— На осину?

— Дален в те поры уже с ветки упал…

Гогоча на весь лес, пришли в заимку. Вымели пол, окатили водой. Принесли несколько еловых лапок, размяли каблуками: для духа. Ратин снял замок с винного сундука. Нарезали окорок. Некст похвалился мочеными ягодами: наткнулся на морошку под снегом, и собрал почти бочонок в самый лютый мороз Волчьего Времени. Сэдди снял с огня котел, разлил дымящуюся наваристую похлебку по мискам. Разобрали ложки, сдвинули кружки. И пошел пир горой — до сладкого весеннего вечера, когда все высыпали на крыльцо, считать звезды.

Спарк решил не откладывать до завтра:

— Я хочу стать Опоясанным Леса. Должность такая, вроде как послом и наместником. Мне надо учиться года два или даже три в школе. Вдали отсюда… — проводник осмотрел вечерний лес. Вздохнул. Сперва он считал домом шатер Нера посреди степи; потом Башню мастера Лотана, затем бревенчатую крепость на Волчьем Ручье… Наконец, всю окраину — Пустоземье. И гордился ведь!

А теперь придется привыкать к новому дому. «Если два переезда равны одному пожару» — подумал Спарк, — «То я уже дважды горел… И ведь еще сам переезд с Земли к Висенне!»

— Кто не хочет пойти со мной, тот пусть сердце не ломает. Снимем клятву, так, Ратин?

Атаман кивнул:

— Насильно мил не будешь.

— … И пусть себе идет, куда захочет. А кто со мной, тот человек Леса, признает законы Леса, и на разумное существо оружия не подымет, в какой бы шкуре оно ни встретилось.

— А как же разумного от неразумного отличить, к примеру, волка? — спросил коренастый Шен. Спарк вспомнил: Шен и его брат Фламин всегда тщательно ухаживали за своими копьями. Пока проводник листал память, отозвался Некст:

— Так ты вовсе ни на кого первым не кидайся. Если волк разумный, он тоже первым не кинется. Волки зимой говорили, у них закон такой. Правда, Спарк?

— Верно, — кивнул Спарк. — Первый закон Леса. Ничто не может быть сделано с кем бы то ни было, без согласия этого последнего. Нарушение данного закона считается насилием и карается Обрывом. Взявшийся за оружие не защищен этим законом.

— Больно уж благородно… — пробурчал Шен. — Когда я в порубежники ХадХорда хотел вписаться, мы в такие тонкости не входили.

— Неужели у нас окажется меньше совести, чем ее нашлось в волчьей стае? — Рикард намотал на кулак отросшие почти до бедер усы.

— Нет, это было бы постыдно, — серьезно отозвался Фламин.

— Завтра пойдем, деньги раскопаем. — Спарк посмотрел в темное небо, вспомнил, как Глант учил его находить невидимый полюс мира. «Не так давно я здесь, а смотри-ка ты, уже есть и что вспомнить…» Еще раз вздохнул:

— Как будто я дорогу к захоронке не забыл. Там немного. Но на три года хватит всем — если, конечно, золотом кабаки не мостить.

— Дай сказать, старшина. — Ратин вертел кружку в руках, наконец, опустил на груду прошлогодних листьев:

— Мы тоже думали, пока тебя не было. Решили так: Братству всему идти с тобой в ту же школу. Не возьмут учиться, наймемся там работать. Потому как нам идти больше некуда. А кровь смешана, и нельзя нам надолго друг от друга уходить. Или насовсем врозь, или вместе до конца.

Проводник молча кивнул. Ратин прочистил горло:

— Значит, Салех, Крейн, я сам, Некст, Остромов, Рикард, Кони, Майс и ты девятый, пойдут в ученье. Остальные…

Спарк прикрыл глаза. Тьма уже сгустилась, и лиц он не различал. Но отлично помнил летний пир, когда делили разбойничьи табуны, мечами кроили дорогие ткани. И как тогда решились остаться в ватаге новые люди. Кроме имен, Спарк почти ничего о них не знал: молчаливые лесовики Велед и Крен. Средний брат Бестужа — Котам. Молодой белобрысый Смирре, если бы не зеленые глаза — вылитый Ярмат. От погибшего беглеца из Княжества Смирре отличался бойкостью, и куда большей сноровкой в обращении с оружием. С ними — невысокий, худой и жилистый Тарс, великолепный стрелок. Он не мог удержать в воздухе десяток стрел, как прочие, но мишень неизменно поражал восемью из восьми — при каком угодно ветре. Еще вот эти самые Шен и Фламин, непревзойденные копейщики. И два бывших караванных охранника, Ридигер и Сегар. Всего получается тоже ровно девять. Кстати, Ридигер с Сегаром отправлялись в ГадГород на разведку. Нет ли от них новостей? Ладно, потом. Сейчас Ратина дослушать надо.

— … Остальные, значит: Велед, Крен, Котам, Смирре, Тарс, Шен, Фламин, Ридигер, Сегар, останутся жить на окраине, как жили. В этой вот заимке. Как обычная ватага. Пушнину бить, мед собирать, воск вытапливать… В город ездить за новостями. А через три года встретимся на холме Волчьего Ручья. Если он занят будет, то здесь, в этой заимке. При нужде встретимся и раньше. Вот так мы решили. Что скажешь?

Спарк подумал: будут вертеть мной, как ветер знаменем. Про то, наверное, и предупреждал Доврефьель, когда говорил, что «каждый от тебя чего-нибудь своего захочет». А, с другой стороны, у него никаких иных путей нет на выбор — так чего спорить попусту?

— Скажу, что хороший набросок будущего… — проводник потянулся. — Жаль только, снова учиться придется.

— Не переживай! — засмеялся Сэдди Салех. — В хорошей компании времени не заметишь. Ведь как говорят у нас, в Пустоземье…

Спарк порадовался этому «у нас» — и прослушал пословицу. Впрочем, очень скоро проводник выучил ее наизусть: «За хорошим делом даже дни опадают листьями».

Листья шелестели вокруг собравшихся. Лето еще не вошло в силу. Большая поляна перед главными воротами новой Школы укрывалась в зеленой шепчущей тени. На поляне широким кругом расположились люди и звери. Посередине кольца говорил русоволосый маг в серой мантии — Хартли, наставник Школы Левобережья.

Наставник представлял учеников и учителей друг другу. Он нарочно выстроил их вперемежку, чтобы все сразу ощутили себя как «Мы, Школа» — а не учениками против учителей. Хартли окончил Академию Великим Магом; а стихией избрал Разум. Разум охотно и много пользуется словами, так что Хартли любил и умел поговорить красиво.

Учителей для школы призвали из Башен, особым приказом Доврефьеля. Первым и лучшим среди них все признавали старика Стурона, посвященного Жизни.

Затем шел Раган, лесной медведь из редкого племени просто медведей, или промедов. Отличался от прочих не ростом или там шерстью, как лесные гиганты Ур-Син, или горные коротышки Соэрра. Великий Маг Огня был среднего роста, и ничем на первый взгляд не примечателен. Выдавали его глаза: то зеленые, то синие, то алые, затем желтые; вдруг фиалковые, потом черные, словно тьма в колодце, и опять васильковые; и вновь солнечные, и так до бесконечности.

Учитель Воды звался Лагарп. Спарк смутно помнил его еще по первому перелету в Академию. Когда с Ахеном на Панталере добирались, то в Башне Лагарпа делали остановку. Как большинство башенных колдунов, Лагарп держался отшельником, а на его парадной мантии четко выделялись складки — от долгого лежания в сундуке.

Стихии Воздуха обучал Кентрай, пестрый грифон с резкими движениями и скрипучим голосом. Половинчатых людей или действий Кентрай не признавал, требовал во всем доходить до конца, и о том уже успел поспорить со всеми учителями, да и с половиной учеников.

Противоположность Воздуха — Земля. Земле посвятили при закладке Школу Левобережья. Ежик Лингвен, соплеменник Дилина, звался Великим Магом и представлял ключевую стихию Школы.

Учеников набрали немного. Четыре молодых парня из охотничьих семей, с заимок. Шесть ежей. Столько же медведей, все — лесные громадины Ур-Син. Восемь и один — Братство Ручья. Всего выходило три восьмерки с единицей.

Маги-наставники обитали в большом здании, в левом крыле. Середину занимал главный зал, на галерею вокруг которого выходили десять дверей — комнаты для занятий. Правое крыло заполняли припасы, учебные пособия и приборы. Остаток места разделили на клетушки и отдали ученикам. Но те пока что предпочитали спать под небом: дождей не предвиделось. Завьюжит зима, тогда и в стены. А пока госпожа Висенна дарит ласковой погодой — не отвергать же подарок.