Напротив Ярославля — холмы, подступающие к самой реке и заслоняющие даль. За холмами расстилается равнина: пашни, пересекаемые широкими полосами леса. Волга в этих местах очень широка. Маленькие островки, поросшие лесом, разбросаны по реке выше и ниже города.

Так как в те времена железной дороги в губернии еще не было, то немногие проселочные дороги были единственным средством коммуникации, обеспечивающим вывоз из губернии богатого урожая и продуктов.

Город ничем не выделялся среди других губернских городов, если бы не обсаженная деревьями набережная вдоль реки, гордость горожан и место их прогулки.

Дома, почти все одноэтажные, были деревянными, как и большая часть из сорока четырех церквей города. Исключение составляли только каменные больницы, на строительство которых не скупились. Для 24000 жителей города улицы, большей частью прямые, были слишком широки, и это придавало городу необжитой вид. Но в России пространства хватает и его не экономят.

Несоразмерно большой была и главная площадь Ярославля, которую здесь называли «большой площадью». Одну ее сторону занимал дворец губернатора, огромное казарменного вида и выкрашенное в белый цвет здание с зелеными ставнями, не отвечавшее ни одному архитектурному стилю. Два флигеля, выходившие на площадь, центральное здание и двор были окружены металлической решеткой. За дворцом — большой сад, простиравшийся до набережной Волги. Напротив губернаторского дома, по другую сторону площади, — кафедральный собор и дом архиепископа.

На площади располагалась и гимназия Демидова. В начале и в конце занятий толпы учеников, входивших и выходивших из гимназии, несколько оживляли эту мертвую площадь.

Пять часов вечера.

Из серых свинцовых облаков сыпется на землю мелкий упорный дождь. Под дождем и сильным южным ветром быстро тает снег. Бугорки снега среди талой грязной воды, как острова в океане, покрывают всю площадь. К счастью для пешеходов, площадь вымощена камнем. Отдельные большие камни выступают из моря грязи, и способный эквилибрист прыгает по ним, чтобы не обмочить колени в снежной жиже.

Одинокий извозчик стоит у дверей губернаторского дома в ожидании случайного пассажира и в надежде заработать несколько копеек. Кучер, выпив водки, дремлет во хмелю на козлах, и лошадь такая тощая, что на ее выпирающих костях можно развесить белье, печально свесив голову, размышляет о своей тяжкой доле. Вокруг — ни живой души.

В одном из флигелей открывается дверь, и тощий человечек появляется на верхней ступеньке лестницы. На нем — огромные тяжелые калоши, больше похожие на боты, чем на обычную обувь. Черные узкие панталоны, потертое пальто того же цвета и шляпа, видавшая лучшие времена, довершают костюм чиновника, который, как и другие его собратья, влачит жалкое существование в этом присутственном месте. Остановившись на мгновение, он с ужасом смотрит на затопленную водой и мокрым снегом широкую площадь. Но как человек, решившийся на все, энергичным движением поднимает воротник выше ушей, раскрывает зонт и начинает свой путь.

То, как он перескакивал с камня на камень, уверенность, с которой он определял, в какую лужу можно вступить, а в какую нет, из-за опасности набрать в калоши воду, говорило о большом опыте в преодолении этих препятствий. Когда он уже почти пересек площадь, на пути случилась неожиданная встреча. Его зонт столкнулся с зонтом господина, шедшего ему навстречу. Оба зонта одновременно приподнялись, и два пешехода с удивлением посмотрели друг другу в глаза.

Чиновник первым узнал стоящего перед ним господина. С большим почтением, не обращая внимания на сильный дождь, он снял шляпу.

— Редкая честь, господин Дьяков, — сказал он, отвешивая подобострастные поклоны, — которую вы оказываете Ярославлю своим посещением, а для меня особенная радость лицезреть вас.

— Я сразу не узнал вас, Семен Степанович, — отвечал Дьяков, — так как давно уже не бывал в городе. Знаете ли, управление хозяйством отнимает у меня все время. Впрочем, удачно, что я вас встретил. Хотелось бы узнать у вас, могу ли я сейчас поговорить с губернатором.

— Они, конечно, дома. Но я возьму на себя смелость дать вам совет. Если у вас дела к их превосходительству, то лучше к ним сегодня не ходить.

При этих торопливо сказанных словах Семен Степанович Чебышев понизил голос до шепота и боязливо огляделся по сторонам.

— Итак, чиновный люд от страха трясется. Что же испортило настроение нашему всемогущему губернатору? Уж не фельдъегерь ли из Петербурга или…

— Да нет, Илья Гаврилович, от этого Бог уберег… Как вы есть мой благодетель и покровитель, могу вам сказать. В эту ночь в губернаторском доме большая игра была, до восьми утра.

Семен Степанович снова пугливо огляделся.

— Превосходительство проиграли большую сумму, мне мой друг Василий, камердинер, сказал. Губернатор встали с постели час тому назад и уж очень в свирепом настроении.

— Так, так. Все старые дела, — сказал, ухмыляясь Илья Гаврилович. — Я вам за сообщение очень благодарен. Да, конечно, у меня дела, которые надо обсудить с его превосходительством. Лучше пойду к нему завтра… Я ведь в Ярославль на несколько дней.

Чиновник отвесил низкий поклон и издал вежливый смешок, будучи доволен своим сообщением.

— Но не скажете ли мне, Семен Степанович, — продолжал Дьяков, — куда это вы в этот час путь держите. Ведь вы еще должны сидеть за бумагами… Уж не любовное ли свидание?

Эта покровительственная шутка вызвала ухмылку на тощем лице Чебышева.

— Я приглашен на небольшое чаепитие у Федора Васильевича и…

— У Федора Васильевича Карцова? — с удивлением перебил его Дьяков.

— У него самого.

— Здесь и в самом деле многое изменилось с тех пор, как был я в Ярославле в последний раз… Скажите, дорогой Семен Степанович, с каких это пор Федор Васильевич устраивает чаепития? Раньше его средства не позволяли этого излишества.

— Федор Васильевич пользуется особой благосклонностью губернатора, — отвечал Чебышев, характерно подмигивая глазами. — Уж год как назначен директором канцелярии. Превосходительство и финансовые дела его поправили, так что живет он хорошо. И его прекрасная супруга Дарья Алексеевна завела отличный гардероб!

— Приятно слышать, — сказал Дьяков. — Карцов — тоже мой старый знакомый, и я сейчас с вами отправлюсь к нему. Он будет очень удивлен моим неожиданным визитом.

— Ваш визит, несомненно, будет ему очень приятен. Могу ли иметь честь показать вам дорогу, Илья Гаврилович?

— Сделайте одолжение, Чебышев, так как я подозреваю, что Карцов свою прежнюю маленькую квартиру сменил на лучшую. Впрочем, что же это мы стоим на площади? При такой ужасной погоде — занятие не из приятных.

Они свернули с площади на широкую улицу и пошли вдоль нее. Идти было недалеко, и вскоре они остановились перед двухэтажным домом. На фоне одноэтажных домов улицы дом выглядел импозантно.

— Не соизволите ли войти, Илья Гаврилович. Здесь и живет Федор Васильевич, в первом этаже, — сказал Чебышев, делая удаление на последнем слове и открыв дверь.

Дьяков оказался в темной прихожей, пахнувшей разнообразными и противоречивыми запахами. Ощупью отыскал узкую крутую лестницу, которая вела в квартиру директора канцелярии.

В ответ на звук колокольчика послышались быстрые шаги. Слуга-мальчишка открыл дверь. В конце коридора служанка, увидев посторонних у дверей гостиной, поспешно затолкала двух галдящих ребят в соседнюю комнату. Слуга (его звали Ванька) поспешил настежь открыть гостям дверь. В парадной комнате, освещенной двумя лампами, за чайным столом сидели хозяева и их гости.

При входе незнакомых оживленный разговор тут же смолк. Хозяин, видимо, не узнал гостя, так как медля и со смущением поднялся, и Дьяков сделал шаг ему навстречу.

— Не узнаете старого знакомого Дьякова, — сказал он, представляясь, и протянул Карцову руку.

— Извините, Илья Гаврилович. Забывчив стал на лица, — отвечал хозяин. — Не могу поверить в честь, которую вы мне оказали посещением моего скромного жилища.