— Ну, говори.
То, что она готова была выслушать его оправдания, было уже немалой уступкой, так как женщина в ярости никогда не позволит втянуть себя в дискуссию или спор.
— Ты вспомнила тот самый маскарадный бал, — начал Борис, — на котором мне впервые посчастливилось признаться тебе в любви и где мы обсуждали план, который нынче привел к печальным результатам…
— Почему ты называешь результат печальным, — перебила с горечью Любочка, — после того как ты любишь Веру, всегда ее любил и сейчас соединяешься с ней? Какой я была дурой, что помогла тебе в этом!
Не обращая внимания, он продолжал:
— На том балу ты спросила меня, какой интерес для меня и моего отца в том, чтобы помешать обручению Владимира Николаевича с Верой Петровной, на что я ответил: граф Островский, Николай Михайлович, хочет любой ценой помешать свадьбе своего сына, так как ищет для него более знатной невесты. Эту задачу он поручил моему отцу, а отец — мне. И хотя моя ненависть к Владимиру была в интересах этого дела, независимо от этого я обязан был выполнить поручение отца, которое полностью подчинило меня ему. Я был выбран в качестве инструмента для выполнения этой задачи. Я неоднократно заявлял отцу, что имею сердечную привязанность и хочу жениться. На это он говорил только, что я должен занять место Владимира. Еще он сказал, что если дело будет сделано, он окажет мне большое благодеяние. Я был спокоен, думая только о нашей свадьбе.
— И это все правда, Борис, что ты мне рассказываешь? — спросила Любочка сомневающимся тоном.
— Это истинная правда! — воскликнул торжественно Борис. — Но выслушай до конца. Прошли недели, наш план счастливо осуществился, и, благодаря твоей помощи, я смог несколько дней назад сообщить отцу, что его поручение выполнено: обручение Владимира и Веры расстроено окончательно. Тут я хотел спросить его о нас, но он прикрыл мне рот рукой и сказал: «Хорошо, мой мальчик, ты прекрасно поработал. Я тобою доволен. Тебе будет приятно узнать, что поработал ты на самого себя!..» Меня кольнуло подозрение, огонь пробежал по жилам. Я боялся понять его… Впрочем, я никогда его не пойму. «Почему, отец?» — спросил я, заикаясь. Меня и сейчас охватывает ужас, и я не в состоянии продолжать…
Он остановился. Казалось, воспоминание об этой сцене лишило его самообладания.
— Успокойся, мой дорогой, — сказала Любочка ласково, — и доскажи все до конца. Я хочу знать всю эту историю.
Борис торжествовал. Он продолжал:
— Спокойно, как будто говорит о пустяковом деле, отец сказал: «Ты — счастливец, так как сейчас займешь место Владимира! Это мое обещанное тебе благодеяние. Оно принесет тебе счастье в жизни. Твое обручение состоится не позже, чем через восемь дней». Он сказал это так, что возражать было невозможно. Представь мое положение, я чуть с ума не сошел! Но отчаяние придало мне силы и решительности. Я бросился отцу в ноги, говоря о любви к тебе, о том, что у нас с тобой отношения как у обрученных, что я умоляю его о милости, о милости для меня, для нас обоих! Все напрасно!
С большим напряжением выслушала Любочка этот рассказ. Слишком глубоко и мучительно любила она Бориса, чтобы совсем не поверить ему. Сейчас она уже не была так уверена в его вине.
— Итак, через несколько дней решится твоя судьба? — колеблясь, спросила Любочка. — И это не был заранее известный тебе план? Можешь поклясться, что ты говоришь правду?
— Клянусь тебе нашей любовью, всем, что мне свято и дорого, моим счастьем, что говорю чистую правду! — патетически воскликнул Борис.
— Не верить тебе сейчас, значит, допустить возможность клятвопреступления, а это ужасно, — и чувство облегчения коснулось ее угнетенного сердца. — Но почему ты не сопротивлялся отцу?
— Я пытался, но он был неумолим, — и Борис тихо добавил: — Я более чем в его власти. На днях я проиграл в клубе невероятную сумму. Если я не уплачу до конца недели, то я потерян, обесчещен, и мне остается только пустить себе пулю в лоб. И мой отец — единственный, кто меня может спасти!
— Нет, ты не умрешь, мой дорогой. Я была неправа, когда обвиняла тебя, я сейчас это вижу. Слава Богу… Прости меня… но я так несчастна! Что нам делать? Без тебя я не хочу и не могу жить.
Борис выиграл битву, Любочка снова была в его власти.
— Мое положение много хуже твоего, мое дитя, — сказал он с наигранной печалью в голосе, — так как я осужден на вечный союз без любви с Верой Петровной. И все это, — сказал он, будто про себя, — на всю жизнь.
Оба замолчали. Чуткое ухо Бориса улавливало Лю-бочкино короткое, тяжелое дыхание.
— И ты перестанешь любить меня, Борис? — спросила Любочка, в отчаянии заглянув ему в глаза.
— Никогда! Эта жертва выше моих сил, и никто не вправе этого от меня требовать, даже мой отец!
Словно солнечный луч упал на Любочкино лицо. Она охотно бы обняла любимого, если бы не святость места, где они находились.
Но это была мимолетная радость, и вскоре ее лицо омрачилось.
— Что нам теперь делать? — едва прошептали ее губы.
— Встретить неизбежное с терпением и выдержкой, — ответил Борис серьезно и со значением. — Мы скроем от мира нашу любовь, как драгоценное сокровище, как талисман нашего счастья. Это наша святыня, в которую не проникнет посторонний взгляд и которая придаст нам силы вынести наш ужасный жребий.
— Но будем ли мы видеться и смогу ли я говорить, как безгранично тебя я люблю? Я хочу от тебя слышать, что и ты меня любишь, как раньше. Иначе я жить не смогу.
При этих словах в глазах Любочки вспыхнул огонь, и Борис подумал, что при ее решительном характере она способна на крайнее.
— Конечно, мы будем видеться, — успокоил ее Борис. — И будем говорить о любви друг к другу. К сожалению, это единственное оставшееся нам утешение.
Казалось, он погрузился в тяжелое раздумье.
— Впрочем, нам не трудно так часто видеться, как мы хотим, так как Вера считает себя твоей подругой и доверяет тебе.
— Не говори мне о Вериной дружбе, Борис. Одна мысль о ней приводит меня в бешенство. Я никогда ее не любила. А сейчас я ее страшно ненавижу, так как она похитила моего любимого и обрекла меня на несчастье.
— Не надо слишком предаваться ненависти. Тебе нужно все твое самообладание. Я знаю, Любочка, что ты умная девушка с сильным характером. И ты понимаешь, что если Вера узнает о нашей любви, то наша разлука неминуема.
— Ты прав, Борис. Я буду осторожна, и ни одна живая душа не узнает, что происходит во мне.
— Вот это ты правильно сказала. Поддерживай в себе это настроение, и, возможно, когда-нибудь нам будет намного лучше, чем мы сейчас предполагаем. Жизнь преподносит удивительные сюрпризы. Но уже поздно, пора прощаться, — сказал Борис, оглядевшись. — Церковь опустела, на нас могут обратить внимание.
Любочка испуганно огляделась. Служба тем временем незаметно окончилась… Она примирилась с возлюбленным, чего ей, несмотря ни на что, так хотелось. Она молча попрощалась с Борисом, закуталась в пальто и поспешила домой, чтобы незаметно пробраться в свою комнату до того, как все встанут.
Оставшись один, Борис глубоко вздохнул и удовлетворенно посмотрел вслед удалявшейся Любочке. «На такую победу я и надеяться не мог, — подумал он. — Что делает любовь! Бедная девушка! Ты заслуживаешь лучшего. И зачем ты только связалась со мной?… Но я должен любой ценой, чего бы это ни стоило, достичь моей цели!.. Но кто знает…»
Он оборвал себя. Приятные мысли о будущем подняли его настроение. Бодрый, он зашагал по дороге к дому.
Глава восемнадцатая
Ярославль — столица одноименной губернии, резиденция губернатора и властей. В описываемое время там в составе гарнизона стоял кавалерийский полк.
Построенный на правом берегу Волги возле впадающей в нее речки Которосль, город находится в глубокой низине болотистой местности. В нескольких верстах от города высится цепь холмов, придающих окрестностям приятное разнообразие. Земля здесь плодородна и, благодаря обилию влаги, приносит прекрасные, богатые урожаи.