— А Ангус Макферсон не оставил никаких следов?

— Нет. — Лори подошла к маленькой витрине. — Вот все, что от него осталось.

Кэйро увидела в витрине нож — настоящий охотничий, если она не ошиблась. Из ветхой енотовой шапки клочьями лезла шерсть, но сшита она была крепко и потому еще держалась. Маленький дневник был открыт на странице, вверху которой значилось: «Сэнктуари, август 1879 года».

— Ходят слухи, что у него был и другой дневник, — сообщила Лори. — Насколько я слышала, Ангус подробно описывал все свои приключения. Но в этом дневнике о золотом городе нет ни слова.

— Возможно, второй дневник он унес с собой в могилу.

— Нет, вряд ли. Как видите, у него почти не было личных вещей. Останки Ангуса Макферсона и вещи, выставленные в витрине, нашли близ Боузмена лет десять-одиннадцать назад. Этот дневник, — Лори указала на книжку в кожаном переплете, — лежал возле трупа. Человек, нашедший Ангуса, заметил в дневнике несколько записей о нашем городе. Похоже, Ангусу нравилось бывать здесь, поэтому его и похоронили в Сэнктуари.

— Похороны оплатил город?

Лори покачала головой:

— Нет, человек, нашедший останки. Он сказал, что в долгу перед Ангусом, — помню, эти слова показались мне странными.

— Он местный житель?

— Нет, кажется, палеонтолог. Он пробыл в городе до похорон Макферсона, а затем надолго уехал и вернулся несколько месяцев назад. Кое-кто считает, что он ищет золотой город, но я думаю, он специализируется на динозаврах. В округе часто находят их кости. Может быть, найдут и останки тираннозавра — тогда коллекция музея пополнится. К тому же находки отвлекут внимание от дневника Макферсона. Вы не представляете себе, сколько раз он пропадал из музея, но через день-другой его возвращали. Видимо, какие-то подростки мечтают разыскать золотой город.

— Так в дневнике все-таки говорится о нем?

— Я раз десять прочитала его от корки до корки, — засмеялась Лори. — Но нашла упоминание только об одном городе — о Сэнктуари.

— А вы сами не пытались разыскать золотой город?

— Все мы искали его в детстве. Иногда мой муж заводит разговор о поисках — когда счет в банке грозит иссякнуть.

— С таким же успехом можно искать горшок с золотом под радугой, — заметила Кэйро. — Это же сказки.

— Совершенно согласна с вами. Но знаете, я помню, как бывала счастлива, когда бродила по прерии! В последнее время я стала слишком взрослой. Я почти забыла, какими увлекательными бывают приключения.

Лори продолжала рассказ о городе, о забавных случаях во время поисков, но Кэйро почти не слушала ее, погрузившись в мысли о Дункане и его авантюризме. Она вдруг поняла, что именно авантюризм отнял у нее любимого человека.

— Вон он едет, — объявила Фиби, которую вдруг бросило в жар при виде приближающегося Грэма: сегодня он выглядел еще привлекательнее, чем в день знакомства. Фиби провела ладонями по своему лиловому шелковому платью, на миг пожалев, что выбрала этот облегающий наряд с таким низким вырезом на спине и спереди. Но, заметив блеск в глазах Грэма, который неторопливо катился по залу, Фиби поняла, что сделала правильный выбор.

— Не забудь: я — Гертруда, — напомнила она Кэйро, — а ты зови меня Герти. Ты — Ингрид, приехала в город осмотреть музеи и собрать материал для своей книги. У тебя есть сын по имени Дилан.

— Фиб, у нас ничего не выйдет.

— Время покажет.

— Тебе легко говорить. Тебя никогда в жизни не мучили сомнения.

Фиби нахмурилась, глядя на племянницу:

— Я стою на пороге самого невероятного романа в моей жизни — по крайней мере я надеюсь, что это будет роман, а ты считаешь, что мне не о чем беспокоиться?

Кэйро пожала под столом ее руку и улыбнулась:

— Ничего не бойся, Фиб. Ты неотразима, Грэм наверняка сразу влюбится в тебя… к моему великому сожалению.

И Кэйро встала из-за стола.

— Куда ты? — встревожилась Фиби.

— В дамскую комнату. Вам с Грэмом надо несколько минут побыть вдвоем, а мне — набраться смелости.

— Ты вернешься?

— Обязательно, — с мягкой улыбкой подтвердила Кэйро. — Не волнуйся.

Кэйро удалилась. Пока Грэм приближался, Фиби вдруг исполнилась благодарности за деликатность Кэйро. Она сама не знала, зачем взяла с собой на первое свидание племянницу: сказать по правде, ей хотелось остаться вдвоем с Грэмом.

— Это вам, — произнес он, подъезжая почти вплотную и протягивая ей алую розу. — В знак примирения и за то, что я напугал вас вчера вечером.

Фиби взяла розу, случайно коснувшись пальцев Грэма, и почувствовала, как у нее забилось сердце. Поднеся нежный цветок к носу, она с наслаждением вдохнула сладкий аромат.

— Спасибо.

Улыбка на лице Грэма означала гораздо больше, чем краткое «не за что».

— А я боялся, что вы не придете, — признался Грэм.

Фиби с удовольствием прислушивалась к его голосу — ей нравился именно такой тембр.

— Ваше кресло меня ничуть не пугает, не беспокойтесь.

— Так вы заметили! — От улыбки у него на правой щеке появилась ямочка. — Кое-кто предпочитает делать вид, что я ничем не отличаюсь от других людей.

— Я вообще наблюдательна. К вам я долго присматривалась и, конечно, не могла не заметить кресло. — Она перевела взгляд на темные ботинки Грэма и брюки цвета хаки с отутюженными складками. Его левая рука лежала на колесе, и Фиби сразу увидела, что он не снял обручальное кольцо. Наконец она посмотрела ему в лицо. — Вы совсем не можете ходить?

Грэм покачал головой.

— Я стараюсь не думать об этом. Ноги не держат меня, даже когда я на что-нибудь опираюсь. Впрочем, травма позвоночника была не настолько серьезной, и я надеюсь, что когда-нибудь снова смогу ходить. — Он пожал плечами, словно это не имело никакого значения. — Вообще-то мне и так живется неплохо, но я не оставляю попыток научиться ходить.

Фиби протянула руку и коснулась его ноги:

— Вы чувствуете прикосновения?

Она ждала, что Грэм отдернет ногу, попытается отстраниться, но он только улыбнулся и покачал головой:

— Нет, ноги ничего не чувствуют, но сам я знаю, где лежит ваша рука, и мне приятно думать об этом.

— Почти всю ночь я представляла, как прикасаюсь к вам.

— Вы всегда так откровенны?

— Всегда. — Фиби отпила заранее заказанный дайкири. — В восемнадцать лет я танцевала обнаженной в Вудстоке.

— Теперь я вам верю, — с улыбкой откликнулся Грэм, — и мне вдруг захотелось увидеть ваш танец.

— А я хочу, чтобы вы сразу узнали, что мое тело уже не то, каким было тридцать лет назад. Но это не мешает мне заниматься тем, что мне нравится.

— Я играю в баскетбол, — сообщил Грэм. — Только тридцать лет назад я бегал по площадке, а теперь катаюсь, но по-прежнему люблю эту игру.

Фиби невольно задумалась о том, есть ли у Грэма другие пристрастия. У нее зарумянились щеки, но не от духоты.

Прежде чем они успели продолжить разговор, вернулась Кэйро, и Фиби чуть было не отправила ее домой, но вовремя вспомнила, как уговаривала ее составить компанию, и промолчала.

— Грэм Кинкейд. А это моя подруга Ингрид Йоргенсен. — Фиби заметила промелькнувшее в глазах племянницы любопытство: Кэйро впервые увидела своего свекра.

— Рад познакомиться, — произнес Грэм, пожимая руку Кэйро и задерживая ее в своей руке дольше, чем следовало. Фиби заволновалась — но не от ревности. Она опасалась, что Грэм рано или поздно узнает, кто они такие на самом деле. — Ваше лицо мне знакомо, — добавил Грэм, глядя на Кэйро. Между его глаз залегла морщинка. — Скажите, мы не встречались раньше?

Фиби почувствовала, как племянница украдкой толкнула ее ногой.

— Кажется, нет, — ответила Кэйро.

— Лицо Ингрид всем кажется знакомым, — вмешалась Фиби. — Ее вечно принимают за чью-то сестру или подругу…

— Вы похожи на бывшую жену моего сына.

Кэйро закашлялась, схватила свой стакан с «Маргаритой» и поспешно глотнула.

— Вашего сына зовут Тур? — полюбопытствовала Фиби, ужаснувшись легкости, с которой солгала.