Катрин кружилась в вальсе, невесомая в объятиях Карло. Ей казалось, что она грезит. Молодожены смотрели друг на друга не отрываясь. Другие гости тоже танцевали – праздничная карусель ярких платьев и светлых летних костюмов. Жакоб танцевал с принцессой. Потом произошла смена партнеров, и Катрин оказалась в паре с отцом. В порыве великодушия она сказала:

– Следующая свадьба будет твоя. Ты должен жениться на Матильде.

Жакоб засмеялся, поцеловал ее. В этот миг они столкнулись с Лео и Порцией.

– И вы двое тоже должны пожениться, – воскликнула Катрин.

Порция и Лео покраснели.

А счастливая невеста все кружилась в танце, переходя от одного партнера к другому. Она не различала лиц и видела лишь улыбки.

Потом Катрин выбежала из дворца к белоснежному автомобилю, возле которого уже ждал Карло. Порция стояла у окна, разбрасывая рис – на счастье. Она шепнула подруге:

– Не забывай, Катрин: они жили долго и счастливо.

В тот самый день, когда на свадьбе Катрин Жардин звенели колокола, Алексей Джисмонди был далек от мыслей о супружеском счастье.

Он учился на втором курсе философского факультета Римского университета. Уже через три месяца после поступления в университет Алексею стало ясно, что в философии он ни черта не смыслит. Смертельную скуку нагоняли на него профессора, читавшие занудные лекции о Платоне, Фоме Аквинском или Блаженном Августине. В пыльных аудиториях клевали носом тоскующие студенты. В лекциях не было и искорки живой научной мысли. Вся эта муть не имела ни малейшего отношения к реальной жизни. Между лектором и студентами не возникало дискуссий, обмена мнениями – лишь поток вялых слов, освященных традицией. Гораздо плодотворнее можно было бы провести время, сидя в библиотеке и изучая первоисточники. После этого сдать экзамены было бы совсем нетрудно.

Таков был первый урок, вынесенный Алексеем из университетской жизни. Другие студенты думали точно так же. По всей Европе – в Италии, Франции, Германии – учащиеся в один голос говорили, что система высшего образования, содержание лекций, вся университетская традиция безнадежно устарели.

Второй урок заключался в том, что истинное образование, если ты хочешь его получить, – нужно приобретать вне университетских аудиторий. В студенческих столовых, кафе, на площадях, в переполненных съемных квартирках молодые люди с презрением отзывались об официальной учебной программе и обсуждали темы, представлявшие для них куда больший интерес.

Неофициальная «учебная программа» была очень широка. Она вбирала в себя чтение самых разных источников – от произведений Маркса до работ Фрейда. Послевоенное экономическое чудо закончилось, найти работу даже с дипломом было непросто, и это обстоятельство еще больше ожесточало студентов. Большой популярностью у них пользовалась книга Лоренцо Милани «Письмо профессорше» – страстный вызов образовательной системе, которая подвергала дискриминации неимущие слои населения. В центре внимания молодежи находились также война во Вьетнаме и национально-освободительное движение в странах третьего мира. Студенты нападали на буржуазные условности, на цензуру и коррумпированный бюрократический аппарат. Одной из главных задач считалось дать отпор распоясавшимся молодчикам из профашистских группировок.

Все споры сводились в конечном итоге к одному и тому же: что делать?

Именно эта неофициальная «учебная программа» заставляла студентов устраивать демонстрации на улицах Рима, Милана, Турина, Тренто, Неаполя.

Эти молодые люди коротко стригли волосы, брились, ходили в костюмах. Они были сыновьями адвокатов, судей, врачей, профессоров, бизнесменов, чиновников и промышленников. Весной 1966 года один из таких студентов, Паоло Росси, погиб в стычке с фашистами, которая произошла на территории Римского университета. Алексей почти не знал погибшего. Но после его трагической смерти он активно включился в кампанию протеста и в уличную борьбу. Парадокс заключался в том, что именно эти, сугубо политические события, помогли Алексею оказаться в Чинечитта, центре итальянской киноиндустрии.

Произошло это так.

Через неделю после убийства Паоло Росси в Рим приехал Джанджакомо Джисмонди. Он сидел в комфортабельной квартире, находившейся в одном из фешенебельных римских районов, и ждал, когда сын вернется с занятий. Вместе с Алексеем в квартире жил его старый друг Энрико. Почему-то молодые люди задерживались, и Джанджакомо, никогда не отличавшийся особым терпением, впал в скверное расположение духа.

Когда Алексей наконец появился, вид у него был растерзанный, а под глазом чернел огромный синячище. Джисмонди-старший вспылил:

– Ты посмотри, на кого ты похож! Где тебя черти носили?

– Я был на демонстрации, – коротко буркнул Алексей.

– На демонстрации?! – взвился Джанджакомо. – Я тебя для этого в университет посылал?

– Моего друга убили фашиствующие бандиты. Тебе на это, конечно, наплевать, – кинулся в контратаку Алексей, готовый продолжить классовую борьбу в домашних условиях.

– Когда умирает друг, устраивают похороны, а не демонстрацию.

– Чтобы не портить жизнь фашистам и их дружкам из правительства? Это, между прочим, и твои дружки тоже.

Алексей разъярился не на шутку и не стеснялся в выражениях.

– Что ты знаешь о фашистах? – прорычал Джанджакомо. – Тебя еще на свете не было, когда мы покончили с Муссолини.

– Значит, ты считаешь, что после смерти Муссолини у нас в стране не стало фашистов? – саркастически осведомился Алексей. – В Италии нет фашистов, в Америке нет фашистов, которые уничтожают мирных вьетнамцев во имя прибылей военно-промышленного комплекса? А кто же, по-твоему, устраивает балаган из демократии? Может быть, в Родезии тоже нет фашистов? И в Южной Африке?

– Пустая риторика. Напыщенные мальчишеские фразы, – презрительно скривился Джанджакомо. – Профсоюзные вожаки из коммунистов и то говорят умнее. Если я еще раз узнаю, что ты участвуешь в подобных демонстрациях, денег из дома не жди.

– Отлично. С сегодняшнего дня я не возьму у тебя ни одной лиры. – Алексей вышел вон и хлопнул дверью.

Но через секунду вновь просунул голову в дверную щель:

– Кстати, с этой квартиры я тоже могу съехать хоть сегодня.

Джанджакомо свирепо таращился на него, утратив дар речи.

На следующий же день Алексей отправился искать работу в Чинечитта, воспользовавшись помощью одного знакомого.

Джисмонди бывал и прежде в этом гигантском кинокомплексе, и всякий раз поражался тому, какое это, оказывается, громоздкое и хлопотное дело – снимать кино. Но теперь Алексей хотел быть не праздным зевакой, а непосредственным участником этого увлекательного процесса.

Ему повезло. Группе, которая на следующей неделе начинала съемки комедии, был нужен третий ассистент режиссера. Сценарий состоял из ста страниц; в нем описывались похождения провинциального донжуана. В обязанности третьего ассистента входило вести учет всех отснятых сцен и знать материал до мельчайших подробностей.

Теперь Алексей вставал на рассвете и гнал машину в Чинечитта, находившийся в тридцати километрах от Рима. В первый же рабочий день Джисмонди изобрел сложнейшую систему регистрации отснятого материала.

Дело в том, что эпизоды редко снимают в той последовательности, в которой их видит зритель. Последовательность зависит от декораций, времени года, погоды и так далее. Например, в картине, куда Алексея взяли третьим ассистентом, первая неделя отводилась на съемки всех сцен, которые происходили в доме главного героя. В одном из павильонов соорудили крестьянскую усадьбу. Алексей должен был записывать последовательность выхода актеров, продолжительность сцен, угол съемки, количество дублей и тому подобное. Задача еще более усложнялась тем, что исполнитель главной роли не был утвержден – режиссер выбирал между тремя претендентами. На третий день Алексей выкинул тетрадку со своими головоломными расчетами и просто начал записывать подряд все происходящее.