– Ну вот и закончилось наше маленькое путешествие, – грустным тоном произнесла дама в элегантном манто нежно-персикового цвета, оперевшись о высокие поручни «шлюпочной палубы» и рассеянно глядя вниз, на сам причал и привокзальную площадь, по которой на первый взгляд достаточно хаотично, а на самом деле весьма упорядоченно и целенаправленно двигались миниатюрные человеческие фигурки.

– Ну... все когда-нибудь заканчивается в этом мире, – философски заметил стоящий рядом с ней молодой человек в бежевом плаще и серой шляпе, с загнутыми вниз полями, и тут же добавил: – Все заканчивается, чтобы вновь начаться сначала. Как говорил великий Будда? Сменяющие друг друга круги сансары, переходящие в вечную нирвану?

– Что-то вроде.

– Ты, кстати, с дедушкой попрощалась?

– Конечно. Я ему в номер позвонила. Мы договорились, что как только у него здесь что-то более-менее определится, он со мной сразу же свяжется. Я буду его первой официальной клиенткой. И... представителем по связям с общественностью.

– Даже так?

– Конечно. Он, с его способностями, может стать здесь настоящей сенсацией.

– Мне почему-то показалось, что он как-то не стремится к особой популярности.

– Ну... если он захочет начать здесь какой-то бизнес, без этого не обойтись.

– Пожалуй.

Дама, после некоторой паузы, поежившись от вяжущей утренней прохлады, подняла воротничок своего манто и, повернувшись в сторону стоящего рядом с ней собеседника, внимательно на него посмотрела с еле-еле уловимой насмешливой улыбкой в уголках своих ярко накрашенных губ:

– Значит... ты веришь в новое начало?

Собеседник пожал плечами:

– Конечно. Все зависит только от человека. И от его желания.

– Ну а как же судьба? Которая незримо ведет нас по этой жизни.

– А нежелающих тащит?

– Да.

– У меня немножко другое представление об этом процессе. Или, вернее, явлении.

– Какое же?

– Судьба человека – это его стремления, умноженные на характер.

– Стремления... на характер, – задумчиво повторила Хелен. – А как же ум?

– Ум? – Олег посмотрел налево, туда, где в рассасывающейся сизо-молочной дымке серели контуры вытянутых нью-йоркских параллелепипедов, затем вверх, направо, на протянувшееся сплошной опоясывающей лентой окно наполовину видной с этого места длинной двадцатиметровой капитанской рубки. – Ум – это штурвал. Вещь, конечно, важная. Но без двигателя ему грош цена. Без двигателя это уже не корабль, а... стоящая на приколе плавучая гостиница. Зачем ей штурвал.

– Имеется в виду, что двигатель – это характер?

– Естественно.

– Понятно. – Хелен немного помолчала, затем встряхнула своей медно-рыжей головой. – Н-да. Что-то непохоже, что ты русский.

– Почему?

– Рассуждения, как у какого-то квакера из Новой Англии.

– То есть?

– Все четко, по полочкам. Даже с математическими формулами. Одно, умноженное на другое. Деленное на третье.

– Ну... может быть, именно поэтому как раз между нами и проскочила какая-то искорка. Я привык смотреть на вещи с приземленной, даже можно сказать низменной, точки зрения. Ты человек такого... иррационального, я бы даже сказал, мистического умонастроения. Возвышенная натура, далекая от мелочного практицизма. Как говорил один наш великий поэт... м-м, как это получше: поэзия и... проза, лед и... огонь... не очень сильно отличаются друг от друга.

– Ну... может быть. – Мэтью немного помолчала и небрежно добавила: – А между нами проскочила искорка?

– Ну... я не знаю. Возможно, мне это просто так показалось. По наивности. – После некоторой паузы человек в серой шляпе изогнул в вопросительной дуге свою левую бровь. – А ты считаешь это заблуждением? И... хочешь его развеять?

Медноволосая дама посмотрела на него не менее выразительным взглядом:

– Нет, не считаю. И развеивать ничего не хочу.

– И не жалеешь, что отправилась в это путешествие? А не полетела на самолете.

– Не жалею.

– Потому что познакомилась с таким интересным дедушкой? И с не менее интересной писательницей?

– Не только. И не столько. – Хелен продолжала в упор смотреть на своего спутника, только взгляд ее приобрел слегка насмешливый оттенок. – А ты? Жалеешь?

– Жалею! – фыркнул спутник. – Да для меня это просто подарок судьбы.

Дама в персиковом манто чуть прищурила глаза. По форме слова ее визави звучали как завуалированная, но весьма недвусмысленная ирония. Между тем сам этот визави продолжал смотреть на нее абсолютно серьезным, искренним взглядом. Она отвернулась и слегка прикусила губу.

– Ну и... что же ты теперь будешь делать с этим подарком?

Визави глубоко вздохнул и произнес немного мечтательным тоном:

– Это будет одним из самых прекрасных воспоминаний моей жизни.

– Только лишь воспоминанием?

– Смею ли я надеяться на большее?

Хелен снова повернула голову направо и подняла свой взгляд. И снова на нее смотрело абсолютно серьезное лицо человека в бежевом плаще. Она пожала плечами.

– По-моему, настоящие мужчины такие вопросы не задают.

– Они действуют?

– Естественно.

– Например, так? – спросил человек в бежевом плаще и, не дав медноволосой даме опомниться и вовремя проявить какую-то ответную реакцию, мгновенно заключил ее в крепкие объятия и прочным поцелуем впился в ее ярко накрашенные губы. Так? – повторил он, где-то через полминуты, отпустив наконец свою жертву.

Жертва уже открыла, было, рот, чтобы высказать некое частное определение по поводу манер своего спутника, но, по всей видимости, изменив свое первоначальное намерение, решила просто ответить на конкретно поставленный вопрос:

– Примерно. – Немного помолчав, она произнесла абсолютно бесстрастным голосом, как бы между прочим: – Ну и... что дальше?

– Дальше... еще один поцелуй. Как минимум.

– Я имею в виду... в более отдаленной перспективе.

– В более отдаленной все будет тоже как надо, – уверил Иванов свою собеседницу.

– Что значит... как надо? – после некоторой паузы переспросила собеседница, не удовлетворенная таким, не очень ясным для нее, лаконичным ответом.

– В соответствии с божьим промыслом, который так неожиданно и случайно, вернее, неожиданно и счастливо нас здесь свел.

– При чем тут промысел? – поморщилась дама в персиковом манто. – Я говорю о практических... приземленных вещах.

– То есть?

– То есть, то есть, – было видно, что дама заметно раздражена некоторой бестолковостью своего визави. – Ну... мы встретимся еще, или... как?

– Конечно, встретимся. А как же, – снова уверил ее визави и, немного помолчав, добавил: – У нас просто нет другого выбора.

– То есть? – немного опешила Мэтью. – Что значит?..

– То есть, то есть, – тоже немного ворчливо, в тон ей, но более добродушно пробурчал Иванов. – Неужели это еще надо объяснять. Между нами, как мне кажется, не просто ведь искорка проскочила. Мы с тобой теперь уже связаны некой незримой, но весьма прочной нитью.

– Какой нитью? – на оперработника устремился подозрительный взгляд серо-сине-зеленых глазок.

– Ну как. Кольцом... невидимых симпатий. И... кандалами страсти пылкой. Как сказал бы... Байрон. Точнее, Шелли. Вернее, Китс.

– Да что ты говоришь? А не слишком ли самоуверенное утверждение?

– Настоящие мужчины подобных вопросов себе не задают.

– Они действуют?

– Точно, – подтвердил настоящий мужчина и подкрепил свои слова новым объятием, от которого медноволосая дама, хотя на сей раз она должна была бы быть более подготовленной к подобному повороту событий, увернуться также не смогла.

Через полчаса Хелен Мэтью вошла в здание морского вокзала, причем вошла налегке: еще на борту лайнера она оформила доставку своих чемоданов и прочей клади в отель «Мариотт», оставив при себе из всех дорожных аксессуаров только лишь сумочку кремового цвета, оригинальной конусообразной формы, которая так гармонировала с ее персиковым манто и волосами медно-рыжего цвета.