Когда она посмотрела на лицо сидевшего на своем месте Майкла, то неожиданно увидела, что он с удовольствием наблюдает за ней.

– Чему это вы так радуетесь? – с подозрением поинтересовалась она.

– А я смотрю на вас. Никогда не видел, чтобы человек, гордящийся своей жизненной искушенностью, так позабыл обо всем на свете, попав на бейсбольный матч.

Она улыбнулась в ответ.

– А вы не заметили, сколько кричали сами? Он сконфуженно скривил губы, как будто и сам удивлялся сделанному открытию.

– Что правда, то правда. Мне кажется, это вы вызываете во мне дух соперничества.

– А может, вы просто боитесь, что не выиграете пари?

Он широко улыбнулся.

– Не в этом дело. Но если хотите, мы можем отказаться от пари, – великодушно предложил он.

– Ни за что в жизни! Я нюхом чую: мы выигрываем.

Так и получилось: Цинциннати выиграл, что привело Барри в совершенно восторженное состояние, а Майкла – в абсолютный ужас.

– Ну так что же? – задорно спросила Барри, размахивая флажком. – Какого там числа бал?

– Поговорим об этом позже, – проворчал Майкл, и они пошли к выходу.

– Не нравится проигрывать? – подначила она его. – Ведь даже если бы я и поехала к вам домой, вы бы все равно не добрались до финала.

– Это следует понимать как каламбур?

– Извините.

– Вы так уверены в том, что сказали? – переспросил Майкл, задумчиво разглядывая ее, пока они стояли у автомобиля.

– Уверена.

Он покачал головой.

– Когда же вы наконец признаетесь, что испытываете ко мне такие же чувства, как и я к вам?

От победы и от вечера, проведенного в пикировке с Майклом, у Барри слегка кружилась голова. Она метнула на него кокетливый взгляд.

– О, я готова это признать, – беззаботно прощебетала она.

У Майкла перехватило дыхание, и он уставился на нее:

– В самом деле?

– В самом деле. – Барри широко улыбнулась. – Просто я ничего не собираюсь предпринимать по этому поводу.

С приближением недели премьер жизнь у Барри и Майкла стала на редкость беспокойной. Барри пропадала на репетициях, а он – в кабинете президента, где с утра и до позднего вечера принимались решения относительно текущих и перспективных программ передач. Их контакты ограничились коротенькими телефонными разговорами ранним утром и поздним вечером, и потому у Барри было предостаточно времени для разбега, которое, по ее словам, ей было столь необходимо.

Тем не менее в суете повседневных забот она чувствовала, что ей все сильнее хочется более тесного контакта, хочется более подробно обсуждать с ним каждый прошедший день, хочется чувствовать даже его мимолетные прикосновения. Смешно было вспоминать, как она раньше реагировала на его критику, ведь теперь ей так не хватало его острых замечаний и четких, ясных советов. Ужасаясь самой себе, она поняла, что все сильнее нуждается в его внимании и поддержке.

Вот чего ей не хотелось, так это служебных записок. К ее облегчению, за теми двумя не последовало больше ни одной, и кипевшее в ней раздражение против Майкла за его высокомерное вмешательство прошло.

Окончательный вариант сценария был завизирован без сучка без задоринки, и запись назначили на следующий день, чтобы первый телеспектакль вышел в эфир в неделю премьер.

Случайное то было совпадение или нет, но подписали сценарий утром, а вечером они с Майклом должны были идти на благотворительный бал, чтобы отдохнуть и развлечься после напряженной работы. У нее было ощущение, что этот бал станет поистине поворотным пунктом в их взаимоотношениях. Впервые на пышном, привлекающем всеобщее внимание голливудском рауте они с Майклом должны будут появиться как пара. Барри прекрасно отдавала себе отчет в том, что на следующий же день ее изображения появятся в газетах и на телеэкранах, она станет объектом пересудов всех сотрудников компании, и потому особенно тщательно выбирала платье, туфли, макияж и даже белье.

– Не будь смешной, – убеждала она себя, вертя в руках две пары трусиков: кремовые с кружевами и цвета шампанского, или какого там они цвета. – Никто не будет снимать на пленку твое белье.

Конечно, от этой мысли Барри стало легче, но она так и не решила, что надеть. Когда же она сообразила, что, кроме узкой полоски трусиков, другого белья под облегающим платьем на ней не будет, она еще больше разнервничалась и даже растерялась.

Барри скептически взирала на отливающее медью платье. Вырез спереди был достаточно скромный, однако на спине декольте спускалось до талии. Весьма фривольным был и высокий разрез на боку юбки. «Наряд достаточно сексуальный, чтобы вызвать зависть у женщин, а мужчин превратить в похотливых животных» – так выразилась продавщица, у которой она покупала это платье. Барри хмыкнула, вспомнив, с какой завистью девушка посмотрела на нее. Это должно было бы послужить ей предупреждением, ведь о сексуальных аппетитах Майкла ходят легенды, а он уже открыто говорил, что хочет сделать ее своим следующим блюдом. Какого дьявола она провоцирует его?

А такого, с издевкой ответила она себе, что какая-то порочная часть ее натуры, очевидно, хочет, чтобы он проглотил ее. Тело совершенно недвусмысленно давало ей это понять, а разум протестовал. В данный момент он подсказывал ей надеть спокойное черное платье и продолжал урезонивать ее даже тогда, когда она натягивала через голову отливающую медью авторскую модель. Еще раз победили гормоны, подумала она, взглянув на себя в зеркало.

Ее губы сложились в довольную улыбку. Элегантная, восхитительная женщина, которая смотрела на нее из зеркала, совсем не походила на ту юную девушку с испуганными глазами, которая уехала из Огайо, полная решимости порвать все узы, связывавшие ее с детством. Казалось, будто она боится собственной тени, но за скромной внешностью пряталась такая жизненная сила, которая позволила ей преуспеть в профессии, где так много людей потерпели фиаско. Застенчивая улыбка скрывала твердость характера, унаследованную от матери. Несколько раз Барри терпела жестокие поражения, борясь за место в деле, где конкуренция исключительно велика, но каждое поражение оборачивала к собственной пользе, стараясь узнать о телевидении все и у каждого, кто мог научить ее.

Она дала себе слово научиться и у Майкла. Когда поблекнет увлечение, у нее останется что-то реальное, что-то более прочное, чем эфемерная любовь. Любовь – это блуждающий светлячок в ночи, нечто неуловимое. А карьера – это осязаемое, поддающееся контролю. Нет, ее нельзя назвать холодной и расчетливой, скорее, она реалист. И она не позволит, чтобы его ослепительные, соблазнительные обещания внесли беспорядок в ее жизненные планы. Ну, а сегодня она намерена наслаждаться его восторженными взглядами и теплом его прикосновений.

Когда Барри открыла ему дверь и увидела, как засветились одобрением его глаза, то почувствовала себя на высоте. Бесспорно, в Голливуде есть женщины красивее ее, но вряд ли найдется обаятельней.

– Вы… такая красавица, – нежно произнес он. – Дайте-ка посмотреть на вас.

Она повернулась вокруг себя, и он присвистнул:

– Ну, знаете, не уверен, что мне хочется выводить вас в свет. Я бы предпочел оставить вас целиком для себя.

Барри рассмеялась, и смех ее заискрился так же ярко, как топазы и брильянты в ее ушах.

– Ну, нет, мистер Комптон. Я честно выиграла пари, и мы выходим в свет. Мне еще не доводилось бывать на таких танцульках.

– Неимоверная скучища.

– Как это может быть скучищей шоу с участием лучших актеров, музыкантов, танцоров и комиков?

Он многозначительно посмотрел на нее:

– Дорогая моя, кто же ходит на благотворительные балы, чтобы посмотреть шоу?

– Как так?

– Естественно, туда ходят себя показать. Мы очень щедры, но хотим, чтобы об этом знал весь мир.

Барри сердито посмотрела на него и покачала головой:

– И после этого вы еще считаете, что мой сериал чересчур циничен?