— Тихо!

Раздухарившихся музыкантов и танцоров окриком не остановишь. Их заставил замолчать выстрел в потолок.

Окутанные пороховым дымом гости недоуменно оглядывались, кто-то выхватывал оружие. Кружившиеся юбки опали и свернулись в поникшие бутоны. Некоторые игроки повскакивали со своих мест. У кого-то карты были брошены на стол, у кого-то полетели на пол.

— Братья! Замолчите! Сейчас будет говорить дадо Джафар! — объявил тот, кто стрелял.

Патриах «джелема» поднялся из кресла, где сидел уже с минуту, опустив руки и голову на трость. Тяжелой походкой древнего старца прошаркал к микрофону. Оглядел зал слезящимися глазами. Последние звуки затихли в салоне.

— Не думал, что доживу до такого. — Тихий голос Джафара пронесся по залу. — Никогда… С шестьдесят первого года! Воровство на «джелем-джелем»!

Тут повскакивали с мест и те, кто еще не успел сделать этого.

— Тихо!

— Объясни им, Борис, — вялым мановением руки Джафар вызвал вперед одного из парней в жилетках. Казалось, больше ничего старик сказать не в силах. Патриарх «джелема» все той же шаркающей походкой отошел от микрофона и без сил рухнул в кресло.

Борис еще раз вынужден был призвать к тишине, лишь потом поднял над головой деревянный ящичек, видом и размерами похожий на сигарный.

— Вот в этой коробке лежал подарок. Коробка хранилась в каюте дадо Джафара. Коробка пуста.

Борис откинул крышку ящика и показал залу пустое нутро, обитое бархатом.

Не скоро улеглось волнение, вызванное этой демонстрацией. Кто-то разбил бокал, какая-то женщина взвыла и запричитала, кто-то размахивал ножом, и никто не молчал. Членораздельные выкрики сводились к такому набору:

— Вор здесь! На пароходе! Никуда не мог деться! Перерыть! Что там было? Что искать? Да, правда, что искать?

— Скажи им, Борис, — разрешил осунувшийся и, казалось, за последние минуты пуще поседевший Джафар.

Борис сказал:

— Мобильный телефон из золота. Алмазные кнопки. Стоимостью в двадцать тысяч долларов.

— Обыскать всех! Перерыть пароход! — закричал невдалеке от Пепла старик, участник стычки на корме.

— Я хочу сказать! Я хочу сказать! — К сцене пробился молодой цыган, ловко вскочил на эстраду, поднял руки, призывая к тишине. Тишина тут же наступила.

— Рома этого сделать не мог, — сказал молодой цыган. — Каждый наш с детства мечтает о «джелеме» и предать его не сможет. А главное, наш понимает, что про его преступление рано или поздно узнают свои. И свои не простят. Поэтому мы зря говорим о позоре для «джелем-джелем». Если виноват чужак, то это позор не наш, а чужаков.

Пепел был одним из немногих, кто не вскакивал, не кричал и не размахивал руками и оружием. Он сидел, потягивая минералку, и ждал, когда придет его очередь.

И пришла. До этого никто не обращал внимания на игрока славянской внешности, но после слов о чужаках Сергей тут же попал под лазерные лучи цыганских взглядов. А еще Пепел не сомневался, что сейчас кто-то обязательно вспомнит про его опоздание.

Вспомнил тот самый мятый персонаж, который не выпускал Сергея с палубы, навязывая выпивку на брудершафт. Случайного совпадения Пепел в этом не усмотрел.

— Чужак опоздал на игру! — закричал из толпы «засланный казачок». — Почему он опоздал? Спросим его! Не потому ли, что прятал ворованное?

Рокки и племянники барона взяли Сергея в кольцо. Вовремя взяли. Потому что к столу Пепла рванулись злые лица и решительные тела. Рокки и племянники повыхватывали ножи.

— Кто сунется, будем резать! — предупредил Бронко-младший.

В ответ раздавалось:

— Отойди, парень! Кого защищаешь! Мы вытянем из него правду! Уйди, не позорь табор!

Еще один раз выстрелили со сцены в потолок. Не помогло. Борису понадобился третий выстрел.

— Дадо Джафар говорит, пусть скажет чужак.

Пепел поднялся:

— Я могу сказать только одно. Я честный игрок, я здесь для того, чтобы побеждать за карточным столом, и ни для чего более. И, кстати, если уж что-то ненавижу по-настоящему, так это крысятничество и крысятников.

— Обыскать! Проверить каюту! — опять завопил «засланный казачок».

— Разрешим им, дадо?! — поддержал «казачка» Борис.

Патриарх «джелема» подманил пальцем Бориса и что-то нашептал ему. Борис вернулся к микрофону:

— Дадо Джафар сказал, чтобы я обыскал чужака. Затем мы пойдем в его каюту, с нами пойдет Рокки Бронко, а чужак останется на своем месте.

Охлопывание и копание в карманах Пепла, разумеется, ничего не дало. Тогда из салона на обыск каюты Сергея Ожогова отправилась горящая праведным гневом делегация.

— Скажи мне честно, — перед уходом делегации склонился к Пеплу Рокки Бронко, — ты виноват или нет, я должен знать. Если ты ни при чем, я не дам им тебя тронуть.

— Неужели ты мог подумать, друг мой Рокки, что я позарюсь на какой-то сраный телефон?

И делегация ушла.

Тягостное молчание с шушуканьем разбившихся на группы цыган, с недобрыми взглядами в сторону Пепла длилось недолго. Цыгане и есть цыгане. Сначала одна гитара заиграла печальную мелодию о том, что «Не ходи на тот, конец, не гуляй с ворами…», ее поддержала вторая гитара. Темп все убыстрялся, вступили скрипки, довели ритм до плясового, и вот уже салон сотрясается под грохот каблуков. Большинство гостей праздника про Пепла забыли.

События развивались по сценарию, который Пепел просчитал прежде, только сел за карточный стол. Поэтому Сергей не нервничал, кусая ногти, а кропотливо следил за людьми, вычисляя затеявших подставу врагов.

Он уже учел, с кем обменялся взглядами тот самый «засланный казачок», что разыгрывал на палубе идиотский пьяный спектакль. И Пепел уже знал, к какому клану принадлежал молодой цыган, первым закричавший про «работу чужака». Да и некоторые другие мелочи не прошли мимо Пепла. Картина вырисовывалась.

Наконец вернулась делегация. С разным выражением на лицах депутатов. Обыск в каюте, понятное дело, ничего не дал. Проворно сориентировавшись в ситуации, «засланный казачок» тут же завопил вновь:

— Хитрый русский спрятал где-то на корабле!

И его неожиданно поддержал… сам Пепел.

— Он прав! В том, что «где-то на корабле»! Я тут и сам кое о чем подумал.

Сергея заглушил возмущенный рев. Его смысл сводился к одному — «не лезь, не вмешивайся, русский, тебя пока не режут, сиди и радуйся».

Но Пепел не отступался.

— Пусть скажет, — наконец смилостивился патриарх Джафар.

Пепел прошел к сцене.

— Я сперва спрошу уважаемого дадо Джафара. Был ли подключен мобильник?

— Да.

— Значит, у него есть номер. Тогда не скажет ли мне его уважаемый дадо Джафар?..

— Зачем он тебе, русский?

— Мы наберем номер, разойдемся по теплоходу и станем слушать.

— Ты думаешь, что похититель так глуп, что не отключил телефон?

— Он тянет время, он выгораживает себя! — закричал молодой цыган-провокатор.

— Немало я встречал и глупых щипачей, — говорил Пепел, глядя только на Джафара. — Мы просто испробуем эту возможность. Нет, так нет.

— Хорошо, — пожал плечами Джафар. — Номер состоит из одних семерок. — И, как настоящий цыган, не смог не добавить: — За это пришлось заплатить отдельно. Это очень дорогой номер.

Одновременно набирать номер стало ползала — конечно, никто не смог дозвониться.

— Перестаньте! — крикнул Джафар. — Набери ты, Борис.

Подручный патриарха достал из кармана свой мобильник. Его жестом остановил Джафар.

— Но прежде я вот что тебе скажу, гадже. — Патриарх смотрел на Пепла. — Цыгане перенимают веру тех народов, среди которых живут. Многие считали это цыганской хитростью. Нет, русский, это цыганская мудрость. Например, мы, мугати самарканди, переняли веру в аллаха. А по законам шариата вору отрубают руку. Не знаю, по какому закону будут судить вора. Я думаю, ЕМУ есть смысл надеяться на шариат. Ведь отрубают всего руку.

Пепел ничего не ответил на эту грозную речь. Он просто дождался, когда Борис наберет положенные семь семерок.