Кругом царила разруха.

Из темноты, предупредив о своем появлении уверенным постукиванием палки о камни, медленно выплыла фигура – крошечная, сгорбленная временем старуха в черном. Блестящие белоснежные волосы напоминали корону.

Сначала она подошла к спутнику Джудит и постучала палкой по его колену. Он посмотрел на нее сверху, не спешиваясь, и на его усталом лице появилось некое подобие улыбки, хотя Джудит не была в этом уверена: ведь за прошедшие недели он не улыбнулся ни разу.

– Малкольм Маклеод, – проговорила старуха. Голос ее скрипел, как железные петли двери, которую давно не открывали. – Ты совсем голову потерял: приезжаешь, когда уже почти темно. Мы могли принять тебя за слугу дьявола или за англичан, которые любят навещать нас.

– Софи, – проговорил Малкольм сурово, но не зло, – ты только взгляни за ворота на это блеющее отродье сатаны.

Несмотря на усталость и тревогу, Джудит усмехнулась.

Тут старуха заметила незнакомку. Она пристально вгляделась в нее, а потом вопросительно посмотрела на Малкольма.

Он не торопясь спешился, наклонился и быстро поцеловал ее в щеку.

– Успокойся, Софи, – произнес он, ласково обнимая маленькую сгорбленную женщину. – Ты по-прежнему моя единственная любовь.

– Малкольм, угомонись, – строго отозвалась Софи, но Джудит видела, что она осталась довольна тем, что Малкольм отнесся к ней так тепло. – Ну а ты кто? – спросила она, адресуя свой вопрос Джудит.

– Терпение, Софи, скоро все узнаешь.

Когда Джудит попыталась спешиться, Малкольм жестом велел ей оставаться в седле. Она подавила стон, готовый вырваться из груди. Если придется ехать дальше, она не выдержит – сил больше нет. Она и так уже почти срослась с лошадью. Путешествие верхом было, конечно, безопаснее, но несколько недель, проведенных в седле, еще долго будут сказываться на определенных частях тела, которые лучше не называть вслух.

Внезапно с шумом открылась бронзовая дверь, и по ступеням вниз спустился мужчина в белой рубашке. Он радостно обнял Малкольма, а потом отодвинул от себя, внимательно рассматривая, цел ли тот.

– Отличная работа, Малкольм! Я видел их сверху. Прекрасные овцы! – Он перехватил взгляд Малкольма и посмотрел в ту же сторону.

Сумерки почти сменились тьмой, и только по движению белой рубашки Джудит догадалась, что незнакомец повернулся к ней. Она вдруг смешалась. Малкольм быстро встал между ними. Одной рукой он схватил за рукав подошедшего, а другой зажал подол платья Джудит. К несчастью, она или слишком увлеклась разглядыванием белых зубов, сверкавших в темноте, или просто измучилась за длинную дорогу, чтобы встревожиться. Однако прозвучавшие в темноте слова Малкольма сразу заставили ее позабыть об усталости.

– Джудит, встречай лорда Тайнана, Алисдера Маклеода, твоего мужа. А ты, – торопливо добавил он, прежде чем кто-либо из двоих успел промолвить хоть слово, – Алисдер, встречай свою жену Джудит.

– Жену? – изумился Алисдер.

– Мужа? – Джудит сжала поводья с такой силой, что рукам стало больно.

– Ты слышала, Софи? – спокойно обратился Малкольм к старухе.

– Да, Малкольм, все слышала. – Ее тонкие губы сложились в улыбку. – Что ж, поздравляю. По шотландским законам теперь вы муж и жена.

– Все в порядке, дитя? – участливо спросила Софи.

Джудит кивнула, немало озадаченная. Как объяснить, что она не в состоянии поверить в происходящее, что все это ей кажется сном?

– Это просто шутка, да? Такое странное приветствие? Разве так женятся? – Лицо Джудит побелело. Софи испугалась, что девушка лишится чувств. Джудит так крепко сжала ладони перед собой, что костяшки пальцев побелели.

Софи передала Джудит свечу, стоявшую на подставке за двойными бронзовыми дверями. Слабый огонек едва освещал огромный зал, куда они вошли. Язычок пламени дрожал на сквозняке, отбрасывая причудливые тени на почерневшие стены.

Старуха повела Джудит в заднее помещение на первом этаже, жестом указала на стул, стоявший у камина, в котором ярким пламенем горели и потрескивали поленья, и, опершись всей тяжестью своего маленького тела на палку, принялась пристально рассматривать молодую женщину. Темные глаза Джудит ничего не выражали. Она сидела напрягшись, плотно прижав локти к бокам и сложив ладони на коленях.

Было ясно, что она испытывает ужас.

Софи деловито нагнулась и сунула в огонь длинную тонкую лучину, при помощи которой зажгла несколько свечей над камином. Похоже, она тянула время, прикидывая, как лучше держаться с незнакомкой.

– В Шотландии люди женятся разными способами, дорогая моя, – проговорила она после довольно длительного молчания. – Дают обет в церкви, обещают женщине взять ее в жены и делят с ней ложе или просто живут как муж и жена. – Софи разглядывала девушку, которую теперь хорошо освещали зажженные свечи. Ее темно-синие глаза ничего не выражали, однако она дрожала, словно только что появившийся на свет жеребенок. Софи приняла окончательное решение: – Или объявляют о брачных узах в присутствии двух свидетелей.

Бледное лицо девушки запылало огнем.

Неужели шотландцы такие варвары, что до сих пор соблюдают древние обычаи? Венчание с Питером проходило в маленькой деревенской церкви; свадьба с Энтони состоялась у нее дома. Церемонии проводил священник, как положено освятивший оба союза и благословивший их от имени Господа.

А сейчас… просто дурной сон.

Джудит опустила глаза и уставилась на свои ладони: исцарапанные, грязные. Она сознавала, что выглядит ужасно. Она давно не мылась, от нее дурно пахло. Хороша невеста. Однако, если верить этой доброй старой женщине, именно невеста.

– Я здесь и двух минут не провела, но успела заполучить мужа, – удивилась Джудит. Нет, это обычный ночной кошмар. Правда, от холода кожа покрылась мурашками, веки от тяжести не поднимаются, в глазах – резь, а пальцы, как их ни сжимай, все равно заметно дрожат. И почему-то пахнет репой. Странно, во сне репой не пахнет…

– Согласна, – тепло призналась Софи, – мы встретили тебя довольно необычно. Но ведь и твое появление здесь тоже неожиданно для нас.

Слова Софи прозвучали мягко и вкрадчиво, в них скрывалось тонко преподнесенное приглашение. Позднее Джудит недоумевала, почему она вообще заговорила и тем более рассказала правду. Потому, что страшно устала, или потому, что оказалась одна в чужой стране со странными, незнакомыми обычаями? Она вдруг чуть не расплакалась. Пожилая женщина с непривычным слуху, но очень ласковым говором, с лицом, густо испещренным морщинками и тем не менее припудренным и нарумяненным, с живыми, блестящими голубыми глазами казалась просто доброй, а не властной. Джудит словно прорвало, и она рассказала Софи о том, какую сделку отец предложил Малкольму.

– А что ты думала о жизни, которая ожидает тебя здесь? – спросила Софи, когда Джудит умолкла.

Об этом Джудит не позволяла себе думать. Каждый день она занималась насущными делами, стараясь не замечать тягот путешествия, стойко выдерживая бесконечные дожди, живя только сегодняшним днем, словно само путешествие было куда важнее его конечной цели. Она не позволяла себе размышлять о будущем, покрытом непроницаемым мраком, без единой искры надежды.

– Я рассчитывала найти какое-нибудь место, – наконец отозвалась Джудит. – Но сейчас, – продолжила она, разглядывая горшки, сложенные в углу, остатки ужина на кухонном столе и на полу, – похоже, работы хватит с лихвой. Однако, чтобы справиться с ней, необязательно выходить замуж. Неужели это настоящий брак и ничего нельзя сделать?

Софи решила, что глаза девушки похожи на два глубоких колодца, на дне которых можно разглядеть душу. И опять, прежде чем заговорить, она прислушалась к голосу сердца.

– Боюсь, дорогая моя, что единственный способ избавиться от здорового супруга – это изменить ему или покинуть его на четыре года.

Софи положила руку с выступающими синими венами и кожей, покрытой ужасными бурыми пятнами, на молодую, гладкую руку Джудит. Разница между ними не меньше пятидесяти лет… Она – древняя старуха, Джудит – в начале жизненного пути. И все же когда-то Софи очень походила на эту молодую женщину, так же твердо знала, чего хочет.