Тиреннолл открыл рот возразить, но Пол его опередил:
— На юг наш путь — река Лесная. Она сквозь весь этот громадный лес свободно льется, и нам только водой безопасный ход до самого города Ключ!
Посадник стукнул уже ладонью по столу:
— Хватит спорить, ровно малолетки! На юг по Лесной — это мы к Хрустальному морю попадаем. А на юг по Тракту — к Грозовым Горам и тамошнему железу. Хоть Финтьен и лучшее железо дает, но далеко возить, и накладно. А железо сбываем на север, на хлебные равнины, к соседу нашему, князюшке… — Рапонт прожевал неприятное слово, опамятовался и продолжил спокойней:
— Что я тут буду напоминать вам, что всякий малец знает на улицах! Еще раз впустую сцепитесь, пеня два бобра с каждого… Черкани там! — посадник властно махнул рукой писарю.
Айр Болл прокашлялся:
— Вот еще что. Легко поссориться с Волчьим Ручьем. А дальше? Ну, пусть ихний атаман знает какое слово от волков, ну пусть там у них заклятье есть… Выгодно ж нам, что Тракт открыт на самую сухую пору. До сего времени только грязью ездили. То и повозниками убыток; и кони костоеду всякий раз подхватят; и нескорый оборот: обозы аж к снегу возвращаются. Нынче первая осень, как никого на Тракте морозом не прихватило. И вот это все порушить? Пошлем войско на них, станут примучивать — ну, как сожгут крепость или что они там понастроили? Плотников ты опросил, Корней? Что у них там за хоромы?
— Говорят, как обычный хутор, только вышки под навесами, да стены с верхним боем, да стоит крепко: на верхушке холма. А воду возили из озерка неподалеку, так можно осадой взять, если вдруг что…
— А поручишься, что сами крепость не спалят из гордости? «Если вдруг что!» — передразнил угрюмый Айр Бласт. — Посадник дело говорит, надо сперва на разведку послать толкового парня, хорошего бойца, чтоб те сами зазвали его в ватагу. Караваны охранять. Уж если нашелся смельчак, чтоб городок поставить, так и разбойники скоро на Тракте будут, помяни мое слово!
* * *
Слова Айр Бласта никто на Волчьем Ручье услыхать не мог. Но в их справедливости хуторяне убедились быстро. Сразу после открытия Тракта произошло нападение бандитов на караван. То самое, которое Глант пересказывал на самом первом совете Спарка со Стаей. В городе его восприняли без удивления. Скорее, злорадно: ах, вы вековые установления нарушать? Так вот вам и волки! Только Пол Ковник долго чесал затылок. Восемь лет назад он пошел на немалый расход, и кроме обычной уличной стражи, завел в своей четверти тайную, розыскную. Теперь тайницкие донесли, что часть товаров из погибшего каравана недавно появилась на рынке Косака.
Косак был малым поселением к юговостоку от ГадГорода, немного в стороне от Тракта, на главном притоке реки Лесной. От Косака начинался речной путь к Хрустальному морю. Некоторое время — пока река была тихой и безопасной — Косак торговал чуть ли не шире соседа. А как прогремела Война Берегов, да потом памятные дождливые года — путь сразу стал куда опаснее. Косак захирел, и теперь поневоле довольствовался ролью младшего товарища. До сих пор городишко вел себя тише воды, ниже травы… охотно принимая всех, кому в ГадГороде не нашлось места. И столь же охотно скупая краденое: по реке плавают мало, а жить на что-то надо. Ковник потому и пролез в начальство, что на всяком собрании своей четверти повторял: удавить Косак! Разбойник — половина горя, как некуда станет сбывать награбленное, так и грабить станет невыгодно. Только тогда купец на тракте вздохнет с облегчением.
Все так, но волки-то до сих пор не торговали из-под полы взятыми товарами. Либо звери научились считать золото, либо… либо злосчастный обоз разграбили вовсе не волки. Таким извилистым путем Ковник пришел к выводам Гланта. Но что теперь делать с выводами, четвертник не знал. У него-то не было под рукой трех сотен серых бойцов. ГадГород не повелевал степью. Даже знал о ней — и то очень мало. Возможно, выборный от Степны, Корней Тиреннолл, знал больше. И четверть его граничит со степью, и сам он из ЛаакХаара… То-то и оно, что из ЛаакХаара! Идти на поклон к сопернику по торговле? Уж лучше сразу сложить с себя должность: Горки такого не простят. Объединиться с кем другим из Ратуши? Ни «мокрой четверти», ни Солянке до востока дела нет. Там каждому свои сверчки в уши жужжат… Так ничего и не придумав, Ковник решил отложить дело до первых новостей от засланного в Волчий Ручей разведчика.
Миновала зима. Весной Неслав опять появился в ГадГороде. Розыскная стража его приметила, но останавливать не стала: не велели. Атаман спокойно подрядился к очередному купцу, и обычным порядком повел телеги на юг. Через три октаго явился с обратным караваном, и в тот же день ушел снова: желающих ехать по сухому всегда хватало. Правда, летом везти в ЛаакХаар особо нечего, урожайто еще не собран, а рудокопам нужнее всего хлеб. А хлеб соберут, Тракт закрыт… Был закрыт: пришла осень, а неславовы ватажники все также мотались туда-обратно с обозами. Словно страшная Охота, столетиями наводившая ужас на Тракт, развеялась дымом. Глядя на него, Мечная улица решила и себе подзашибить деньгу: по городу ходили слухи, что Неслав разбогател немеряно, требуя пятнадцатую, двенадцатую, иногда даже десятую долю. Но городскому ополчению не повезло: только снарядили они свой караван вслед за Неславом, как пять дней спустя на хромой запаленной лошаденке прискакал единственный из него уцелевший. Был не так перепуган, как изумлен: стража все сделала должным образом: лишь заметив волков, выхватила мечи… доблестно сражалась… но зверья оказалось не в подъем. Сотник успел отправить троих гонцов. Вот, один из них добрался живым.
Купечество почесало затылки, потеребило бороды — и пошло нанимать Неслава. А тот упорно не брал больше шестнадцати телег сразу: большой-де караван спрятать труднее… и знай себе, заламывал цену. К исходу Охоты Неслав и его парни заработали столько, что решили даже часть схоронить на черный день.
Торжественный день закапывания клада выдался хмурым и дождливым — точь-в-точь, как день выбора места для крепости. Только на этот раз восьмерка конных не моталась в промозглой степи, а нырнула в лес, где скоро пришлось спешиться. Вели Ульф и Таберг, замыкал сам Неслав. С мешками на плечах пыхтели Спарк, Остромов и Огер. Еще двое — Арьен с Ингольмом — хрустя и ругаясь, прокладывали ложный след, старательно выдавая его за наспех потертый настоящий. Они взяли всех лошадей, повернули совсем в другую сторону, и скоро Спарк перестал их слышать.
Спарк был уже не тот, что в первый день. За два года лишний жир с него стек неведомо куда, кожа обветрилась, тело привыкло и к холоду, и к парной духоте. Парень не нарастил особенных мускулов, но мешок со звонкой монетой нес не меньший, чем здоровяк Остромов. И не просто нес: имел даже время и желание смотреть по сторонам.
А посмотреть очень скоро стало на что. Быстро миновали опушку, поросшую кленами, березами и молодыми дубами, устланную их опавшей листвой. Чуть дольше шли по светлолесью: высокий кустарник, с котого Время Теней и Туманов уже оборвало листья, и уложило под ноги, тщательно укутав предательские ямки, узлы корней, опавшие ветки. Из кустарника возносились могучие деревья, стройные, как мачтовая сосна, но покрытые густейшей, даже сейчас темно-зеленой, шубой, подобно кипарисам или лаврам. Спарк долго напрягал память: он же читал об этих деревьях несколько зим назад, в «Хрониках», когда жил под Седой Вершиной — но так и не вспомнил их правильного имени. Ватажники называли зеленых богатырей «абисмо». Именно из них сложили крепкие стены Волчьего Ручья. Спарк вспомнил запах древесины абисмо: среднее между грецким орехом и калганом. Вспомнил, как на вырубке, повалив, наконец, очередной ствол, обрубали самые тонкие, сеголетние ветки. Заостряли концы обрубков, и втыкали прутья в свежий пень — частоколом, между древесиной и лубом, в ту узкую полоску, которая вечно растет, добавляя годовые кольца. Глупо мощным корням пропадать зря. Вот и прививают на срубленное дерево его же верхушку. Спарк хотел бы глянуть — принялась ли хоть какая-нибудь из прошлогодних прививок. Но вырубка пока что оставалась далеко слева. Место для клада охотники отыскали гораздо севернее, и теперь уверенно шагали прямо к нему. За полесовщиками ритмично сопели три носильщика с мешками. Позади шел Неслав. Он отставал все больше: то и дело прислушивался, высматривал, не увязался ли за ними какой любопытный гость.
