"Если бы я был сейчас в Фриско", размышлял я сидя в кресле во время моих вечерних одиночеств, "То купил бы четвертушку портвейна Христианские Братья или какой-нибудь другой превосходной особой марки, пошел бы к себе в чайнатаунскую комнату и там перелил бы полбутылки во флягу, запихнул бы ее в карман и пошел бродить по маленьким улочкам Чайнатауна наблюдать за детьми, маленькими совершенно счастливыми китайчатами, чьи маленькие ручонки тонут в ладонях родителей, я смотрел бы на мясные лавки и видел как отрешенные дзенские мясники рубят куриные шеи, я вглядывался бы как вода в витрине пузырится на глазурных боках великолепных копченых гусей, я бродил бы повсюду, постоял бы на углу Итальянского Бродвея чтобы ощутить течение здешней жизни, синее небо и белые облака проплывали бы у меня над головой, я вернулся бы назад и зашел бы с флягой в кармане на китайский фильм, сидел бы и пил из нее (а начал бы с этого времени, с 17.00) три часа наблюдал бы причудливые сцены, неслыханные диалоги и развитие сюжета и может кто-нибудь из китайцев увидел бы меня потягивающего из фляги и подумал бы, "Ага, пьяный белый человек в китайском кино" и в 8 вечера я вышел бы в синие сумерки со сверкающими огнями Сан-Франциско и всеми этими волшебными горами вокруг, теперь я долил бы доверху свою флягу в номере отеля и тогда вышел бы уже на настоящую большую прогулку по городу, чтобы нагулять аппетит для полуночного празднества в одном из отсеков изумительного старого ресторана Сан-Хьонг-Ханг - я рванул бы через гору, через Телеграфную, и прямиком вниз к железнодорожным путям, где я знаю одно местечко в узком переулочке, там можно сидеть, пить и созерцать большой черный утес, у него самые настоящие магические вибрации, отсылающие в ночь сонмы посланий священного света, я знаю, я уже пробовал это - и потом, отхлебывая, потягивая и вновь завинчивая флягу, я иду в одиночестве по Эмбаркадеро через Рыбачью Пристань, где ресторанчики на каждом шагу и где тюлени разбивают мне сердце своими кашляющими любовными криками, я иду мимо лотков с креветками и выхожу отсюда, минуя последние корабельные мачты в доках, потом вверх по Ван-Нэсс, потом опять вниз в Тендерлойн[6] - мигающие козырьки над входами и бары с вишневыми коктейлями, всевозможные помятые личности, старые расслабленные блондинки-алкоголички спотыкаясь ковыляют к винным лавкам - потом иду (вино почти закончилось, а я пьян и счастлив) вниз по большой и шумной Маркет-стрит с ее кабацкой мешаниной моряков, киношек и фонтанчиков с содовой, пересекаю аллею и попадаю в Скид Роу[7] (приканчивая мое вино здесь среди похабных старых подъездов, пахнущих мочой, разрисованных и раздолбанных сотнями тысяч горестных душ, одетых в поношенную одежду из магазинов Доброй Воли) (теми же постаревшими мальчишками, что скитаются на товарняках и бережно хранят листочки бумаги, на которых всегда какая-нибудь молитва или философская премудрость) - Вино закончилось, я начинаю петь и негромко похлопывать в ладоши в такт своим шагам всю дорогу вдоль по Кирни домой в Чайнатаун, уже почти полночь и я сижу в чайнатаунском парке на темной скамейке, дышу воздухом и пью глядя на соблазнительно манящие неоновые огни моего ресторана мерцающие на маленькой улице, время от времени безумные алкаши проходят в темноте в поисках стоящих на земле полувыпитых бутылок, или окурков, и напротив через Кирни видны полицейские в синем, входящие и выходящие из большого коричневого здания тюрьмы - Затем я иду в свой ресторан, делаю заказ из китайского меню, и сразу же они приносят мне копченую рыбу, приправленных карри цыплят, бесподобные пироги с гусятиной, невероятно тонкие и изящные серебряные тарелки (с рукоятками) в которых дымятся настоящие шедевры, можно поднять крышку, увидеть и оценить аромат с чайником, чашкой, ах, я ем - и ем - до полуночи - и может потом за чашкой чая сижу и пишу письмо своей любимой Ма, говоря ей - затем, закончив, я иду либо спать либо в наш бар, "Местечко", найти всю нашу команду и надраться вместе с ними...

Теплым августовским вечером я спускаюсь вниз по склону горы и нахожу обрывистое место, где можно усесться скрестив ноги среди пихт и старых поваленных стволов, лицом к луне, желтому полумесяцу, утопающему в горах на юго-западе - На небе теплая розоватость, на западе - Время около 8:30 Ветер от лежащего в полумиле внизу озера душист и напоминает о заколдованных озерах, такими я их себе и представлял - я молюсь и прошу Авалокитешвару Пробуждающего возложить свою алмазную руку на мои брови и даровать мне негаснущее понимание - Он Слушатель и Отвечающий на мою молитву и я знаю что вся эта заморочка самогипноз и бредятина, но в конце концов именно сами пробуждающие (Будды) сказали нам, что они не существуют - И секунд через двадцать в мои разум и сердце приходит понимание: "Когда дитя рождается, оно засыпает и видит сны о своей жизни, а когда человек умирает и его хоронят в могиле, он пробуждается опять к Вечному Блаженству" - "А стало быть все уже сказанное и сделанное становится неважным"

Ага, Авалокитешвара возложил-таки свою алмазную руку...

И приходит вопрос - зачем же, зачем, ведь это только Сила, некая духовная природа, сочащаяся своими бесчисленными возможностями - И какое же это странное чувство читать о том, как на улицах Вены в феврале 1922 года (за месяц до моего рождения) происходило то-то и то-то, но какая может быть Вена, или хотя бы представление о Вене еще до моего рождения! - ведь это же просто движение духовной природы и в этом нет ничего общего с какими-то людьми что появляются и уходят, несут ее в себе, питаются ею и питают ее Поэтому 2500 лет назад жил Гаутама Будда, который додумался до величайшей мысли в истории Человечества, что все эти года есть лишь капля в бадье Духовной Природы, которая есть Универсальный Разум - И я понимаю в своей горной благости что Сила проявляется и ликует и в невежестве и в просветленной мудрости, иначе не существовало бы невежественного бытия наряду с просветленным небытием, разве должна Сила ограничивать себя тем или иным - формой страдания или неосязаемыми эфемерностями бесформенности и безболезненности, какая между ними разница? - И я вижу как желтая луна тонет в горах по мере того как Земля поворачивается от нее в сторону. Я наклоняю голову чтобы увидеть все верх ногами, и горы земные становятся всего лишь болтающимися в безграничном небесном море пузырями - О если бы было другое зрение, без помощи глаз, какие атомные уровни увидели бы мы? - но нашему обычному зрению доступны лишь луны, горы, озера, деревья и чувствующие существа - Сила наслаждается всем этим - Она напоминает самой себе что она есмь Сила, и вот поэтому, именно из за того что Сила на самом деле суть экстаз, сон своих собственных проявлений, возникает ее Золотая Бесконечность, полная спокойствия, и наш туманный сон о существовании есть лишь туман в своем - мне не хватает слов - Теплая розоватость на западе становится пастельно-гаснущей сероватостью горной долины, мягкий вечер вздыхает, маленькие зверюшки копошатся в кустах вереска и в норах, и я меняю положение своей сведенной от долгого сидения ноги, луна наливается зрелостью желтеет и в конце концов касается самого высокого утеса и как обычно какой-нибудь пень или коряга своим силуэтом в ее магическом очаровании напоминают легендарного Койотля, Индейского Бога, готового воззвать к Силе

О, какое спокойствие и довольство я чувствую, возвращаясь в свою хижину с пониманием что мир этот лишь сон младенца, что все мы возвращаемся к экстазу золотой бесконечности, к сущности Силы - и Первобытного Восторга, и все мы это знаем - я лежу на спине в темноте, сцепив руки, радостный, северные огни сияют как на голливудской премьере и я опять смотрю на них вверх ногами и вижу, что это просто большие куски льда на земле отражающие далекий солнечный свет с другой стороны и к тому же так видно как земля выгибается в другую сторону - Северные огни, достаточно яркие чтобы ледяными лунами освещать мою комнату.