– Так кто убил Арона Эшколя? Коуэн пристально взглянул на Джентри:

– Теперь ваша очередь, шериф. Джентри помолчал, собираясь с мыслями.

– Вы должны отдавать себе отчет,– продолжил Коуэн,– что если Израиль сейчас оскорбит американских налогоплательщиков в этот чрезвычайно важный период отношений между нашими странами, последствия могут оказаться для него губительными. Мы готовы поступиться собственными желаниями, но освободим вас только в том случае, если вы докажете свою непричастность к этому трагическому событию. Если же вам не удастся убедить нас, то для всех заинтересованных сторон будет гораздо проще, если вы исчезнете.

– Хватит! – оборвал его Джентри.– Я думаю.– Они в третий раз проехали мимо мемориала Джефферсона и свернули на мост. Впереди замаячил памятник Вашингтону.– Десять дней назад Сол Ласки приехал в Чарлстон, чтобы заняться расследованием убийств в отеле «Мансарда»… Вы, наверное, слышали о них?

– Да,– кивнул Коуэн.– Несколько стариков были убиты из-за денег, а заодно ликвидирована пара невинных свидетелей, так?

– Приблизительно так,– усмехнулся Джентри.– Только одним из стариков оказался бывший нацист, скрывающийся под именем Уильям Борден.

– Кинопродюсер,– пояснил высокий израильтянин, сидевший слева от шерифа.

Джентри подпрыгнул – он почти забыл, что телохранители владеют даром речи.

– Да. Так вот,– продолжил он.– Сол Ласки охотился конкретно за этим нацистом в течение сорока лет – со времен Челмно и Собибура.

– Это что? – осведомился молодой человек, сидевший справа от него.

Джентри удивленно повернулся к нему, но тут Коуэн что-то резко сказал на иврите, и молодой человек залился краской.

– Этот немец… Борден… он погиб, не так ли? – осведомился Коуэн.

– Во время авиакатастрофы… Якобы погиб… Но Сол придерживался другого мнения.

– Значит, доктор Ласки считал, что его старый мучитель все еще жив? – задумчиво произнес Коуэн.– Но какое отношение имеет Борден ко всем этим убийствам в Чарлстоне?

Джентри снял свою кепку и почесал затылок.

– Сводит старые счеты… Сол и сам не мог сказать наверняка. Он просто чувствовал, что оберст – так он называл Бордена, каким-то образом связан со всем этим.

– Зачем Ласки встречался с Ароном?

– Признаться, я и не знал, что они встречались.– Джентри покачал головой.– До вчерашнего дня я вообще не знал о существовании Арона Эшколя. Сол вылетел из Чарлстона в Вашингтон, где он должен был с кем-то встретиться двадцатого декабря, однако с кем именно – не сказал. Он обещал держать со мной связь, но с тех пор, как он покинул Чарлстон, от него нет никаких вестей. Вчера я был в квартире Сола в Нью-Йорке и разговаривал с его домохозяйкой…

– Тимой,– вставил высокий телохранитель и тут же умолк под свирепым взглядом Коуэна.

– Да,– подтвердил Джентри.– Она упомянула его племянника Арона, вот почему я приехал сюда…

– О чем же доктор Ласки хотел поговорить с Ароном? – спросил Коуэн.

Джентри положил кепку на колени и развел руками:

– Если б я знал. У меня сложилось впечатление, что он хотел получить какие-то сведения о жизни Бордена в Калифорнии. Арон мог ему в этом помочь?

Прежде чем ответить, Коуэн довольно долго молчал, закусив губу.

– Перед встречей с дядей Арон взял отпуск за свой счет на четыре дня,– наконец ответил он.– Большую часть этого времени он провел в Калифорнии.

– Ему удалось что-либо выяснить? – спросил Джентри.

– Этого мы не знаем,– вздохнул Коуэн.

– А откуда вам известно о его встрече с дядей? Сол приходил в ваше посольство?

Высокий произнес что-то предостерегающее на иврите, но Коуэн не обратил на него внимания.

– Нет,– ответил он.– Доктор Ласки встречался с Ароном неделю назад в Национальной галерее. Арон и Леви Коул, его коллега по внешним связям, сочли эту встречу чрезвычайно важной. Судя по словам их друзей и коллег по отделу, Арон и Леви в течение той недели хранили в шифровальном сейфе какие-то папки, которым придавали огромное значение.

– Что было в папках? – не слишком надеясь на ответ, спросил Джентри.

– Это нам неизвестно.– Коуэн пожал плечами.– Через несколько часов после того, как была убита семья Арона, Леви Коул ворвался в посольство и изъял все материалы. С тех пор его никто не видел.– Он устало потер переносицу.– И все это абсолютно необъяснимо. Леви – холостяк. У него нет семьи ни в Израиле, ни здесь, в Штатах. Он преданный сионист, бывший военный. Я не могу себе представить, чем его можно подкупить. С точки зрения логики, они должны были уничтожить именно его, а Арона Эшколя – шантажировать. Вопрос только в том, кто такие они?

Джентри нечего было ответить. Он лишь тяжело вздохнул.

– Ладно, шериф,– сказал Коуэн,– расскажите, пожалуйста, все, что могло бы нам помочь.

– Больше мне нечего добавить. Разве что могу пересказать вам историю Соломона Ласки.

«Но как я это сделаю, не вдаваясь в подробности? Не упомянув о способности тех вампиров овладевать сознанием людей? – подумал Джентри.– Они же не поверят мне. А если не поверят, я погиб».

– Нам нужно все,– жестко сказал Коуэн.– Все с самого начала.

Лимузин пронесся мимо мемориала Линкольна и снова направился к зданию Капитолия.

С помощью своего «Никона» со 135-миллиметровыми линзами Натали Престон пыталась запечатлеть противоречия умирающего города: кирпичные и каменные дома, банк, зажатый с двух сторон постройками восемнадцатого столетия, антикварные магазины, забитые сломанной рухлядью, пустые стоянки, заваленные мусором, грязные улочки и аллеи. Она зарядила в «Никон» черно-белую пленку, не заботясь о ее зернистости, и ставила длинные неторопливые экспозиции, чтобы было видно все до малейшей трещинки в стене.

Накануне она набралась мужества и зарядила свою «ламу» тридцать второго калибра. Теперь револьвер лежал на дне ее большой сумки под вторым картонным дном, заваленный ворохами пленки и крышками от линз.

Днем квартал выглядел не столь отталкивающе. Вчера вечером, после того как самолет приземлился, Натали, ощущая полную растерянность, позволила своему соседу, назвавшемуся Дженсеном Лугаром, отвезти ее в Джермантаун. Тот заверил, что ему это по пути. Его серый «мерседес» стоял на долгосрочной стоянке. Сначала Натали обрадовалась, что приняла это приглашение: путь был долгим – по оживленному шоссе, через двухуровневый мост в самый центр Филадельфии и за ее пределы, снова через автомобильную развязку, по скоростной автостраде и еще раз через реку. Наконец они выехали к вымощенной кирпичом Джермантаун-стрит, петлявшей между темных лачуг и пустых магазинов. К тому времени, когда они добрались до отеля, в котором Лугар посоветовал ей остановиться, Натали не сомневалась, что от него вот-вот последует предложение подняться к ней в номер или показать ей свой дом, находящийся неподалеку. Но скорее всего, первое,– у него не было на пальце обручального кольца, хотя это ничего не значило.

Однако она ошиблась. Он высадил ее перед старым отелем, помог с сумками, пожелал удачи и отбыл. У нее мелькнуло подозрение, что он голубой.

Около одиннадцати Натали позвонила в Чарлстон и оставила свой номер телефона и номер комнаты на автоответчике Роба. Она надеялась, что он позвонит в начале двенадцатого, возможно, настаивая на том, чтобы она вернулась в Сент-Луис, но он не позвонил. Разочарованная, ощущая какую-то странную обиду и изо всех сил сопротивляясь желанию лечь и заснуть, она еще раз позвонила в Чарлстон в половине двенадцатого, но на пленке ничего не было, кроме двух ее звонков. Недоумевая и подсознательно испытывая некоторый страх, она легла спать.

При дневном свете все казалось более обнадеживающим. Хотя от Джентри так и не поступило никаких посланий, Натали позвонила в «Филадельфийский обозреватель» и, упомянув имя своего чикагского издателя, смогла получить некоторые сведения от редактора газеты. Подробности преступления все еще оставались покрыты мраком, очевидным было лишь одно – четверо членов банды были обезглавлены. Штаб братства Кирпичного завода располагался в городской расчетной палате на улице Брингхерст, всего в миле с небольшим от отеля Натали на Челтен-стрит. Она нашла телефон расчетной палаты, позвонила и назвалась репортером из «Сан-таймс». Священник по имени Билл Вудз назначил ей встречу на три часа и пообещал уделить пятнадцать минут.