И опять в ее глазах Иннокентий прочитал, что правильно будет предъявить удостоверение.

— Это началось год назад, — с многозначительным придыханием начала Маргарита Антоновна, и Вернидуб заспешил вносить показания в протокол допроса столь неожиданно найденного свидетеля. — С майором милиции Юрием Витальевичем Кудрявцевым мы познакомились в очереди овощного магазина. Понимаю, что это была не случайная встреча… В результате беседы майор Кудрявцев предложил мне неофициально с ним сотрудничать. По вашему говоря — «завербовал»… При этом ваш сотрудник мне объяснил, что мое настоящее имя нигде зафиксировано не будет… Главной и до сегодняшнего дня единственной моей задачей было наблюдать за подъездом и окнами квартиры в доме напротив… Деньги за эту работу выплачивались регулярно, но суммы были смешные. Подозреваю, что часть выделенных на меня денег майор присваивал… В день убийства антиквара Юрий Витальевич появился у меня дома…

— Стоп! — Капитан добросовестно дописал последнюю фразу показаний. — Дальше давайте продолжим через пару часиков. Мне нужно срочно сбегать в аптеку и купить лекарства. — Понимая, что врет совершенно неубедительно, капитан мысленно ругал себя самыми последними словами. — У меня диабет, нужно принимать лекарства каждые два часа.

— При диабете достаточно что-нибудь съесть, возьмите печенье.

— У меня особая форма, диабет «Г». Только специальные лекарства. Подпишите пока, я через пару часиков вернусь.

В глазах капитана было столько мольбы, что Маргарита Антоновна подписала показания, хотя в болезнь не поверила ни на грамм. Наверное, решила насмотревшаяся детективных фильмов дама, капитану нужны не любые показания, а какие-то особенные. Что-то в показаниях должно быть отражено, а что-то лучше оставить за кадром. Расписку капитана, прежде чем подписать протокол, дама, кося, чтоб капитан за ней не подглядывал, отнесла в комнату и спрятала. Наверное, под матрац.

Действительно, Иннокентий прервал допрос, потому что ему были нужны не любые показания. И теперь они с майором Горяиновым оседлали лавочку в сквере, куда Горяинов был спешно вызван и помчался, как только из телефонных намеков капитана понял, в чем дело.

— Я остановил допрос вот почему… — торопился капитан.

— Правильно остановил. — Майор Горяинов, уже ознакомившись с официальной бумагой, вертел ее в руках.

— Нет, ну, когда свидетель дает показания против сотрудника органов… — Капитан заткнулся, поскольку урной у их лавочки заинтересовалась старушка. Не обнаружив в урне пустых пивных бутылок, старушка осмотрела двух мужиков с большим недоумением и отчалила.

— Ты обязан самостоятельное ведение следствия прекратить и передать материал в органы внутреннего контроля, — самым скучным тоном закончил майор.

— Ваши обещания московской синекуры далеко. А здесь, если я попру поперек инструкции, как бы вообще меня самого из органов не поперли. Ваши обещания — далеко и устно, а мои у этой цепкой грымзы на бумаге! — Иннокентий вдруг поймал себя на том, что торгуется точно как оставленная в двадцать четвертой квартире дама.

— Не суетись под клиентом! Сделаем так. Сейчас ты возвращаешься в свой кабинет и беззамедлительно свой протокол — держи — по начальству пустишь. А остальные показания я тем временем сам с гражданки Курило сниму. Тихо сиди, не пугай воробьев. Сниму, как положено, типа сам на нее вышел, и далее свою бумагу заряжу по своим каналам. Так вернее будет, да и мне к расследованию обязательно причастным оказаться надо. Типа я пришел к толстухе и, узнав, что меня опередил некий капитан Вернидуб, принял решение в интересах следствия отстранить капитана от дела, поскольку тот имеет приятельские отношения с подозреваемым. Все, не мандражируй, Москва за нами.

Рядом со скамейкой спикировал голубь. За ним еще несколько. Походив вокруг скамейки и жалобно покурлыкав, стая поняла, что птицам тут ничего не обломится.

Звонок был долгий и требовательный.

— Кто там?

— Гражданка Курило Маргарита Антоновна, откройте, пожалуйста, я из милиции.

— Покажите в глазок удостоверение! — Гражданке Курило показали удостоверение.

— А?.. — сказала она, открыв дверь, но на цепочку.

— Капитан не смог лично. Плохи дела с капитаном. С диабетом «Г» не шутят. Приступ, срочно госпитализирован. Ввиду важности дела попросил меня закончить оформление показаний.

— Действительно, диабет? — расчувствовалась Маргарита Антоновна, пропуская гостя в квартиру. Она себя корила, что не поверила такому хорошему человеку, а он ведь обещал с обменом уладить.

— Все его обещания остаются в силе, — отчеканил гость на пороге и сам закрыл за собой дверь. — Я даже прихватил печать, чтобы завизировать подписанную им бумагу.

— Тапочки… — пискнула хозяйка.

Гость вроде бы не расслышал, уверенно двинулся на кухню, доставая калабаху из кармана. Это была обычная деревянная печать с резиновой пришлепкой, завернутая в полиэтилен и оставившая на прозрачной пленке богатые чернильные пятна. Печать была заслуженная и стимулировала доверие. Маргарита Антоновна метнулась в комнату за бумагой; поскольку успела перепрятать, прошли какие-то секунды — подвинуть стул, забраться на него, вынуть расписку из шкатулки на шкафу. Когда дама вернулась на кухню, гость уже освоился. Но не присел на табурет, а почему-то оставался на ногах.

— Из какой чашки пил капитан? Не молчать!!! — стал он вдруг напирать на даму.

Маргарита Антоновна крепко перебздела и совсем в другом свете увидела два милицейских визита.

— Вы думаете, это я его отравила? — Грудь гражданки Курило стала вздыматься в ритме оскорбленной невинности.

— Не молчать! Где его чашка?! Что он ел?

— Только печенье.

— Это?

— Это! — Маргарита Антоновна двинула к гостю блюдце, почти швырнула, будто партизанка фашисту гранату. Потом, передумав, дернула блюдце назад и демонстративно бросила в рот печенюшку, как профессор Плейшнер ампулу с цианидом. Хрусь!

— Теперь успокаиваемся. И показываем мне чашку, из которой пил капитан.

— Одна из… — На глазах прибавившая в возрасте годков десяток дама ткнула пальцем в полку, на которой сверкали вымытые чашки.

— Успели уничтожить следы?! Впрочем, вы вне подозрений. Он пил чай с сахаром?

— Четыре ложки! — пожаловалась по бедности бережливая Маргарита Антоновна.

— Где сахарница?

Маргарита Антоновна наклонилась к дверце буфета, и тут ее горло захлестнул витой шнурок. Ногти обреченной дамочки пропахали по полировке буфета бороздки, куда-то в сторону отлетел отфутболенный убийцей, чтоб не мешал, табурет, Маргарита Антоновна тяжело рухнула на колени, глаза полезли из орбит, как лишенные проволоки пробки на откупориваемых бутылках шампанского. Старуха перед смертью что-то прошипела. Скорее всего желала похожего конца и убийце.

А через какой-нибудь час с хвостиком капитан Вернидуб и майор Горяинов снова встретились в парке. С той лишь разницей, что теперь вызвал безотлагательным звонком капитана майор.

— А почему опять здесь? — еще не подойдя к занятой Горяиновым лавочке, начал возмущаться капитан.

— Ты не сучь ножками, ты толком скажи, начальству уже доложился?

— Как договорились. — Капитан остановился рядом с лавкой.

— Да ты сядь, не маячь.

Капитан покорно сел, аккуратно поддернув брючины.

— А теперь внимательно слушай. Привет тебе от Маргариты Антоновны. ПОКОЙНОЙ.

Капитан поверил в новость сразу и бесповоротно. И подхватился на ноги. Взмели крыльями грязный песок подкрадывавшиеся голуби.

— Сидеть!

Капитан сел.

— Слушать внимательно, второй раз повторять не буду. Покойница передавала привет и отписала мне в наследство бумажку с твоими квартирными обещаниями. Так что ты видишь перед собой человека, застегнувшего на твоей шее ошейник. А я рядом с собой вижу человечка, которому главная теперь по жизни мечта, чтобы кроме нас об этой бумажке никто не знал. Верно?

Капитан поникнул головой. Он прикидывал, что если сейчас броситься на майора, заломить руку и несколько раз трахнуть майорской головой об лавку, компроментирующую бумажку еще можно вернуть.