Трехчасовая программа об африканских алмазах. Совсем немного русского, в основном африкаанс и разнообразные местные языки и наречия. Третий день сижу, размечаю эти наречия по монтажным листам. Работа долгая и муторная, потому что внутриязыковых привязок почти никаких. И в какой—то момент ловлю себя на том, что я… их понимаю. Как минимум 50 % сказанного. Да что там, если прислушаться, так все 80 %. Вот оно, сатори. А так же дар языков, сходящий в Пятидесятницу. Приехали. Погрузились, называется, в языковую среду.

И слушаю я их минуты эдак две, а потом меня посещает второе сатори. Ну конечно я их понимаю. Это ж Сьерра Леоне. Они ж на креольском говорят. А основа—то у языка английская…

Странно чувствовать себя литературным персонажем:

«— Вот странность! — заметил Портос, медленно поднимая голову и изумленно глядя на своих друзей. — Оказывается, я знаю английский язык! Я понимаю все, что вы говорите.

— Это потому, мой дорогой, что мы говорим по—испански, — сказал ему Атос со своим обычным хладнокровием». ©

Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы троудных повестий о кампании мензисовой, Мензиса австралийского, начяти же ся тои песни не по былинам сего времене, а по замыщлению маккартиеву.

Или что—то около того. Потому как сам Мензис компартию запрещать не собирался и довольно долго против этой меры выступал. Но ядерная программа есть ядерная программа — а американцы секретами со страной, по которой вольно ходят не только кенгуру, но и коммунисты, делиться не хотели. И вообще, война на носу. Два—три года — и начнется. 49 год, Китай уже покраснел по самый Тайвань, по всей Юго—Восточной Азии волна идет, скоро до Австралии доберется, а у нас красные на подъеме, волна стачек прошла — а в Квинсленде в войну и вовсе ужас смертный случился — коммуниста в парламент избрали. Первый случай на территории Британской Империи и ее же Содружества.

Итак, правящая партия, либералы, принимают решение во имя безопасности страны коммунистов в Австралии извести. А как? Компартию похоронить просто — запретить и имущество конфисковать. И всех, кто с ней связан, тоже запретить и конфисковать. И всех, кто рядом стоял. А всех, кто после запрета партийную работу делать будет — на пять лет в тюрьму. А что такое партийная работа? Ну как же — все, что способствует делу коммунизма. А всех, кто взгляды разделяет — увольнять и гонять. О. А заодно и сами взгляды запретить. Какие? А коммунистические. А кто у нас коммунист? А коммунист есть «лицо, которое поддерживает или пропагандирует цели, стратегию, доктрины, принципы или МО коммунизма, в том виде, в котором они были сформулированы Марксом и Лениным». [подстрочник мой] А что под это определение попадает строем все профсоюзное движение и целый ряд церковных организаций, вплоть до ЦАи РКЦ включительно — это так случайно получилось.

А как этих злокозненных товарищей выявлять? Если сам признается, понятно. А если не признается? Ну есть же такое замечательное средство — донос называется. Если кого объявят коммунистом, то этого объявленного нужно тут же отовсюду исключить (и частично повсюду заключить) — а уж потом разбираться. Если выяснится, что нет, не коммунист, то возвращать на место.

И вот такой вот проект идет в парламент. Где у либералов большинство. Лейбористы хватаются за головы. С одной стороны, проект в этом виде пропускать нельзя. Во—первых, просто нельзя. Потому как, как выразился Бен Чифли «он открывает двери лжецам, лжесвидетелям и сутенерам, дает им право выдвигать обвинения и губить репутации людей — и делать это тайно, не предоставляя никаких обоснований и доказательств». [подстрочник мой] А во—вторых, их же по этому закону и съедят следом за коммунистами — к гадалке не ходи. (И вправду не ходи, когда проект во второй раз запускали, Мензис просто вслух зачитал 50 имен «тайных красных в руководстве профсоюзов» — правда на следующий день ему пришлось извиниться и взять заявление назад.) А с другой — в стране—то паника. Люди на политическую карту мира смотрят, и ничего хорошего на ней не видят. И голосовать против — значит подставляться. А у лейбористов вообще—то раскол. И как раз по рабочему вопросу. В общем, они начинают предлагать поправки. Поправки проваливаются. Законопроект идет в сенат — а в сенате большинство у лейбористов. Нет, говорит сенат, мы это вотировать не будем, переделывайте.

Никто ничего не переделывает, проект запускают вторично — а это уже сентябрь 1950, в Корее уже вовсю воюют. И тут лейбористы в парламенте и в сенате делают полный поворот кругом — и вотируют проект как есть. Без единой поправки. Со свистом. Мензис, готовившийся к позиционным боям, ахнуть не успевает. Принято. Есть.

Есть—то оно есть, только немедленно по принятии закона, второй человек у лейбористов, Эватт, подал в Верховный Суд прошение блокировать новый закон как неконституционный. И Верховный Суд тут же принял дело к рассмотрению — видных коммунистов даже арестовать не успели.

Верховный Суд думал четыре месяца, а в марте 51 разразился выводами. Шестью голосами из семи решение было признано неконституционным. Потому как на дворе мирное время. А нет у государства такого права — во время мира объявлять преступным образ мысли. Вот если бы закон конкретные действия запрещал, тогда да. А так — нет.

Полное поражение. Причем, даже про происки не покричишь особенно: четверо из шести судей — назначенцы самого Мензиса.

А поправки уже вносить поздно — закон был принят и больше в нем уже ничего исправлять нельзя.

Обошли лейбористы правительство на повороте.

Остается последнее окошко. Референдум. И правительство начинает бешеную пропагандистскую кампанию, чтобы тот же самый закон по референдуму протащить.

Ладно — говорят лейбористы с коммунистами, — вы через средства массовой информации, а мы с улицы зайдем. Люди другим людям верят больше, чем любым газетам и радио. Мытьем, катаньем — а этого Бельзена с концлагерями за мнения у нас не будет, потому что здесь вам не Германия. И не Америка. И не думайте даже.

Посреди кампании к ним присоединяются «Молодые либералы» — решив, что закон ограничивает свободу слова.

Для победы нужно было, чтобы большинство штатов и большинство населения проголосовало за.

По всем опросам закон должен был пройти. Но кто ж проводил эти опросы…

22 сентября 51 подсчитали голоса. Штаты разделились трое на трое. Пат. А в общем голосовании 2,317,927 голоса за и 2,370,009 голоса против. И пролетел референдум на этих 52 тысячах безвозвратно и навсегда.

Все. Вопрос закрыт. Дяде Сэму объясняют, что для того, чтобы выполнить его требования, нужно отменить все законы страны. И о защите демократии тогда уже говорить не придется. Ладно, говорит дядя, делать нечего…

Что интересно — в процессе кампании коммунисты и лейбористы успели основательно срастись боками. И начался отток. К 56 году австралийская компартия более не представляла собой политической силы, зато у АЛП образовалось мощное и боевое левое крыло.

И целый ряд политических историков задумывается теперь — а почему это умница и мастер маневра Мензис сформулировал законопроект так, чтобы он вызвал максимальное сопротивление? И не получил ли он в результате этой истории именно то, что хотел?