– Так, ну и что это за фокусы? – Не дождавшись немедленной реакции на свой вопрос, она посчитала необходимым добавить: голосом, в котором уже явственно звучали жесткие, даже в чем-то прокурорские нотки: – А? Я кого спрашиваю?

– Что-то ты сегодня рановато, – не отрывая сосредоточенного взгляда от экрана, ответил наконец как бы нехотя и не на прямо поставленный ему вопрос любитель. – Я-то, честно говоря, настроился здесь было уж всю ночь прокоротать.

– Мне плевать, на что ты настроился, – тут же последовала очень вежливая ответная фраза, и через секунду допрос возобновился: – И вообще, как ты сюда попал? В дом, в квартиру. Насколько мне помнится, я тебе ключей не давала.

Услышав последнюю фразу, сидящий в кресле мужчина на какое-то мгновение все-таки оторвался от телевизора и, посмотрев на ее автора весьма выразительным взглядом, с улыбкой развел руки в жесте, который не должен был оставлять у последнего, вернее – последней, никаких сомнений в абсолютной неуместности, даже наивности поставленного вопроса.

– И, главное, без всяких предупреждений. Как вор какой-то, – не унималась дама. – Нет, я, конечно, понимаю, такой стиль работы и... методы, но...

– Тихо, куколка, – перебил ее мужчина, предостерегающе подняв вверх указательный палец левой руки, – еще пять минут до конца последней четверти. Все эмоции чуть позже, о’кей? – Продолжая внимательно следить за перипетиями баскетбольной баталии, он тут же добавил, как бы предчувствуя и предвосхищая ответную реплику: – Ты... разденься пока, – поднятая рука слегка махнула в сторону коридора, а может, и просто отмахнулась.

Ответная реплика все-таки прозвучала, причем произнесена она была притворно-послушным голосом и сопровождалась не менее выразительной улыбкой:

– Раздеться? До каких пор?

– Ну... как сама сочтешь нужным. И плесни-ка нам чего-нибудь... между делом.

– Всенепременнейше. Чего мсье угодно? – эта фраза, в отличие от всех предыдущих, прозвучала на языке страны пребывания, что придало ей дополнительный выразительный оттенок; правда, фраза следующая была произнесена снова по-английски – по всей видимости, общаться именно на этом языке для обоих присутствующих было более привычно или удобно. – Цианиду или... соляной кислоты?

– На твой вкус, куколка. Главное, льда побольше.

– Я тебе говорила уже сотню раз и сейчас повторяю в последний раз: может быть, для кого-то я и куколка, только не для тебя. Понял? – В голосе куколки снова зазвенел металл.

– Как сурово. А кто же ты тогда для меня?

– Если забыл, могу напомнить. Меня зовут Хелен Мэтью.

– Переходим на язык официального протокола?

– Переходим. И хватит пялиться в свой дурацкий ящик, когда с тобой разговаривает дама. – Хелен раздраженно выдернула выключатель телевизора из розетки и отошла в глубину комнаты к широкому и длинному полукруглому дивану, на который она сначала небрежно бросила сдернутое ею на ходу с плеч манто, а затем уже и, напрочь, казалось, забыв о всякой внешней элегантности манер, грузно плюхнулась сама.

Порывистыми нервными движениями она достала из сумочки пачку сигарет «Вирджиния слимс» и, вытянув из нее ухоженными, но не длинными ноготками тоненький белый цилиндрик, попыталась его прикурить при помощи извлеченной из той же сумочки длинной и плоской золотой зажигалки, но, как это часто бывает в подобных случаях, словно сопротивляясь слишком резкому и бесцеремонному обращению, механизм зажигалки упорно не хотел давать искры. Это, по всей видимости, стало дополнительным источником раздражения для ее владелицы, которая, зачем-то энергично потряся своим непослушным золотым брикетиком, еще раз безуспешно чиркнула колесиком по кремню и затем раздраженно отбросила зажигалку в сторону, на другой конец дивана.

Сидящий в кресле мужчина, который вполоборота наблюдал за всей этой сценой, едва заметно усмехнулся, на какое-то мгновение задумчиво опустил голову, но, тут же взмахнув руками, вдавил ладони в подлокотники кресла и легким пружинистым движением поднялся на ноги. Уверенным жестом хорошо знакомого с обстановкой человека он включил стоящий недалеко от окна громоздкий торшер, по своей форме напоминающий большую рюмку для мартини на высокой тонкой ножке. Затем, подойдя к широкому полукруглому дивану, он подобрал лежащую на его дальнем краю зажигалку и мягко, даже как бы чуть-чуть осторожно, опустился на краешек дивана, рядом с медноволосой дамой, которая, казалось, обидевшись на всех и на вся, устремила отсутствующий взгляд то ли на ближайшую к ней стенку, то ли на висящую на ней картину малопонятного, особенно в условиях царящего в комнате полумрака, абстрактного содержания, и теребила в тонких пальчиках так и не зажженную сигарету.

Мужчина неторопливо откинул крышку зажигалки, аккуратным легким движением сделал вращательное движение колесиком, после чего медленно, вежливым, даже почтительным жестом приблизил золотой брикет с взметнувшимся над ним ровным и длинным огненным хвостиком к демонстративно отвернувшейся от него соседке по дивану. Соседка, после некоторого колебания, продолжая сохранять независимый вид, поднесла к губам сигарету, затем, слегка подавшись вперед, с легким причмокиванием, притянула к ее кончику язычок пламени и, откинувшись на спинку дивана, выпустила вверх, через колечко губ, тонкую струйку жидковатого бело-сизого дыма.

– Между прочим, один из самых паскудных сортов сигарет, – нарушил, наконец, молчание сидящий на краешке дивана незваный гость и, кивнув на дымящийся белый карандашик «Вирджинии слимс», поспешил добавить: – Ученые говорят. Слишком много «свободного» никотина. Который быстро попадает в кровь и...

– Ничего, – перебила его, по-прежнему глядя в сторону, хозяйка квартиры, для которой приход гостя стал, судя по всем внешним признакам, не очень радостным сюрпризом. – У меня и без сигарет вокруг хватает тех, кто может кровь попортить. В избытке.

– Наша девочка... о, пардон, наша глубокоуважаемая госпожа Мэтью сегодня не в духе.

– Пять минут назад она еще была в духе.

– Что же случилось за этот короткий промежуток времени?

– Да встретила кой-кого в своей гостиной.

– Что значит, кой-кого? Не кой-кого, а старого приятеля. С которым мадмуазель, наверно, уже и забыла, когда последний раз-то виделась. – Сказав это, старый приятель попытался заглянуть в глаза своей собеседнице и добавил участливым голосом: – Ну что, неужели такая неприятная встреча?

– Да больно уж неожиданная. Приятельницу чуть кондрашка не хватила от таких спецэффектов.

– Вынужденная мера, – приятель уже передвинулся на дальний край дивана, возле которого на специальной подставке стоял крупногабаритный музыкальный центр платинового цвета и какого-то ультрасовременного дизайна, и с интересом начал перебирать компакт-диски, наваленные кучей на нижней полке подставки. – Последнее время приятельница стала как-то уж слишком... можно даже сказать, не в меру... – он немного замялся, подбирая нужное слово.

– Неуправляемой? – С надменной ухмылкой подсказала приятельница.

– Нет! – категорично отмел подобное предположение ее собеседник, продолжая рассматривать компакт-диски. – Управляют детьми. Или безвольными тупицами. Зомби, – пояснил он. – С настоящими же личностями можно только сотрудничать. Причем на добровольной, взаимовыгодной и взаимообогащающей основе. – Не прекращая своего занятия, он слегка пожевал губами и как бы нехотя продолжил: – Что же касается присутствующих, то они за время, прошедшее с нашей последней встречи, стали просто почему-то... – он вставил выбранный им диск в одно из приемных окон музыкального центра, – чересчур разговорчивыми.

Эти слова были произнесены спокойным, внешне вполне нейтральным тоном, без каких-либо ноток обвинения или даже порицания, но Хелен, услышав их, почувствовала, как внутри у нее что-то внезапно то ли опустилось, то ли похолодело, а во рту возникло ощущение какого-то неприятного кислого привкуса. Мужчина, который произнес их и который еще несколько секунд назад был увлеченно занят музыкальным центром и дисками, сейчас уже, повернувшись, пристально и даже жестко (хотя, как ей показалось, пусть и с очень слабой, почти незаметной, но все же насмешкой в уголках губ) смотрел ей прямо в глаза. Она, несмотря на то, что это потребовало гораздо больших усилий, чем можно было предположить, выдержала обращенный на нее взгляд и, непроизвольно сглотнув слюну, спросила, как ей опять же показалось, вполне естественным, непонимающим тоном: