Капитан хотел без спросу ввинтиться в квартиру, да обломила цепочка. Явно новенькая, но это легко объяснимо. Когда в соседнем доме случается убийство, жильцы кидаются в меру разумения обустраиваться средствами безопасности.

— Я вас слушаю? — надменно изрекла дама. Точно, завуч, даже прическа из прошлого, этакий выпестованный шиньон, а костюмчик — ветхозаветный, но хорошо сохранившийся крепдешин.

— Из милиции.

— По поводу?..

— По поводу произошедшего в соседнем доме уголовного преступления, — в пятидесятый раз за день повторил Вернидуб, гадая, не натер ли уже мозоль на языке. — Вы обязаны ответить на несколько вопросов! — Здесь важно вести себя нагло, построй капитан фразу: «Вы не согласились бы ответить»..? стопудово нарвался бы на гордое «Нет!».

— Какого преступления? — сделала невинные глаза гражданка. Типичное нежелание населения способствовать следственной работе.

— Не притворяйтесь, будто не в курсе. — Капитан чуть не добавил грубое слово «мымра». — Цепочку второго дня поставили?

— А у вас есть удостоверение?

Было бы хуже, если бы дама воспользовалась растиражированным дрянными газетенками советом затребовать с официального гостя телефон службы, и долго и муторно звонила бы туда и выясняла, числится ли там таковой капитан, не на месте ли он в данный момент, и может ли он гипотетически находиться сейчас перед дверью номер двадцать четыре.

Демонстрации удостоверения хватило. Дама сбросила цепочку.

— Мы будем говорить в прихожей?

— Проходите на кухню, только обувь снимайте, вот шлепанцы.

На кухне царила образцовая чистота и гордая бедность. Единственным не совсем аккуратным предметом выглядела стопка бесплатных газет с объявлениями об обмене. Верхняя страница была часто исчиркана карандашом. (исчиркана подчеркиваниями — страдает фоника) «Ой, как нас напугало убийство, съехать мечтаем, — поставил диагноз капитан. — А денежек-то гуль с маслом, это мы понимаем?»

— Маргарита Антоновна, — продемонстрировал капитан, что знает имя хозяйки, — что вы можете сообщить по интересующему нас делу? — И без спросу освоил табурет.

— То, что и все, — в ответ на наглость тут же собралась дать бой «нахалу при исполнении» хозяйка квартиры.

Капитан понял, что выбрал неправильный тон:

— Вот, смотрю, у вас газетки по недвижимости, вы извините, что я официально в душу лезу, это просто служба. Да ведь понимаю, что никто ничего… Начальство требует раскрываемости… А недвижимость… Я сам с этим так намаялся, пока хорошего маклера не встретил. Он мне устроил вариант обмена с Гражданки на Шотмана, из двухкомнатной в трехкомнатную без всякой доплаты. Причем, там у меня до метро было — пять минут, а стало семь…

Маргарита Антоновна оттаяла в один миг. Сначала растворилась гневная складка на лбу, затем ресницы перестали торчать колом и как бы распушились. Затем уж и губы приобрели живой оттенок.

— Я вам не верю, — пророкотала она в манере соблазняемой тенором оперной певицы.

— А какой мне резон врать? Я с вами быстренько протокол составил, и мы разбежались, как в море чайные клипера. А вот телефон маклера хорошему человеку оставить могу.

Вообще-то только в кино следак сам бродит-ходит-шатается по квартирам возможных свидетелей и опрашивает, опрашивает, опрашивает, не видели ли чего, граждане добропорядочные, имеющего касательства к делу. В реальности же следак не слазит с кабинетного стула, как Илья Муромец до истечения тридцатитрехлетнего возраста с печи, и только повесточки рассылает. Конечно, если следак просто отрабатывает скудную зарплату, и лишний глухарь ему — как с гуся вода. Но если у следака появился влиятельный покровитель, посуливший в случае успешной операции перевод в Первопрестольную и непыльную работу в суровой должности, с гораздо более ощутимыми полномочиями и деньгами, то можно и ногами поработать.

— Вы чаю не хотите?

— Не помешает. А вы в какой район перебраться собираетесь? — развивал капитан жиденький успех.

— В центр бы хотелось, да не по карману, — робко зарделась дама.

— А, извините, какой у вас метраж?

— Хотите посмотреть?

— Давайте, за чаем расскажете. А то получится, будто я к вам с обыском. Несанкционированным.

Дама вежливо хохотнула шутке. Включила чайник и от щедрот поставила перед капитаном блюдечко с задубевшим печеньем. Капитан не возражал, с утра не жрамши.

— У меня двушка. Шестнадцать и восемнадцать, раздельный, без балкона, — назубок перечислила свои жилищные условия завуч.

— На однокомнатную в центре можете рассчитывать, — сказал капитан именно так, чтобы за кадром звучало: «Но мы ж друг друга понимаем, бывают гораздо более сладкие варианты».

— Увы, — вздохнула Маргарита Антоновна.

— Равноценный, в центре? Только с доплатой.

— Да я понимаю, — вздохнула Маргарита Антоновна, взмахнув рукой, дескать, не бередите рану, и стала разливать чай.

— А вам знаком такой майор милиции Юрий Витальевич? — вдруг с бухты-барахты бабахнула Маргарита Антоновна.

Печенье предательски громко хрустнуло меж пальцами капитана, и он взмолился богу, чтобы этот хруст не был замечен. Что ответить? Сказать, что закадычные приятели, или — впервые слышу?.

Ведь вот заявил покровитель капитану Иннокентию Вернидубу, что устраивает лишь один вариант раскрытия дела — когда обвиняемым на скамью подсудимых сядет приятель капитана, пусть шапочный, майор Кудрявцев. И теперь роет капитан копытом землю, аж за ушами трещит.

— Вроде бы есть у нас такой, — бесцветно промямлил капитан и во избежание следующих вопросов набил рот халявным печеньем.

— Вы с ним не в близких отношениях?

Капитан долго и тщательно пережевывал пищу, пытаясь понять, какого ответа ждет дама? Кажется, в ее голосе особого тепла не крылось. Кроме того, всплыли в памяти регулярные подношения Кудрявцева в виде злата-серебра. Зачем всплыли — отгадывать некогда, сколько дама может ждать? А вот неприязни к Кудрявцеву воспоминания добавили. Была — не была…

— У нас — служба. Друзей нет, есть коллеги и карьера. Оступился я — другие подтолкнут, оступился другой — я милосердные сопли жевать не буду.

— А программа защиты свидетелей у вас есть? — Этим вопросом дама продемонстрировала, что с ответом капитан угадал.

— Значит, так, Маргарита Антоновна, разговор у нас получается сугубо интересный. Вы мечтаете по каким-то причинам съехать из этой квартиры. Вам не хватает средств. И я сейчас сообщаю вам совершенно официально, что не в наших правилах подставлять столь ценного свидетеля, как вы. Поэтому я вам обещаю, что помогу с переездом. Будет ли это некоторая сумма, будет ли это бескорыстная — я подчеркиваю — бескорыстная помощь моего знакомого маклера, пока не знаю. Вы думаете, маклер бы мне безвозмездно помог с разменом, если бы не погоны? Возможно, вернемся и к разговору о программе защиты свидетелей.

Теперь в уме капитан пел осанну желтым газетенкам, забивающим головы своих жертв романтической пургой про защиту свидетелей.

Несмотря на голод, чай и печенье были забыты. Иннокентий приготовил бумагу и ручку.

— Вы, главное, Маргарита Антоновна, ничего не бойтесь, чем подробней расскажете, тем хуже будут себя чувствовать ваши враги. И бумаги не бойтесь, чем больше ваших слов будет запротоколировано, тем бессмысленней будет любая месть со стороны врагов.

Лицо у Маргариты Антоновны было красней пожарной машины. Но она решилась:

— Дайте расписку, что обещаете переселить в двухкомнатную квартиру в центре.

Капитан посмотрел в глаза даме и понял, что лучше немедленно такую расписку выдать. На обратной стороне протокольного бланка капитан быстро написал: «Я, капитан милиции Иннокентий Петрович Вернидуб, обещаю гражданке Маргарите Анатольевне Курило обеспечить необходимую материальную помощь для обмена имеющегося жилья на двухкомнатную квартиру в Центральном или Адмиралтейском районе города Санкт-Петербурга». Подпись.

— Покажите ваше служебное удостоверение, что ничего не наврали, — с интонацией крутой героини боевика потребовала дама.