В воскресенье Катрин собрала все свое мужество и, когда в доме погасли огни, пошла разыскивать комнату Карло. Она вошла без стука. Карло сидел в кресле и читал газету, на полу стояла наполовину пустая бутылка виски.

– Что ты здесь делаешь? – Он угрожающе поднял на нее глаза.

– Я… я не могу уснуть.

Катрин трясло, она стояла, обхватив плечи руками. Она не продумала, как вести себя, и теперь, оказавшись лицом к лицу с мужем, не знала, с чего начать.

– Не можешь уснуть? – Голос Карло был полон сарказма. – Не можешь уснуть. Может, тебе необходимо чуточку мужского гормона в качестве снотворного? Так? А единственный, кто здесь может тебе помочь, – это я?

Свирепое выражение его глаз испугало ее.

– Все совсем не так, Карло. Ты не понимаешь.

– Не понимаю? – Он схватил Катрин за руки и тряхнул так, что волосы упали ей на лицо. Она почувствовала резкий запах виски. – Не понимаю, что женился на лгунье? На паршивой девчонке, заставившей меня поверить, что она чиста и невинна? – Его пальцы сжимали ей руки мертвой хваткой. – Которая год не подпускала меня к себе, в то время как развлекалась с другими? А потом обманом склонила меня к браку? К священному таинству брака? – Он наотмашь ударил ее по лицу.

Из глаз Катрин брызнули слезы.

– Нет, Карло, нет. Все совсем не так.

Но сила его ненависти парализовала Катрин, превратила в беспомощного, безгласного ребенка. Нужных слов не находилось. Она повернулась и открыла дверь. Он втащил ее обратно, резко дернул за подбородок, так что ее глаза оказались прямо напротив его, источающих ярость.

– Зачем ты это сделала? Из-за денег? – Он буквально выплюнул ей это в лицо. – Чтобы заполучить богатства семьи Буонатерра? Да? Как шлюха. Из-за денег.

– Я любила тебя, Карло, – тихо произнесла она; слезы текли не переставая.

– Любовь? – Слово, казалось, впитало в себя всю его злобу. – Со шлюхами любви не бывает. Только вот это. – Он швырнул ее на кровать и быстро стащил с себя брюки. – И именно за этим ты и пришла. – Сдвинув брови, он сорвал с нее трусики и грубо вонзился в нее. Он мял руками ее груди, тяжело дышал в ухо и с ненавистью приговаривал в такт толчкам: – Лгунья, лгунья, подлая лгунья.

Неожиданно для себя, невзирая на слезы, Катрин задвигалась в одном с ним ритме. После того как все было кончено, Карло взглянул на нее так, словно перед ним валялись выброшенные морем на берег отбросы, и стремительно вышел из комнаты.

Катрин зарыдала. Она чувствовала себя грязной, оскверненной, униженной – никогда раньше она не осознавала смысла этих слов. И брошенной. Он даже не поцеловал ее. Никакой нежности, никаких ласк. И все же ее тело откликнулось – да еще как.

На следующий день она не вышла из своей комнаты. Сказала служанке, что заболела. Что, в общем, было не так далеко от истины. Она сидела, уставившись в окно, и думала: как хорошо было бы сейчас поговорить с кем-нибудь, пойти к кому-нибудь. Катрин находилась в плену. В плену той волшебной сказки, которую отчасти сама и придумала. Теперь сказка стала зловещей. Катрин с горькой усмешкой вспомнила пожелание Порции – жить долго и счастливо. Но она не смогла бы рассказать подруге обо всем этом. Слишком унизительно. Та бы не поняла.

Служанка принесла завтрак, обед, заботливо спросила о самочувствии. Катрин решила и на следующий день оставаться в комнате. Она не смогла бы взглянуть в глаза Карло. Катрин видела, что его яхта отчалила, потом вернулась. Ах, если бы только можно было уплыть отсюда на какой-нибудь рыбацкой лодчонке и никогда не возвращаться!

Он зашел к ней в комнату после ужина, как раз когда она раздумывала о побеге.

– Мне доложили, что ты больна, – сказал он. Карло казался усталым, взгляд был потухшим. – Позвать доктора?

Катрин помотала головой. Собралась с силами и заговорила:

– Карло, я хочу уехать. Уехать отсюда.

Он посмотрел на нее, как на умалишенную. Потом прошелся несколько раз взад-вперед по комнате, словно тоже был узником в тюремной камере.

– Ах, моя маленькая Катрин, – наконец сказал он. – Достаточно того, что мой стыд известен мне одному. Не будем сообщать о нем всему свету. Муж и жена всегда проводят медовый месяц. Его продолжительность объявлена. Мы не можем ничего изменить.

– Я сойду с ума, – тихо произнесла она.

– Сумасшествие так просто не наступает, – возразил он. На его лице появилось насмешливое выражение, которого она давно уже не видела – еще с лондонской поры. Катрин решила попытать счастья.

– Карло, ты сам не веришь тому, что говоришь обо мне. Был всего лишь один мужчина. Давным-давно. Это не имело никакого значения, – выпалила она.

– Не имело значения. Давным-давно. – Он саркастически рассмеялся. – Вот видишь, ты рассуждаешь как шлюха.

Он снова подловил ее. Они говорили на разных языках, существовали в разных системах ценностей.

– Почему я все это выслушиваю? Не верю ни одному слову. – Он взял ее за руку, пробежал пальцами по голому плечу, коснулся губ. Она задрожала. – Вот видишь, тебе это слишком уж нравится. Ты прямо сгораешь от желания. Так не ведут себя пай-девочки, так не ведут себя примерные жены. – Он выплюнул ей в лицо: – Так ведут себя шлюхи!

– Только с тобой, Карло. Мне нравится это только с тобой.

– Всех шлюх учат так говорить.

И опять он поймал ее на слове. Она для него не человек, не личность. Для него может существовать только жена или шлюха, девственница или проститутка.

– Хочешь, я снова докажу, что ты шлюха?

Неожиданно он схватил ее за руку. Грубо сорвал ночную рубашку, и Катрин оказалсь перед ним совершенно голая. Жестокие пальцы поиграли с ее телом, покрутили соски. Глаза Карло при этом оставались ледяными. Она старалась сдерживаться, но его свирепые беспощадные губы не останавливались. Катрин начала задыхаться.

– Вот видишь? – раздался безжалостный смех. Он выключил свет и швырнул ее на кровать.

Этой ночью он занимался с ней любовью. Однако, вспоминая прошлое, Катрин понимала: то, что они делали, не имело ничего общего с романтическим словом «любовь». Просто ее тело изгибалось, принимая множество самых разнообразных поз. Каждый раз, когда подступал оргазм, торжествующий голос шептал в ухо: «Проститутка, шлюха, шлюха», и потом внутри Катрин взрывалась горячая волна.

Он ушел от нее на рассвете.

Катрин так и не уснула. Она лежала в ванной и разглядывла свое тело – тело шлюхи. Услышав, что дом начал просыпаться, она оделась. Бикини, сарафан, широкополая соломенная шляпа. Катрин спустилась на террасу и стала пить кофе, поджидая, когда Карло выйдет из дому.

Около девяти он начал спускаться к причалу. Катрин поспешила за ним.

– Я поеду с тобой, – заявила она.

Изумленно воззрившись на нее, он буркнул:

– Как хочешь.

Катрин расположилась на палубе, подставив лицо свежим морским брызгам. Она глядела на удалявшийся остров, и в душе ее все ликовало. Карло с ней не разговаривал, он стоял у штурвала и беззвучно насвистывал. Катрин узнала это его сосредоточенное состояние. Как за рулем автомобиля.

И тут в ней шевельнулся легкий проблеск надежды. Тот, прежний Карло не исчез бесследно. Может быть, может быть, он увидит, что она такая же, как раньше, такая, какая она есть?

Они причалили к берегу в живописной бухте Поццуоли. Он предложил выпить в кафе на пляже. Катрин чувствовала себя так, словно только что очнулась от страшного кошмара, словно ужаса последних дней не было вовсе. Она несмело коснулась его руки. Но он отпрянул, нахмурился. В кафе он был вежлив, предупредителен, понимая, что все глаза устремлены на них. Потом он ушел, сказав, что в четыре часа они должны встретиться на пляже. Катрин смотрела, как ленивыми широкими шагами от нее уходит этот высокий красивый мужчина, который теперь зовется ее мужем. Она подумала: вот бы сесть в автобус и сбежать. Представила, что возвращается в Лондон, к друзьям. В Нью-Йорк, к Жакобу. Казалось, что они живут на другой планете.

Катрин прогулялась, зашла в Храм Меркурия, в древние римские бани, съела сладкую булочку. Потом спустилась на пляж, искупалась и растянулась на песке. Мужчины липли к ней, как мухи на мед. Она словно бы источала для них особый запах секса. Один, наиболее назойливый, уселся рядом с ней и затрещал без остановки. Она тут же села и несколько раз повторила ему, что предпочла бы остаться одна. Тут соизволил вернуться Карло.