Взяв в руки желтый конверт, он сразу представил маму. Стройная, элегантная, чуточку высокомерная.

Традиционные цвета «Асконсета» – слоновой кости и темно-красный, мамина визитная карточка.

В конверте, вероятно, приглашение. Неудивительно – Натали частенько устраивала праздники, в этом ей не было равных. Но ведь и Александр Сибринг любил шумные вечеринки, и никто не посмел бы его в этом упрекнуть. Изо дня в день вместе с управляющим он обходил виноградник в джинсах и рабочей рубашке или ездил по стране, рекламируя вина торговой марки «Асконсет». И его усилия принесли свои плоды. После многих лет упорной борьбы «Асконсет» стал приносить неплохую прибыль. Так что Александр имел полное право праздновать победу.

Натали знала толк в празднествах. Она нанимала поставщиков продуктов, флористов, музыкантов. В Асконсете два раза в год устраивались фестивали: праздник весны и праздник урожая. В этом году праздник весны отменили – умер Эл. Натали никогда не любила черное. Ей для похорон мужа пришлось специально покупать траурное платье.

И вот всего полгода спустя она вновь возвращается к обычной жизни. Грега покоробил короткий траур матери. Как можно устраивать праздник всего через полгода после смерти мужа, с которым вместе прожили много лет? И будущее «Асконсета» не ясно.

Натали хотела, чтобы виноградником занимался Грег. Она осторожно намекнула ему об этом, но Грег решительно отказался: «Нет, это исключено».

А что, если она нашла покупателя и теперь устраивает вечеринку, на которой представит его семье? Нет, его бы предупредили. Впрочем, он дал понять матери, что семейный бизнес его мало интересует. У него свое дело – политика, избирательная кампания и клиенты отнимают все время. В конце концов, он занимается делом по душе и добился в этом значительных успехов. Виноградарство было страстью отца, но не его, Грега.

Конечно, судьба «Асконсета» ему не безразлична. Если Натали продаст виноградник, часть вырученных денег должна по праву принадлежать ему. Поэтому нелишним было бы познакомиться с возможным покупателем. Нельзя допустить, чтобы мать продала виноградник за бесценок.

Швырнув конверт на стол, Грег вытащил портативный компьютер и набрал пароль.

Но любопытство оказалось сильнее. Что на уме у Натали? Грег снова взял в руки конверт, вскрыл его и вытащил карточку: «Приглашаем вас принять участие в свадебном торжестве, которое состоится в День труда в 16.00 в Большом доме. Виноградник и винный завод «Асконсет». Натали Сибринг и Карл Берк».

Он тупо уставился на листок.

Свадебное торжество? Его мать и Карл? Возможно ли это?

Натали уже семьдесят шесть. Да она из ума выжила! А Карл еще старше – о чем он только думает?

Карл был неотъемлемой частью «Асконсета». Александр считал его своим другом. Но настоящий друг не стал бы жениться на вдове, когда не прошло и полугода после смерти ее мужа. Да и вдове не пристало выскакивать замуж за первого встречного.

Понятное дело, Натали теперь нуждается в поддержке и опоре. Грег вспомнил, что мать в последнее время все чаще упоминала имя Карла, отзываясь о нем с благодарностью и уважением. И как он мог не заметить!

Что же это? Роман? Секс? Староваты они для подобных утех. Вот ему, Грегу, еще только сорок, а он уже постепенно теряет интерес к этим играм. Хороший, качественный секс требует больших усилий. Впрочем, в их возрасте все по-другому. Черт, ему противно даже представить, что мать может заниматься этим… Но с Карлом? С этим старым недотепой?

А что, если он не так прост, как кажется? Что, если давно положил глаз на виноградник? «Асконсет» – детище Александра, но Карл так давно работает у них, что вполне имеет право участвовать в разделе. Может быть, он втайне надеется, что управляющим станет его сын Саймон, и поэтому женится на Натали?

Надо позвонить матери, но Боже, как не хочется! И что он ей скажет? «Мне наплевать на семейный бизнес, но я не хочу, чтобы виноградник достался Саймону»?

Лучше сначала позвонить Сюзанне. Она чаще видится с Натали и должна знать, что происходит.

Черт, все не так просто, как кажется! Сюзанна на шестнадцать лет его старше, она его родная сестра, но их отношения вряд ли назовешь теплыми и дружескими.

Бормоча проклятия, он расстегнул воротник рубашки. Как все не вовремя! Он ведь только собрался отдохнуть, а вместо этого придется ехать в Асконсет. Нет, он отправится на север, в Онтарио, порыбачить, как и планировал. И билет уже заказан.

Джилл не в восторге от его затеи. Она бы предпочла Асконсет – ей там нравилось. По крайней мере, раньше. В последнее время она какая-то странная. Может, у нее кризис среднего возраста? Это в тридцать восемь-то лет!

Нет, сейчас он не будет думать об этом – известие о свадьбе матери и Карла выбило его из колеи. Грег прошел через кухню и открыл дверь в гараж. Машины Джилл не было – наверное, она припарковала ее в аэропорту. Уехала к матери – это ясно, решил было Грег, но, вспомнив странное поведение жены, потянулся за письмом от тещи. Потом он что-нибудь придумает – скажет, что случайно вскрыл его вместе с другими письмами. Вытащив тоненький листок бумаги, Грег прочел: «Дорогой Грег…»

Нет, это пишет не теща. Письмо обращено к нему. Грег пробежал глазами адрес. Да, письмо предназначено ему. Письмо от Джилл.

Предчувствуя недоброе, он принялся читать.

В гаражной мастерской за старинным белым особняком в викторианском стиле на узкой улочке Кеймбриджа, штат Массачусетс, Оливия Джонс, сидя за работой, предавалась размышлениям. Ее деятельность предоставляла ей массу времени для мечтаний.

Оливия реставрировала старые фотографии. Это занятие требовало терпения, аккуратности и твердой руки. Оливия обладала всеми вышеперечисленными качествами и вдобавок воображением, способным переносить ее в мир, запечатленный на фотографии. И вот сейчас, осторожно нанося мазки серого на поблекший снимок, она незаметно для себя очутилась в Калифорнии тридцатых годов, рядом с семьей рабочих. Великая депрессия неумолимо перемалывала людские судьбы. Дети трудились наравне со взрослыми, хватаясь за любую работу. Грустные детские личики, впалые щечки, глаза огромные, печальные.

Они устроились на веранде обветшалой лачуги. Оливия мысленно заглянула в дом. Тесная комната: вдоль стен стоят кровати, посредине стол и несколько стульев. Запах пыли и пота смешался с ароматом горячего хлеба. В духовке – жаркое. На полках расставлены щербатые глиняные горшки, оловянные тарелки и чашки. Наверное, когда семья садится за стол, комната наполняется звяканьем посуды.

Вернувшись на веранду, она присоединилась к группе на снимке. Девять человек – три поколения одной семьи. Как трогательно они обнимают друг друга – щека к щеке, плечо к плечу. Их маленький семейный мирок отважно противостоит суровой жизни. У них нет никого, кроме друг друга.

Оливии тридцать пять. У нее десятилетняя дочь, работа, квартира с телевизором и видеомагнитофоном, компьютер, стиральная и посудомоечная машины. Автомобиль тоже есть. А с помощью старого доброго «Никона» она всегда заработает неплохие деньги.

Но, Боже правый, как она втайне завидует этой семье наемных рабочих!

– Тяжелые были времена, – раздался низкий голос у нее над ухом.

Она подняла голову. Ее босс Отис Турман, нахмурившись, разглядывал фотографию. По мнению экспертов, ее автором могла быть Дороти Лэнг. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке поручил ему реставрировать снимок, и вот теперь Оливия занималась этим ответственным делом.

– Жизнь была гораздо проще, – возразила она.

Он презрительно хмыкнул:

– Ты так думаешь? Я ухожу. Закрой дверь, когда пойдешь домой. – И Отис направился к двери легкой походкой, необычной для семидесятипятилетнего мужчины. Сегодня он был не в духе, но Оливия достаточно хорошо изучила босса за пять лет работы, чтобы не принимать на свой счет перепады его настроения. Отис, неудавшийся Пикассо, не состоялся, как художник и вынужден был заниматься реставрацией. Но надежда на признание не покидала его. После выхода на пенсию он собирался вновь заняться живописью.