное, что нужно сделать не откладывая, так это уточнить, где же я нахожусь».

Спустя минуту в комнате появилась Тереза и стала разводить огонь в камине. Потом, так и не сказав ни единого слова, она распаковала вещи Кэтрин и помогла ей переодеться на ночь. Тереза как раз заканчивала завязывать ленты ночной рубашки Кэтрин, когда в дверях показался Эдвард. Он поставил на стол принесенный с кухни поднос и немедленно отослал служанку прочь.