Натали исполнилось полгодика, когда в Рим по дороге в Нью-Йорк прилетел Лео. Он привез с собой привлекательную негритянку – высокую, крупную величественную женщину. Это была его коллега, доктор из госпиталя в Танзании. Карло не спускал с нее зачарованных глаз. Катрин сгорала от стыда. Она старалась вести светскую беседу с братом и его спутницей, но слова давались ей с трудом, она совершенно не могла сосредоточиться. Она чувствовала, что гости осуждают и презирают и их роскошное жилище, и Карло, и саму Катрин с ее праздной жизнью. Да, мир ее брата был иным. В нем существовали несчастья, болезни, голод, брошенные дети, смерть.

После их отъезда она сказала мужу:

– Мой брат думает, что мы паразиты.

Он пожал плечами:

– У нас в Риме считается, что паразитизм вовсе не так плох. У нас говорят: «Только в упадничестве рождается истинная культура». Пищи земной недостаточно. Нам нужна красота, чтобы жить. А Рим прекрасен. Мы не варвары.

Мгновение спустя он добавил:

– И пожалуйста, не говори мне, что твой целомудренный братец не трахает эту чернокожую красотку.

Катрин захотелось ударить его.

Но с тех пор, постепенно, в ней стал пробуждаться интерес к жизни. Она стала каждый день прочитывать газеты от первой до последней страницы, поражаясь, сколько событий она пропустила за это время: студенческие демонстрации, смена правительств. Ею овладело страстное желание начать что-то делать; с каждым днем оно усиливалось и усиливалось. Она написала Порции и попросила разузнать в журналах, не хотят ли они время от времени получать статьи. Скажем, что-то вроде обзора римских картинных галерей. Вряд ли (это она продумала особенно тщательно) подобные занятия отдалили бы ее от Натали.

Порция ответила, что журналы хотели бы получить пробный материал.

Письмо одновременно окрылило и взволновало Катрин.

Она совершенно не была уверена в своих силах. Она внимательно посмотрела на себя в зеркало. Фигура почти восстановилась, но нужно обновить гардероб, изменить прическу. Катрин по последней моде обрезала волосы до плеч, накупила множество нарядов: стильные костюмы с короткой юбкой и прилегающим жакетом, широкие черные брюки, подчеркивавшие ее рост, шелковые юбки с оборками, индийские платья с развевающимися юбками.

Она обошла художественные галереи (иногда брала с собой Натали в колясочке), познакомилась с владельцами, сходила на вернисажи. Статью приняли, потом попросили следующую. Ликованию Катрин не было границ. Она почувствовала, как мозг ее заработал.

Карло скоро заметил произошедшую в жене перемену. Катрин не была уверена, что ему это нравится, но он не вмешивался. Однако иногда он задерживал на ней взгляд. И в Катрин начало просыпаться почти забытое после рождения Натали желание. Возникнув однажды, оно разгоралось все сильнее. Катрин не знала, радоваться или огорчаться. По ночам она лежала в кровати без сна и думала.

Карло не приходил к ней в спальню вот уже почти два года. Она вдруг захотела оказаться рядом с ним, почувствовать его руки, тяжесть его тела, ощутить его внутри себя. Но вместе с тем она боялась. Она не хотела вновь очутиться во власти наркотика, не хотела, чтобы вернулись зависимость, унижение, боль. А еще она чувствовала, что стала теперь другой, что Натали изменила ее, что прежней Катрин больше не существует. Но каждый раз при взгляде на Карло, лениво складывавшего салфетку или подбрасывавшего на коленке Натали, Катрин ощущала, как желание вспыхивает в ней с новой силой.

Однажды ночью, почти на рассвете, Катрин почувствовала, что больше не может сдерживаться. Она пошла в его комнату. Постучала, вошла. Его там не было. Катрин оцепенела. Она знала, что, когда они жили в палаццо (в жаркие месяцы или по праздникам), он иногда проводил ночи в Риме. Но она никогда не сомневалась, что здесь, дома, он всегда ночует у себя. Катрин поразилась, насколько же она далека от жизни своего мужа. И рассердилась.

Сейчас он обязан быть здесь, с ней.

Она хотела его.

Она залезла в его кровать, вдохнула его запах, свернулась калачиком и стала ждать.

Часы на прикроватном столике показывали пять, когда Катрин услышала шаги. Карло включил свет, увидел ее.

– Могу я спросить, что ты здесь делаешь? – Низкий голос звучал раздраженно.

– Я… я хотела увидеть тебя.

– Ну вот, ты меня увидела, теперь можешь возвращаться в свою комнату.

Катрин не двинулась с места.

– Где ты был, Карло?

– Вряд ли это твое дело.

– А твое дело – быть здесь.

– С каких это пор? – Казалось, он удивился.

Она протянула ему руку и нерешительно произнесла:

– С сегодняшнего дня. Всегда. – И тихо добавила: – Я хочу тебя.

– Катрин, уже поздно. Я устал. Пожалуйста, иди в свою комнату.

Сдерживая слезы, она отрицательно помотала головой:

– И не подумаю.

– Что ж, пожалуйста.

Он зло взглянул на нее. Катрин с каким-то отстраненным удивлением смотрела на Карла. Как он изменился. На лбу и у рта появились морщины, под глазами залегли темные круги.

Карло снял пиджак, брюки и, оставшись в одной сорочке, плюхнулся рядом с ней прямо поверх одеяла. Катрин попыталась взять его за руку.

– Спи, – сказала он, поворачиваясь к ней спиной. И уснул почти в ту же секунду.

Когда она проснулась, Карло рядом не было. Он играл с Натали в соседней комнате. Смотреть в глаза Катрин Карло избегал.

За завтраком Катрин заговорила:

– Карло, давай проведем вместе уик-энд. Только ты и я.

Он недоуменно, почти испуганно взглянул на нее.

– Без Натали?

Катрин кивнула.

– Она прекрасно проведет несколько дней с Линой.

– Куда бы ты хотела поехать? – сухо поинтересовался он. – Венеция? Монте-Карло?

Она пожала плечами.

– Все равно. Только чтобы мы побыли вдвоем.

Он не ответил, но спустя некоторое время поздно вечером пришел к ней в комнату. Катрин читала.

– Что ж, ладно.

Губы его скривились в улыбке, которая не могла скрыть неприязни. Он выключил свет, лег в кровать, небрежно потискал ее грудь и потом вошел в нее. Катрин прильнула к мужу, ища губами его губы. Но они были далеко. Она чувствовала его холодность, его отчужденность, но вопреки всему ее тело задвигалось в такт с его телом. Все кончилось очень быстро. Он встал.

– Карло, – позвала она.

Он не дал ей открыть рта.

– Ты теперь счастлива? Скоро мы заведем еще одного ребенка.

На следующий день Катрин пошла к врачу и поставила диафрагму. Она не хотела ребенка. Не сейчас. Не так. Без этой отчужденности.

Теперь он приходил к ней регулярно – раз в неделю, исполняя супружеский долг. Автомат для делания детей. По-своему это было еще хуже, чем самый кошмарный период их отношений. Раньше, несмотря на жестокость и побои, это была подлинная страсть. Его и ее. Своего рода любовь. А сейчас не было ничего. Только ее воспоминания о страсти, с помощью которых она домысливала себе его поцелуи и прикосновения. И все же, и все же… Она по-прежнему ждала его, хотела даже такого. Теперь она подвергалась новому унижению – ее отвергали, не испытывали к ней желания.

Однажды Карло повез ее в Венецию. Они поехали на машине, и Катрин была испугана тем, что он вел машину еще безрассуднее, чем раньше. Прежде она ощущала его возбуждение от езды, сама заражалась им. Но теперь в нем присутствовало одно лишь желание забыться, и давалось это забытье, должно быть, с каждым разом все труднее. Сейчас она не испытывала никакого возбуждения – только страх. Катрин подумала: ведь она сама изменилась, может, и в нем произошли какие-то перемены? Но они двигались в разных направлениях. Ей вдруг очень захотелось прижать к себе Натали. Как только они приехали в Даниели, Катрин немедленно позвонила домой, страстно желая услышать любимый звонкий голосок.

Уик-энд нельзя было назвать удачным. Они встречались с друзьями, посещали музеи, с виду являя собой образцовую семейную пару. Но ночью, в их широкой кровати, он уткнулся в газету. Катрин робко дотронулась до руки Карло. Он оттолкнул ее руку.