Великий Князь ТопТаунский чувствовал свою скорую смерть, и, провожая полки, думал не о том, каким останется в людской памяти — это он мог спросить у любого доносчика тайной службы, чего тут гадать! — а вспоминал день, когда седой отец впервые показал ему сверкающую и блестящую стальную змею, великого дракона войны. Тогда войско уходило на запад, останавливать спустившихся с гор кочевников. Шла только конница, и князь навсегда запомнил восхищение перед отлаженным, выверенным инструментом, каким для его отца было войско… В конце-то концов, мужчина прежде всего — воин; а все остальные занятия для него выдумали те, кто боится идти в бой! Князь долго еще сопел, подбирая ответы оставшейся во дворце старшей дочери. Младшая с ним почти никогда не спорила: хочешь воевать? Ну, тебе виднее, батюшка, на то ты и князь. А старшая допекла до того, что даже сейчас, на параде, Великий Князь искал себе оправданий — за то единственное, что любил и умел делать.

Наконец, показалась и пехота. Сперва шли копейщики. За ними — мечники. На спинах они несли только щиты. А дорогую броню везли на телегах, вместе с припасами. Но Князь был уверен, что с переходом рубежа воеводы заставят всех влезть в железо, несмотря на жару. Он так давно и так тщательно отбирал себе воевод, так старательно их испытывал и учил, что не мог даже представить себе никакого небрежения с их стороны.

Прокатились упряжки стеноломных и осадных машин. Князь предпочитал собирать и пристреливать их загодя. Не всегда на месте найдешь хороший лес, да и время дорого!

Прошел замыкающий полк, охраняющий обоз и машины. Некоторое время тянулись отставшие; снимали оцепление городских улиц. Зрители начали расходиться. Князь тяжело ступал по галереям, думал: «Хорошо еще, не под руки ведут» — смотрел вниз, на узкие путаные улочки, после солнечного простора башни казавшиеся темными и даже на взгляд холодными. Как вода.

Вода кипела в каменной наброске. Медведи-Соэрра поставили дело широко и очень скоро наломали столько камня для Волчьего Ручья, что смогли даже часть оставлять возле реки, для выделки гладких плит. Хвалились следующим летом поставить мастерскую для фигурной работы по камню, и просили на то строевой лес — сделать большое колесо водяной мельницы, от которой хотели дать привод на шлифовальную машину.

Спарк обещал, кивал, соглашался. Прыгал туда и сюда по отмели. Добрую половину скальных выходов медведи просто срубили, и берег заметно выровнялся. Правда, съезд к парому все равно остался один. Зато теперь наместник мог совершенно спокойно промерить расстояния и даже высоты: водяным нивелиром то ли из кишок, то ли из тонкой, добротно провощенной кожи. На ощупь было одинаково гладко, а спросить пожалел времени.

Опоясанный составлял проект две октаго. Плавал туда и сюда на пароме, промерял глубину. Гонял ныряльщиков в холодную воду: какое там дно? Какой грунт? Заставил медведей устроить два створа и промерил скорость течения, записав себе для памяти, что надо будет повторить замер весной в паводок. Велел поставить по обеим сторонам переправы, на отмелях, каменные стелы с выбитой линейкой: водомерные. Думал даже учредить постоянный пост, ради наблюдения за рекой — но решил пока что ЛаакХаарцев за хвост не дергать. Пусть думают, что перемены на Тракте их не касаются. А потом, в один прекрасный день, подойдет караван с готовыми кружалами Кружала — досчатая опалубка по форме арки, применяется в кладочных работах. и цементом. Песка в реке завались; щебня от каменотесов осталось море, не то — еще набьют, чай, не статуи вырезать. Наскоро отсыплют пару грядок, волноотбойников. Чтоб течением раствор не вымывало. Поставят опалубку: простые ящики. И зальют опоры через десять метров, прямо в воде — бетон от воды только крепче делается. Через две октаго бетон схватится. Поставят опалубку арок. За зиму перед тем можно даже какое-никакое армирование отковать, чтобы от усадочных трещин защита была… И знай себе, укладывай бетон. Весной начнут, а к осени уже будет мост, который на такой широкой реке — лучшая защита: снял настил на крайних пролетах, и оказался на рукотворном острове; вода и рыба под рукой, никакая осада не страшна. Можно не спеша, обычным порядком, стены и дома строить.

И появятся у Леса целых два города на Тракте. Со стороны ГадГорода — Волчий Ручей, а со стороны ЛаакХаара — Мост. Ради такого дела Пояс на второй срок получить — легко!

Только для подобного строительства надо собрать одних строителей столько, сколько сегодня во всем Волчьем Ручье жителей нету. И всем им надо будет что-то есть. И землю придется отводить за мостом. И денег, на оплату охраны. И с ЛаакХааром придется познакомиться подробней. И, главное, цемент научиться делать в таких количествах, чтоб хватило.

Словом, тут на следующие десять лет занятий хватит, и еще останется.

Стоп, сказал себе Игнат. Ну там город, ну там край, ну там Пояс…

А как же Ирка?

Четыре восьмидневки спустя Ирина Мятликова въезжала под своды ГадГородской пошлинной башни. Карие глаза девушки были сухие и спокойные, как стекло. Отплакала. Ладно еще, с языком повезло. Хотя, Ирина никогда нигде не слышала и не читала, чтобы путешественник в новом мире начинал совсем уж с чистого листа…

Первые несколько ночей было страшно. Привяжут к телеге, изнасилуют скопом, а потом рожай? И прости-прощай фигурка точеная, улыбка на лице да кожа свежая. Что уж там про маму с папой вспоминать!

Здесь тоже повезло: купец что-то долго объяснял про ее глаза. И вроде как про человека с такими же глазами — насколько Ирине удалось понять. И чем-то этот кареглазый парень купцу в давние времена крепко помог. Настолько крепко, что Ведам Таран, лишь предположив в Ирке родственницу «того парня», согласился бесплатно везти ее, куда захочет, да еще и кормить всю дорогу. И даже обеих подружек вместе с ней. Естественно, девушки считались почетными гостьями. Не то, что к телеге привязывать — в их сторону лишний взгляд опасались бросить, явно боялись задеть неосторожным намеком.

Решив поставить свечку неведомому кареглазому благодетелю, подруги тут же стали выяснять, как в округе дело обстоит с центрами культуры. И выяснили, что таковых немного. Конкретно, в паре дней пути назад, к югу — какой-то Волчий Ручей, новостроенный городишко. Вроде как райцентр. Или, переводя на привычные мерки, головная усадьба большого колхоза… Ирка туда сразу не захотела. А к северу, восьмидневка ходу — ГадГород, несмотря на свое издевательское название, большой, культурный и торговый. Насколько Ирина могла сравнивать, что-то вроде Новгорода в пору его расцвета. Только лучше, потому как лет пятьсот его никто не завоевывал.

Ведам Таран вез туда «мягкую рухлядь» с приснопамятного Волчьего Ручья — связки лис, куниц и, конечно же, соболей. Девушки удивились: ни одной волчьей или медвежьей шкуры. Но Катя с Ларисой языка не знали вовсе, а Ирка никак не могла понять, отчего на столь вредного для хозяйства зверя, как волк, или на такую завидную, престижную добычу, как медведь, удивительно мало охотников. В конце концов, для дальнейшей жизни все это было вовсе не важно; а важно было — как устроиться. И девушки принялись с азартом перемывать косточки вероятным кавалерам… по ночам рыдая в тюки со шкурами. Очень уж тоскливо вот так вот сразу — из дому и неизвестно куда.

«Что такое повезло, и как с ним бороться» — прокомментировала как-то Лариса их положение. Приняли, не обидели, до места везут. А дальше? Если бы обидели, тут просто все: выжил — мсти. Но их же как гостей принимают, оставить без благодарности невежливо… а они даже на костре готовить едва умеют! Здешние парни битую птицу разделывают — куда там иной поварихе. Невесту выбирают, чтобы рыбу лучше мужа запекала, поди, потягайся с такими! А фигурки да кожа гладкая у здешних красавиц, на натуральном молоке вспоенных, в чистой росе выкупанных… А волосы шелковистые, не водопроводной хлоркой, дождевой водой мытые… А осанка, отточенная поколениями, носившими кто кувшины с водой на голове, кто коромысло… Даже Ирка со всем своим шейпингом да солярием рядом не стояла. И ведь не знают подружки про здешний мир ну совсем ничего!