– Картина ясная. А что было дальше?

– Так вот, – уперлась в нее взглядом Сьюзи, – пока все это продолжалось, ничего такого необычного не произошло. А чему удивляться? Среди моих клиентов любителей кончить в кулак хоть отбавляй. Они смотреть любят. Вот я и прикинула: рано или поздно он захочет посмотреть, как мы, то есть я с той блондинкой, трахаемся. Но ты знаешь, ошиблась я! Может, сама она была и не против, но такая вещь в сценарии не значилась. То есть начисто была исключена. Причем разговор вела только женщина, – добавила Сьюзи. – Ясно? А мне полагалось помалкивать. Она сказала, что таково правило.

– Она употребила именно это слово – «правило»?

– Ага Я сажусь – она садится рядом, справа от меня, чтобы не заслонять ему картину. И начинает меня инструктировать. Вежливо так. Хрен знает что. Словно не человек, а какой-то робот. Вроде как повторяет какой-то текст, который заучила наизусть. Я, значит, сижу на стуле с прямой спинкой, – расписывала подробности Сьюзи, – а он напротив, метрах в четырех. Сижу в спецовке, нижнем белье то есть. Знаешь, комбинашка такая беленькая, дорогая жутко. Чулки. Пояс с резинками. Но без лифчика. Трусов тоже нету… – Поколебавшись, она вновь выдавила напряженную улыбку. – Я человек опытный, ученица способная. Пять лет занятий даром не прошли. Главное дело – завести клиента с полпинка, чтобы поскорее от него отделаться. Какой интерес с этими придурками часами в постели валяться? Вот заведешь его как следует, тогда, глядишь, и повезет. Иной раз с ним и трахаться не приходится. Дашь ему посмотреть на себя, пощупать за сиськи, мохнатку потрогать. Да еще польстишь немного, скажешь: ого, ну и здоровенный же у тебя! Скоты безмозглые… Некоторые засранцы до того настрадаются, что не выдерживают. Прямо тут же и кончают.

Она закурила новую сигарету и, глубоко затянувшись, вздохнула.

– Но в тот раз я была послушной девочкой, не придерешься. Она мне подробно говорила, что делать. Мягко так, вежливо. Раздвинь, говорит, ноги. Сядь верхом на стул. Погладь свои груди… Потом подала мне перчатки. Длинные, черные. Надень их, велит. Оттяни соски. Погладь пиписку. Сильнее, чаще. Чтобы хорошо стало. В глаза ему смотри. Ни слова не говори. Закрой глаза, когда будешь кончать…

Рассказ на этом месте прервался. Джини встала и заходила по комнате. Сьюзи равнодушно продолжала мусолить сигарету. Из-за окна слабо доносился шум улицы. Поглядев с шестого этажа на парадный вход, Джини увидела рядом с ним вереницу черных «мерседесов». По мокрому тротуару, как стая ворон, к машинам приблизилась группа арабских женщин в черных одеяниях. Их лица были закрыты, в руках – набитые покупками сумки из магазина «Хэрродс». Она повернулась к Сьюзи.

– И ты сделала все это? – спросила Джини. Сьюзи презрительно улыбнулась.

– Понятное дело. Правда, не кончила. Притворилась. Я всегда симулирую. Мужики в большинстве своем даже не замечают – знай себе засаживают по самые помидоры. А когда только смотришь, то и подавно не догадаешься. – Она неопределенно пожала плечами. – Мухлюю, нарушаю условия контракта, как могу. Они думают, что могут купить меня, ан нет – черта с два! Цапнула полторы тысячи – до свидания, сэр, и хрен вам в задницу.

– А мужчина, – спросила Джини, – неужели он ни разу так ничего и не сказал, ни разу даже не пошевелился, если не считать того единственного вздоха?

– Нет, ни разу. Однако на него подействовало… – Сьюзи вскинула глаза, в которых снова читалась горькая насмешка. – Как только представление окончилось, они выставили меня за дверь. Глаза у женщины горели, лицо раскраснелось. Ее забрало до такой степени, что она прямо тряслась вся. Буквально швырнула мне деньги. Выходя из комнаты, я знала, что произойдет в следующую секунду. И оказалась права.

– Откуда тебе известно?

– Так ведь я подслушивала у двери. Мне все было слышно. И наконец-то я услышала ее. Она просто насиловала его, выпрашивала у него конец, говорила, какой он большой, какой твердый. И куда только вся культура подевалась?

– Именно тогда ты и ушла?

– Где-то через минуту, может, чуть позже. Мне хотелось послушать, не заговорит ли он. Но он молчал как рыба. А она разошлась вовсю – не остановишь. И я услышала, как он отвесил ей хорошую оплеуху.

– Ты уверена, что он молчал?

– Говорю же тебе: ни слова. Только ударил ее. Звук был такой, словно он смазал ее по роже всей ладонью. Она заорала. Потом раздался глухой стук, как если бы ее припечатали спиной к двери. И тогда уж наступила тишина. – Сьюзи снова неопределенно пожала плечами. – Думаю, он ее дрючил. Наверное, именно так, как она и просила. Припер, то есть, к стене и долбил что есть мочи.

На сей раз молчание длилось дольше обычного. Джини вновь села на стул. Она долго смотрела на Сьюзи, потом спросила:

– Скажи, Сьюзи, все действительно было так? То, что ты мне рассказала, – правда?

– До последнего слова.

– Я хочу, чтобы сейчас, прежде чем ответить, ты хорошенько подумала. Та женщина – ты вполне уверена, что она была блондинкой?

– Абсолютно.

– А не могла ли она носить парик?

– Не думаю. Волосы, похоже, были ее собственные.

– Она так и не сняла темных очков?

– Нет.

– Ты можешь вспомнить, какой у нее был голос?

– Я же говорила: мягкий, вежливый. Она очень тщательно выговаривала слова – словно повторяла заученную роль. Отличный английский. Просто шикарный.

– Ты уверена, что она англичанка? Ни малейшего акцента? А тебе не послышалось ничего странного в ее выговоре после того, как ты вышла из комнаты?

– Акцента не было, если, конечно, не считать акцентом выговор богачей. Знаете, какой у них английский – там, где частные пансионы и пони в конюшнях? Сраный высший свет.

– А еще что-нибудь ты можешь припомнить? Может, насчет ее одежды? Носила ли она, например, перчатки?

– Нет.

– Какие кольца были у нее на руках? Кольцо в знак помолвки? Обручальное?

– Вообще никаких колец.

– А мужчина? Ты можешь вспомнить что-нибудь о нем? Подумай, Сьюзи.

– Сколько раз можно повторять… Сидел себе в тени. Темный костюм, черное пальто, белая сорочка – таких на улице тысячи.

– Не было ли в комнате чего-то такого, что бросилось тебе в глаза? Может, чемодан? Сигареты, книги, журналы…

– Ничего. Дверь в спальню была закрыта. А комната, где я была, – она и есть комната. Нормальный номер шикарного отеля.

– Под каким именем тебе был представлен клиент?

– Гастингс, кажется. Точно, Джон Гастингс. Джини задумчиво насупила брови. Джон Хоторн. Был еще Джон Гамильтон – под таким псевдонимом Макмаллен встречался с Лорной Монро. А теперь Джон Гастингс. Она снова испытала чувство, о котором говорил Паскаль. Впечатление было такое, что ею кто-то манипулирует. Схожесть инициалов как бы подталкивала к мысли о существовании определенной связи между всеми этими случаями. Эта связь могла оказаться иллюзорной. Из своей сумочки Джини достала три фотокарточки. Первые две были фотографиями Макмаллена и Хоторна. На третьей была запечатлена Лиз. Она протянула первые два снимка Сьюзи.

– Не может ли один из этих двух оказаться Гастингсом?

Сьюзи рассматривала фотографии без особого интереса и, похоже, никого не узнавала. Джини могла бы поклясться, что лицо Хоторна проститутке совершенно ничего не говорило. Судя по всему, она мало интересовалась политикой, поскольку не смогла узнать на снимке эту знаменитость. Сьюзи пожала плечами.

– Любой из них может быть Гастингсом, а может, и нет, – изрекла она. – Возраст вроде сходится. И волосы у обоих светлые. Таких мужчин вокруг сотни.

– О'кей, – Джини передала третью фотографию. – Пусть тебя не смущает цвет волос. А не находишь ли ты на этом снимке хотя бы какого-то сходства с той женщиной?

Это была черно-белая фотография Лиз, взятая из архива «Ньюс». Наиболее малоизвестный из всех ее портретов, которые только удалось отыскать. В отличие от других, на этой фотографии вокруг Лиз не вились многочисленные обожатели. Она была сфотографирована на тротуаре, готовая сесть в машину. Взяв фотографию в руки, Сьюзи не смогла сдержать тихого вскрика удивления. Политики могли не интересовать ее, но мир моды интересовал определенно. Несомненно, она с первого взгляда узнала Лиз.