Казалось, Майк удивился, но ничего не сказал.
– А что? – вежливо спросила Эллин.
– Виктор Уоррен пригласил компанию из двадцати человек приехать на эти выходные к нему в шотландское поместье, – объяснил Майк. – Я подумал, что вам захочется там побывать.
Глаза Эллин округлились.
– Вы говорите о Викторе Уоррене, американском режиссере?
Майк кивнул.
– Он обещает охоту и рыбалку – все то, чем обычно занимаются в Шотландии в выходные. Кажется, еще он собирался устроить бал. Но если вы заняты…
На лице Эллин отразилось легкое сожаление, хотя в глубине души она была близка к отчаянию. Но она не могла поехать к Уоррену, во всяком случае, с Майком. Она понимала, чем закончится поездка, и не могла этого допустить.
– Мне так жаль! – сказала она. – Ваше предложение очень соблазнительное, и я с удовольствием побывала бы в Шотландии. – Фаргон ее четвертует и повесит за это, но Эллин не хотела, чтобы Майк решил, будто бы ее предлагают ему в качестве приманки.
Майк пожал плечами:
– Что ж, как-нибудь в другой раз.
Несколько минут они молча жевали, и Эллин наконец переборола чувство разочарования от того, что ей не удастся посетить Шотландию и что Майк не сделал даже попытки ее уговорить. Она вновь вернулась к делу, ради которого приехала сюда.
– Читая ваше досье, – заговорила она, – я заметила, что вы однажды выступили в роли продюсера, но потом бросили это занятие.
Синие глаза Майка тут же стали колючими, предупреждая Эллин о том, что она ступила на зыбкую почву.
– Вам не приходило в голову доснять тот фильм? – продолжала она. – Или стать продюсером какой-нибудь другой ленты?
Майк пристально посмотрел на нее, словно решая, стоит ли отвечать.
– Порой я подумываю об этом, – сказал он наконец. – Но мне никак не подвернется хороший проект.
– А если бы подвернулся?
– Может быть, я и согласился бы.
Эллин напрягла всю волю и, от души жалея, что вновь приходится упоминать имя босса, произнесла:
– Тед Фаргон намерен оказать вам поддержку, обеспечить связями и помочь организовать собственную компанию после того, как вы отработаете пять лет в Эй-ти-ай.
Майк вскинул брови и заулыбался, даже не дослушав ее:
– Неужели Фаргон думает, что я не в силах сделать это сам?
– Может быть, здесь это вам и удалось бы, а в Лос-Анджелесе будет труднее, ведь Фаргон располагает влиянием в самых разных…
– Эллин, – мягко перебил ее Майк, – я не поеду в Штаты.
Эллин смотрела на него, начиная осознавать всю тяжесть последствий, которыми грозило ей поражение. Перед ее мысленным взглядом встала ужасающая картина – пачки дешевых журналов на полках супермаркетов повсюду, от Вашингтона до Флориды, выставляющие во всей красе самую скромную и стыдливую женщину-агента во всем Голливуде. Поверх ее груди и бедер будет напечатан заголовок, но каждый поймет, что она снята голой, а поскольку ее фотографировал Клей, к нему ринутся полчища репортеров, и самые въедливые из них, глядишь, доберутся до Небраски и ее родителей. Телевидение подхватит историю и закрутит ее на собственный манер, а потом, когда Америка насытится этим скандалом, когда друзья и знакомые перестанут при появлении Эллин смотреть на нее раздевающим взором, за дело возьмутся тяжеловесы вроде «Плейбоя» и «Пентхауса», и уж они как нельзя лучше потрафят вкусам своих читателей. Эллин пыталась утешить себя, вспоминая заверения Фаргона, будто у него есть только моментальные снимки, но это не помогало. Зная Теда Фаргона, она не могла представить себе, что тот утаит такой козырь, коль скоро может пустить его в ход.
Заметив, что Майк наблюдает за ней, Эллин тут же улыбнулась и выпалила:
– Я и сама хотела стать продюсером. Во всяком случае, когда-то.
– Когда-то? – переспросил Майк.
Эллин пожала плечами:
– Наверное, хочу и сейчас, но… – Она умолкла, однако, прежде чем Майк успел вставить слово, заговорила вновь: – Находясь в Лондоне, я просмотрела несколько выпусков вашей желтой прессы. Они куда откровеннее, чем у нас, в Штатах.
Клей был настолько знаменит, что вряд ли британские издания пропустят такой скандал, а значит, Майк увидит ее в чем мать родила, и от этой мысли Эллин стало еще хуже. Какая ирония судьбы – Майк был единственным, кто мог ее спасти, но она ни за что не попросит его об этом, потому что вряд ли он пожертвует собой ради ее репутации и спокойствия ее родителей. Да и зачем ему это? Он едва знаком с ней и, вероятно, сочтет непристойные фотографии в десятках миллионов газет и журналов сущим пустяком, ради которого не стоит отдавать себя на съедение Фаргону и Голливуду.
В этот миг Эллин хотелось одного – отделаться от страхов перед грядущим, и она неожиданно выпалила:
– Какова истинная причина вашего разрыва с Мишель?
Майк удивленно моргнул, и, хотя в его глазах по-прежнему мерцал веселый огонек, Эллин поняла, что он не хочет об этом говорить.
– Извините, – пробормотала она, откладывая вилку.
– Ничего страшного, – ответил Майк. – Вы не первая задаете этот вопрос.
Эллин посмотрела на него, ожидая продолжения, но Майк промолчал.
– Я читала о ее благотворительной деятельности. – Она уже жалела о том, что завела этот разговор, но была не в силах сменить тему.
Ресницы Майка дрогнули.
– В таком случае вам известны причины ее отъезда.
– И это все? – недоверчиво спросила Эллин. – Я имею в виду: она бросила вас, съемки, все, что было в ее жизни, только чтобы помогать женщинам и детям в Сараево?
Майк улыбнулся.
– Весьма благородный мотив, – заметил он. – Признаться, мне приятно, что вы этому не верите.
– Честно говоря, не верю, – подтвердила Эллин.
– Так вот, она поехала туда именно по этой причине. Она чувствовала, что должна что-то делать, а я не препятствовал.
– Но вы любили Мишель?
– Да.
– Вы хотя бы попытались отговорить ее?
– Еще бы! Но она не могла остаться. Эта мысль овладела ею без остатка.
Эллин смотрела на него со все возрастающим изумлением. Она не могла представить, что женщина способна так легко расстаться с любимым мужчиной. Разве что для Мишель Роу это было совсем непросто. Возможно, это оказалось самым тяжелым и болезненным решением в ее жизни, но такие подробности редко появляются на страницах газет.
– Вы до сих пор ее любите? – спросила Эллин.
Майк улыбнулся.
– Вряд ли. С тех пор утекло немало воды, – ответил он.
Эллин вспомнила о том, как впервые прочитала об их разрыве. Тогда она подумала, что Мишель подтолкнули к отъезду иные, более веские обстоятельства. Но теперь, беседуя с Майком, она изменила мнение, не в силах представить, что он способен довести женщину до такого отчаяния, что та решится уехать. Но затем, вспомнив о том, как она ошиблась в Клее, Эллин была вынуждена признаться себе, что совершенно не разбирается в мужчинах.
Майк заговорил о другом, расспрашивая ее о жизни в Лос-Анджелесе, о том, как она стала агентом, почему выбрала эту профессию, и сочувственно выслушал рассказ Эллин об отце, который так и не простил ее за то, что она покинула родные края. Они поговорили о кино и театре, о книгах и музыке, политике и истории; потом Майк поведал Эллин о своей семье, рассмешив ее рассказами о сумасбродствах Клоды и ее попытках женить его.
Принесли кофе. Эллин не хотелось расставаться с Майком, но она понимала, что настала пора уезжать. Она слишком много выпила, и легкость, с которой Майк заставлял ее смеяться, подчиняя своему обаянию, создавала у Эллин ощущение уязвимости, с которым ей было все труднее справляться.
Эллин пригубила кофе и, следя за тем, как Майк разворачивает для нее шоколадку, подумала, догадывается ли он, как ей хочется заняться с ним любовью. Казалось, все ее тело оживало только от одного предвкушения его прикосновений, а стоило Эллин представить, как он закрывает глаза, целуя ее, как твердеет его плоть под ее пальцами, она поняла, что почти готова броситься ему в объятия. Она чувствовала, что по первому зову Майка поедет к нему домой, потому что одно прикосновение его пальцев к ее губам, в которые он вложил шоколадку, один лишь взгляд, которым Майк следил за тем, как она ест, возбуждали Эллин до такой степени, что ей не хватило бы воли отказаться.
