Тесс приуныла. Она сдвинула бровки и насупилась, и Оливия уже приготовилась к буре. Но девочка подняла на мать печальные глаза и сказала:

– Мне здесь очень нравится, мама. Я хочу остаться.

– Я тоже, радость моя, – начала Оливия, но Тесс вырвалась из ее объятий и убежала в свою комнату. – Я тоже, – шепотом повторила Оливия, отложив блокнотик Тесс и застилая постель. – Но я не могу притворяться. Это не моя семья. Работа завершена. Пора уезжать.

С блокнотом в руках она присела к окну. Как все-таки жаль, что она не Сибринг, что у нее нет здесь постоянной работы, что Саймон Берк, похоже, не настолько дорожит ею, чтобы уговорить остаться.

Оливия подумала о матери. Она понемногу привыкла к мысли, что Кэрол больше нет, и почти смирилась с этим. Может, Саймон прав и Кэрол по-своему любила ее. Денег хватит на учебу Тесс в частной школе и в колледже, а потом и в Академии изящных искусств. Девочка так талантлива.

Оливия с улыбкой открыла блокнот. Наброски виноградника и Большого дома, коты, Бак с котятами. Портреты Оливии, которую юная художница в зависимости от настроения изображала то красавицей, то злой ведьмой. Вот Карл с теннисной ракеткой, а вот парадный портрет Натали. Саймон прореживает листву винограда, Саймон в рабочих перчатках чинит сетку, Саймон с котенком, Саймон читает книгу, и очки сползли у него на нос.

Набросков Саймона было больше всего – почти весь блокнот. Оливия не на шутку встревожилась. Яснее ясного, девочка привязалась к нему. Вот поэтому надо поскорее уехать в Питсбург, чтобы Тесс забыла его. С глаз долой – из сердца вон.

Им лучше вдвоем – она и Тесс. Им так спокойнее. Только Оливия может дать дочери любовь и заботу. Больше никто.

Саймон шел по тропинке между рядами виноградных кустов, проверяя, не появились ли где повреждения или вредители. Ему надо было отвлечься – иначе он бы весь день просидел в офисе, следя за сводками погоды и сообщениями о приближающемся урагане. Но все было в порядке. Почва рыхлая, достаточно влажная, виноградные кисти налились соком. Сладость придет через две-три недели, если ураган не помешает.

Насчет «Хлои» у Саймона были самые мрачные предчувствия. Ураган набирал силу и неумолимо надвигался. В соответствии с последними сообщениями по факсу, его отнесли к третьей категории, скорость ветра – сто пятнадцать миль в час. Через двое суток «Хлоя» достигнет побережья Род-Айленда.

Пока Карл и Натали следили за продвижением урагана по телевизору, Саймон взял из Интернета снимки со спутника, обменялся сообщениями с друзьями, которые желали ему удачи.

Он бы построил над виноградником деревянный навес, если бы это было возможно. Но виноград, переживший дождливую весну, прохладное лето и теперь набиравший силу, был беззащитен.

Твердо решив порвать с Саймоном, Оливия не вышла на следующее утро. Она даже не стала смотреть, появился ли он, и все утро посвятила составлению схемы адресов, по которым рассылала свои резюме. Затем принялась вычеркивать адреса с заведомо отрицательными ответами, а остальные предстояло еще обзвонить.

Она спустилась вместе с Тесс вниз, только когда обычно собирались все обитатели дома. И в самом деле, все уже смотрели телевизор на кухне, каждый со своего места. Оливия не стала спрашивать, изменила ли «Хлоя» направление, – ответ был и так ясен.

Все молились только о том, чтобы ураган повернул прочь от Род-Айленда. Рассеянно раскладывая яйца-пашот на мелко нарубленные мясо и овощи, оставшиеся от ужина, присутствующие негромко переговаривались.

Оливии никогда еще не приходилось есть такое вкусное блюдо, хотя на него пошли остатки запеченной вырезки. Она хотела поблагодарить Сюзанну, но та, как и другие, была занята своими мыслями, так что Оливия решила ее не беспокоить.

То же и с разговорами об урагане. Все старались делать вид, что жизнь идет как обычно.

Джилл поехала работать в офис. Сюзанна отправилась в магазин за покупками. Тесс засела вместе с Сэнди в кабинете и приступила к занятиям. Оливия поднялась на чердак, чтобы разложить фотографии.

Несколько минут спустя к ней присоединилась Натали. Об урагане не поступало новых сообщений, и она, следуя примеру остальных, рада была еще немного оттянуть встречу с неминуемым. Натали проделала огромную работу, назвав имена всех запечатленных на фотографиях, включая и ту неизвестную женщину, о которой столько думала Оливия.

Ее звали Джун Элленбаум. Она была подругой Натали и ее брата и умерла от воспаления легких в начале сороковых годов.

Узнав об этом, Оливия печально улыбнулась. Погладив мурлычущего Ахмеда, она призналась:

– Я часто смотрела на ее снимки, когда реставрировала фотографии вместе с Отисом, и представляла, что она моя бабушка или двоюродная бабушка – словом, дальняя родственница.

Натали помолчала, потом спросила:

– А теперь?

Оливия провела ладонью по шелковистой голове Ахмеда.

– Теперь – нет. Наверное, я повзрослела. Самообман ни к чему путному не приведет. Он мешает мириться с неизбежным.

Снова воцарилось молчание. Наконец Натали промолвила:

– Оставайтесь у нас, Оливия. Оставайтесь после нашей свадьбы.

Оливия вскинула голову.

– Простите, как вы сказали?

– Тесс пойдет в школу в Бреймонте, а вы будете моей постоянной помощницей.

«Самообман ни к чему путному не приведет».

– Вам не нужна помощница. Ни сейчас, ни потом. – Оливия так и не получила оценку своей работы из уст Натали и боялась спросить ее об этом.

– Но мне действительно необходим человек, на которого я могла бы положиться. У меня для вас всегда найдется работа.

– Зачем я вам?

– Я хочу, чтобы вы остались в Асконсете.

Оливия должна была бы радоваться. Совсем недавно она только о том и мечтала, чтобы получить подобное предложение от Натали. Но теперь твердо решила не поддаваться иллюзиям. Этому научила ее смерть матери.

– Мне предложили работу в Питсбурге. – Оливия рассказала Натали о вакансии в музее.

Натали спокойно улыбнулась:

– А теперь у вас есть предложение и из Асконсета.

– Но работа в Питсбурге связана с реставрацией. Я это умею и люблю.

– А здесь вы будете работать с людьми. Это вы тоже умеете. – Натали улыбнулась и серьезно заметила: – Оливия, ты мне нужна. Здесь, в Асконсете. У меня никогда не было личной помощницы. А ты столько сделала для меня!..

– Не так уж много. Писательница из меня никудышная.

– Прости, но я читала твою рукопись.

Оливия постаралась скрыть волнение.

– Правда?

– Ну конечно. Неужели нет? Я читала твои черновики на всех стадиях работы над книгой.

– Я этого не знала. – Оливия, затаив дыхание, следила за лицом Натали, надеясь на ее одобрение.

Но увидела только удивление.

– Как, я не сказала тебе? Наверное, закрутилась и забыла. У меня столько забот.

Оливии вдруг пришло в голову, что с тем же самым приходилось сталкиваться и Грегу с Сюзанной. Но она не родственница Натали и не станет выжидать.

– И каково ваше мнение?

– Прекрасно! – сказала Натали, все еще недоумевая по поводу собственной забывчивости. – А ты сомневалась?

– Да, сомневалась. Я никогда не писала ничего подобного!

Натали улыбнулась:

– Мне понравилось. Ясный слог, изящный стиль. Время и чувства схвачены очень верно. Вряд ли кто-либо другой справился бы с работой лучше тебя.

Оливия была на седьмом небе от счастья.

– Спасибо! Вы слишком добры, но я все равно рада это слышать.

– Я так говорю не из вежливости, а вполне искренно. Ты прекрасно поработала над книгой и помогла мне и в другом. Я ведь не молодею с годами. Мне бы хотелось, чтобы рядом со мной был человек, который четко фиксирует детали, а у тебя это хорошо получается. Ты сможешь работать здесь, со мной, или в офисе. Там тоже требуется помощь. Или на винном заводе. Будешь связующим звеном между винным заводом и офисом.