– Ах, Эдвард, Эдвард, – чуть слышно прошептала Элла побелевшими от ужаса губами. – Как далеко завела тебя твоя зависть. Как же ты мог замыслить такое после всего, что сделал для тебя твой брат?

Элла осторожно приоткрыла дверь и выглянула в кухню.

«Господи, что же делать? – подумала она. – Эти двое уже подходят к лестнице. Мне теперь не опередить их и не поднять тревоги».

Почувствовав, что ее тянут за волосы, Элла опустила взгляд и увидела, что Кэтрин молча смотрит на нее своими внимательными глазенками.

– Боже милостивый! – воскликнула Элла. – Я унесу тебя из дома, Кэтрин, только молчи. Тсс! Старая Элла спасет тебя, вот увидишь.

Она осторожно вышла из кладовой, тут же почувствовала запах гари и снова услышала приближающиеся голоса Дики и Биллетса. Не теряя ни секунды, Элла завернула в одеяло Кэтрин, схватила свою шерстяную накидку, набросила ее на плечи и выскочила через заднюю дверь в ночную тьму.

Отбежав подальше и оглянувшись, она увидела яркое пламя, бушующее в окнах нижнего этажа. Со звоном лопнуло оконное стекло, и огромный столб огня выплеснулся наружу, освещая все вокруг зловещим алым светом, в котором Элла сумела рассмотреть убегавших от дома Дики и Биллетса. Она прикрыла девочку краем накидки, и ноги сами понесли ее в сторону моря.

С неба хлынули ледяные струи дождя, застучали горошины града. Тонкие туфли Эллы немедленно промокли, но она продолжала свой отчаянный бег, прижимая к груди крохотное детское тельце, и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на краю бухты, окруженной скалами.

Ливень утих. Из-за туч показалась полная луна. Впереди Элла увидела горящие факелы и, не задумываясь, бросилась туда.

Капитан Шон О'Бэньон был контрабандистом. Он подошел в эту ночь к побережью Ирландии для того, чтобы переправить на сушу свой груз. Наверное, был промысел божий в том, что он, несмотря на темень, сумел разглядеть в ночи фигуру бегущей женщины. Шон кликнул своего первого помощника, Пэдрика, и вместе с ним поспешил навстречу. Они подбежали как раз в ту минуту, когда пожилая женщина обессилела и упала на землю. Шон наклонился, желая помочь ей подняться.

– Все в порядке, матушка, не беспокойтесь, – сказал он. – Мы отнесем вас к себе, и вы сможете отогреться.

– Для меня все кончено, – с трудом промолвила старая Элла, медленно покачав головой. – Возьмите девочку… Всю ее семью убили… Ее тоже хотели убить, но… Я сумела обмануть их… Расскажите ей потом, что это я спасла ее от смерти.

Элла говорила так тихо, что Шону пришлось наклониться, чуть ли не приложив ухо прямо к ее губам.

– О ком вы говорите, матушка? – спросил он. – И кому, кроме вас, еще нужна наша помощь?

Прежде чем старая женщина успела ответить, он сам заметил детскую головку с золотистыми волосами, торчавшую из складок промокшей одежды.

Крошка посмотрела на него и улыбнулась, потянувшись ручонками к заросшим щекам Шона. Он не успел и глазом моргнуть, как тонкие сильные пальчики впились в его рыжую бороду.

– Эй, эй, мне больно, – сказал капитан, осторожно освобождаясь от ее руки. Девочка не испугалась, не закричала, она лишь весело рассмеялась, и Шон не мог не улыбнуться в ответ.

– Ее зовут Кэтрин, – прошептала Элла, умоляюще глядя в лицо капитану. – Прошу вас, не обижайте ее.

– Но чья она, эта крошка? – спросил Шон. – И остались ли у нее родственники, которым можно было бы ее передать?

– Никого, – покачала головой няня. – Она теперь совершенно одна. Обещайте, что будете заботиться о ней и отдадите ее в хорошие добрые руки.

– Клянусь, – заверил старую женщину капитан. – Не беспокойтесь за нее, почтенная леди. Шон О'Бэньон по прозвищу Ирландский Ястреб умеет держать свое слово.

– Не обмани меня, О'Бэньон, иначе я вернусь с того света и задушу тебя своими руками. – Элла нежно прикоснулась к щеке девочки дрожащими пальцами и поморщилась от боли, разрывавшей ее старое, уставшее жить сердце. – Будь счастлива, Кэтрин, и помни, что старая Элла никогда не оставит тебя.

С этими словами она закрыла глаза и тихо умерла.

Шон медленно поднялся, держа ребенка в больших заскорузлых ладонях. Он укутал девочку своим плащом, приказал Пэдрику позвать матросов, чтобы похоронить старую Эллу, а затем повернулся и медленно зашагал к своему судну, стоявшему на якоре возле самой кромки прибоя.

Кэтрин положила головку на плечо капитана и снова принялась играть его бакенбардами. Шон увидел в лунном свете доверчивую улыбку девочки и понял, что отныне он уже никогда не расстанется с этим очаровательным созданием.

– Ну что же, милая леди, – сказал Шон. – Как видно, сама судьба свела нас с тобой навеки. Отныне ты будешь моей дочерью. Я познакомлю тебя с моей женой, Эрин. Она всегда говорила мне, что хотела бы иметь много детей, так что лишней в нашей семье ты не станешь.

Пэдрик провожал своего капитана долгим взглядом, и ветер доносил до него слова Шона.

– …И с твоими новыми братиками, Колином и Родериком. Только не вздумай называть его этим именем, он все равно не отзовется. Хотя ему всего пять лет, он уже не желает, чтобы его называли иначе как Рори. Ох и упрямый малец, скажу я тебе! Сам не могу понять, и в кого только он таким уродился…

Карлайл-Хаус,

Лондон

10 декабря 1784 года

– Будь ты проклят! – выкрикнул Эдвард Демьен, подняв голову к портрету брата, висевшему над камином.

Душа Эдварда была окутана таким мраком, что, если бы ее можно было увидеть, она оказалась бы под стать его темным волосам и блестящим черным глазам. Впрочем, Эдварду было от чего прийти в отчаяние – вся его жизнь катилась в бездонную пропасть, и виноват в этом, конечно же, старший брат, Джеффри.

– Будь ты проклят, Джеффри, – повторил Эдвард, не сводя глаз с портрета. – Наш покойный отец, Малкольм, был, конечно, никудышным папашей, но тебе-то он, по крайней мере, хоть что-то оставил: свой титул и свою фамилию. А я? Я вообще рос в приюте, пока ты не вытащил меня оттуда двенадцать лет тому назад.

Эдвард провел дрожащими пальцами по своим спутанным волосам, нервно прошелся по кабинету и снова заговорил, обращаясь к воображаемому брату:

– Да, Джеффри, ты всегда был баловнем судьбы. Тебе досталось все – и титул, и деньги, и даже женщина, которую я люблю. Проклятье! Ведь Евангелина должна была стать моей женой, а не твоей, ты слышишь? Моей!

Евангелина была единственной дочерью сэра Томаса Уэстлейка, одного из деловых партнеров Джеффри. Два года тому назад сэр Томас умер, и тогда Джеффри решил стать опекуном его дочери – разумеется, оговорив это предварительно с Эдвардом. Так в их доме появилась Евангелина.

В то время Евангелине исполнилось девятнадцать лет, и она вступила в пору расцвета, когда бутон, заключенный в девушке, начинает раскрываться, являя удивленному взору юную, прелестную женщину ослепительной красоты и грации.

Впервые увидев Евангелину в доме брата, Эдвард влюбился в нее – безумно и безрассудно. Он стал пользоваться каждой отлучкой Джеффри из дома для того, чтобы оказаться рядом с Евангелиной. Эдвард водил ее в церковь, на прогулки, в магазины и чувствовал себя счастливым, как каждый влюбленный человек. Будущее начинало казаться ему все более и более прекрасным. Эдвард мечтал о том, что закончит последний семестр в Оксфорде, затем вернется, сделает Евангелине официальное предложение и…

– Ты обокрал меня, Джеффри! – гневно выкрикнул Эдвард, грозя портрету вытянутым пальцем. – Пока я заканчивал университет, ты увел у меня из-под носа девушку, о которой я мечтал всю жизнь! Когда я узнал об этом и примчался домой, чтобы просить Евангелину изменить свое решение и выйти замуж не за тебя, а за меня, было уже поздно. Она сказала, что любит тебя, а мне… Ты знаешь, что она предложила мне? Дружбу!

Эдвард истерично воскликнул, упал в кресло и сделал большой глоток из стоявшего на столе бокала с бренди. Он снова испытывал сейчас ту боль, которой отозвался в его душе отказ Евангелины. Тогда он смертельно обиделся на них обоих. На Джеффри – за то, что он украл у него невесту, а на Евангелину – за то, что та не оправдала его надежд. Ну конечно, что же удивительного в том, что Евангелина выбрала не его, а старшего брата! Ведь у того есть все – и деньги, и титул, а у него, у Эдварда, ровным счетом ничего.