— Будет видно, к чему у тебя окажется больше способностей! — Скорастадир, как и Мастер Лезвия, не мог молчать долго.

— Долго мне придется учиться?

Гости разошлись. Задержались Скорастадир, Вийви и Дилин. Ахен со Спарком наскоро прибрали комнату, придвинули скобленые лавки к столу. Теперь вокруг него хватало места, и все могли удобно устроиться. Рыжий Маг заклинанием разжег камин. Вийви привычно выкинула объедки в огонь, рассортировала остатки угощения. Того, что было десятку на зуб, пятерым как раз хватило на сытный ужин.

— Должно же быть вам возмещение за беспокойство, — пояснила она.

— Ну и нам вечерю не готовить, — ежик-предсказатель, забравшийся на стол, нахально подмигнул хозяевам.

— Так долго учатся в этой вашей школе? — повторил вопрос проводник. Рыжий Маг пожал могучими плечами:

— По способностям. По уму, по характеру…

Помолчал и сказал прямо:

— Я же видел, ты чего-то испугался в этом предложении. Твой сосед, Аум, он просто не понял. А думал ты не о том, что после говорилось.

Спарк отмолчался. Скорастадир не отступил:

— Во сне ты бредил. И я кое-что узнал о тебе. Ты хотел жить ярко, мечтал о мире, в котором от тебя что-то зависит? Чего же теперь за печку прячешься?

— Гланта жаль, — проводник опустил голову. — Так все было мирно. Так все хорошо начиналось…

— За себя не боишься? — спросила госпожа Вийви, встряхивая у огня алую бархатную скатерть. Красные отблески тревожно перескакивали по белому платью, ведьма вертела и складывала полотнище, а Спарк видел льдинку, серебрянную свечку в багровом закате. Неловко пожал плечами:

— Как-то кажется, что все плохое может произойти с кем угодно, только не со мной…

— Ну, в твоем возрасте рано о смерти думать! — утешил Скорастадир, отставляя очередную опустошенную вазочку. — И вообще, сколько ты еще будешь думать? Пора делать! Сколько можно играться? Уже не мальчик, пора жить набело… — потянулся, и прибавил:

— Люблю мороженное…

— Вот, а холод не любишь… — Вийви последний раз встряхнула бархат перед огнем, с ног до головы покрывшись багровыми бликами. Спарк успел заметить, как страдальчески скривился Дилин. Ежику отчего-то не нравился красный цвет. Потом сложенная в восемь раз скатерть прыгнула на руки Ахену. Тот убрал ткань в шкафчик, и Дилин облегченно потер лапки. Ведьма продолжила:

— Думаю, ты года за два-три пройдешь Школу. И еще думаю: ты зря отворачиваешься от будущего. Представь, насколько проще тебе было бы строить Волчий Ручей и говорить с поселенцами, если бы ты носил Пояс.

Пояс оказался точно перед глазами, а лезвие прошуршало над головой: сотник успел присесть. Транас мигнул желтыми глазами, извернулся и откатился. Меч Опоясанного со свистом врубился в мерзлую землю. Над схваткой гнойником лопнуло ругательство. Сотник подхватил чей-то щит и сгреб топорик — взамен сломанного клинка. Хотя его доблесть уже ничего изменить не могла: Волчий Ручей был взят.

— Волчий… Ручей… взят… Сдавайся, сотник! — тяжело выдохнул Опоясанный.

— Пошел в туман, зверолюд проклятый! — отозвался Транас, — Вы же нелюди! Как вам можно сдаться?

Опоясанный поднялся на задние лапы и зарычал во всю пасть. Отбросил меч, толкнулся. Черной меховой глыбой врезался в щит. Хрустнула сломанная кость; побелел и не дрогнул Транас. Медвежья лапа прошла над щитом, небрежно коснулась уха — сотник сломанной куклой полетел на стену, запнулся о подножье бойницы, качнулся — и пропал в сырой мгле.

Снизу отозвались волки, сверху — пятерка грифонов, выделенных Лесом для взятия Ручья:

— Готово!

— Сдавшихся нет!

Опоясанный опустился на привычные четыре лапы и выбежал из крепости. Нер подошел к нему слева, окликнул:

— Тайон, все. Что теперь?

Тайон оглядел холм.

— Теперь не полезут. Наши тайницкие в городе донесли, что весной Тракт будут заселять только в том случае, ежели Волчий Ручей устоит. А он, как видишь, не устоял!

Нер тоже посмотрел вокруг. Волки стаскивали трупы. Красные полосы заметал крупный мягкий снег. Окрестности терялись в метели.

— Ловко ты удар задумал, — похвалил Тайон. — Мы всего три десятка потеряли…

— Если б не чьелано, мы бы стены не перескочили, — возразил Нер. — Так что всем чести поровну.

— Чести? — Тайон взялся обеими лапами за белый Пояс. Звякнули серебрянные пластины, зашуршало соединяющее их кольчужное плетение. — Да, чести… — повторил Опоясанный. Рявкнул:

— Захаб!

Черный волк из стаи Хэир проявился в метели:

— Слушаю.

— Того, последнего, которого я со стены швырнул… сотника их…

— Да, нашли его.

— На мясо не берите. Заройте там на вершине, и камень поставьте. Нер надпись выбьет. А шлем его положите у подножия.

— Там я шишак и подобрал, под камнем. В честь Транаса камень кто-то поставил на холме, — разведчик снова поежился, протянул зябнущие руки к огню. — Верхняя запись на камне по-нашему, а нижние все теми знаками, которые обычно на степных камнях находят.

Корней Тиреннолл, посадник ГадГорода, уныло окинул взглядом шлем на столе. Шлем только чуть тронуло ржавчиной: похоже, его положили на могилу сразу после боя. А Транас всегда содержал доспех в порядке. Наверняка и в последний бой пошел начищенным до блеска… И вообще, все поселенцы были великолепно снаряжены. Людей в войско отбирали самых толковых, самых стойких, самых мужественных. Не помогло! Степь проглотила всех. Даже трупов не оставила. Разведчики нашли только брошенный, постепенно разрушающийся городок.

Посадник пропустил сквозь пальцы посеребренную цепь. Качнулось на цепи золотое солнышко, стукнуло о скобленую столешницу. Корней оглядел собрание:

— Что думаете?

Айр Болл опустил рыжую голову в лисий воротник. Крепкими руками разгладил синий кафтан. Промолчал. Что ему думать о Степне? У него в своей четверти с углежогами ругани — только успевай поворачиваться. Осенью столько навезли железа из ЛаакХаара, что не поспевают лес рубить и уголь для кузниц жечь… Каждый день жалобы: то там, то здесь продают «недопалок». Недожженный уголь — в горне только помеха. Четвертник махнул рукой: дескать, вырвался ты, Корней, в посадники. Нас обошел степной хитростью. Значит, сам теперь и выкручивайся!

Айр Бласт, против обыкновения, с дядей своим согласился. Тоже глазки в пол уставил, словно там девки голые нарисованы. Даже губы облизал. Потеребил бороду, и в свете камина ярко блеснул красный рубин на пальце. Четверть Бласта — «Солянка» — в последнее время придавлена страхом. Сосед у нее грозный: Великий Князь ТопТаунский. Не до иных прочих, когда самому пчела за воротник влезла.

Нового четвертника Степны — Матвея Ворона — нечего и спрашивать. Зеленый еще. Шустрый и толковый, иначе Корней не протащил бы его на свое прежнее место. Лет через пять, как оботрется, да в силу войдет — только держись. Но пока что Матвей на собраниях больше молчит и слушает.

А вот Пол Ковник, от четверти «Горки», молчать не стал. Пришел его час. Глаза полыхнули багровым, темнее кафтана. Потом Ковник двинулся на лавке, и молниями сверкнула его золотая вышивка. Дождался! Как мечтал степную четверть утеснить, как старался Финтьенское железо ввести в город… Корней в посадники пролез, но теперь даже он не сможет помешать.

— Думаю, господин посадник, надо Южный Тракт закрыть на осень и зиму вовсе. А летом и весной… — Ковник махнул рукой, и все поняли без слов: летом и весной тоже нечего ездить. Слишком уж опасно выходит. Как уцелеть обозу на открытом пути, когда добрая крепость с сильным войском не устояла?

Завозился Айр Бласт. Запахнул соболиный воротник бурой замшевой куртки, поежился. Указал прислужнику на очаг. Тот подбросил еще охапку поленьев и вернулся на лавку, в дверную нишу. Ненадолго пахнуло теплом. Всеми забытый разведчик неловко переступил, начал понемногу отодвигаться к выходу, зябко кутаясь в потрепанный лесной плащ.