Она открылась ему навстречу, подняла выше колени. Все тот же отстраненный взгляд сверху наблюдал за движениями его тела. Оно дернулось раз, другой, и вдруг раздался возглас. Возглас изумления.

И вдруг Карло изо всей силы ударил ее по лицу. Потом снова и снова – удары обрушились на Катрин градом. Он хрипло повторял:

– Puta. Ты обманула меня. Putana.

Катрин закричала от боли и изумления.

Дистанция между ней и телом исчезла – жаркой волной обрушилась боль. Среди этой боли и сыпавшихся на нее ударов она почувствовала, как внутри нее что-то содрогнулось, взорвалось, и она снова закричала – но на этот раз от невероятного наслаждения.

Потемневшее лицо Карло выражало крайнюю степень презрения.

– Шлюха.

Слово ударило как хлыстом. Карло выразительно сплюнул и ушел, оставив ее лежать и дрожать от ужаса в этой белой комнате.

Катрин сотрясали беззвучные рыдания. Она ничего не понимала. Что же произошло? Все случилось так внезапно: его восхитительные ласки вдруг непостижимым образом сменились жестокостью, болью, презрением. И странная реакция ее тела. Как унизительно! Катрин свернулась в клубок под простынями и вся отдалась слезам и терзавшему ее горю.

Спустя некоторое время она встала и на негнущихся ногах пошла в ванную. Куда ушел Карло? Ей нужно было поговорить с ним, спросить его. Катрин взглянула в зеркало: синяки на лице. Она встала под душ. Ее передернуло. Почему он назвал ее шлюхой? Что она такого совершила? Он должен вернуться. Он просто не может оставлять ее сейчас одну. Катрин хотелось снова заглянуть в его глаза, полные безграничного восхищения. Она надела новую ночную сорочку, вытянулась на кровати и принялась обреченно ждать.

Катрин не знала, сколько прошло времени, прежде чем он наконец вернулся. В голубой пижаме он молча стоял у кровати – огромный и угрожающий. Ее он словно не замечал. Резким движением он выплеснул что-то на кровать.

– Для слуг. Хотя бы они должны быть удовлетворены.

Голос резкий, преисполненный отвращения.

Катрин увидела, как по простыне расползалось красное пятно.

Прежде чем она успела что-либо произнести, он ушел.

И только тогда Катрин поняла. Из горла вырвался истерический смех. Девственность. Она была не девственницей. Господи, как нелепо! На дворе вторая половина двадцатого века, а мужчина, за которого она вышла замуж, пришел в неистовство оттого, что жена оказалась не девственницей! Какое это имеет значение? Карло никогда не заговаривал об этом. Даже не намекал. Теперь Катрин поняла, что на протяжении всех их отношений он был уверен, что она невинна. Но это же глупо! Полный абсурд. Завтра она все ему объяснит. Объяснит, как это нелепо. В ее жизни не было другого мужчины. Вообще не было мужчин. Завтра они вместе посмеются над сегодняшним недоразумением.

Но где-то в глубине сознания зашевелились мысли, мешавшие поверить в легкость примирения. О священном праве синьора, о праве первой ночи. О «нечистых» женщинах, которых избегали, которых сжигали. О чудесном целомудрии Мадонны – всеобщей матери, искупающей все грехи.

Раздался стук в дверь. Катрин испугалась, не сразу сообразив, что заснула. Сквозь жалюзи светило яркое солнце, образуя решетку на простынях.

– Синьора?

Это пришла служанка. Катрин велела ей войти, но сама юркнула в ванную. Лицо выглядело просто ужасно. Служанка разговаривала с ней через дверь. Сказала, что принесла завтрак и записку от синьора Негри. Он должен был срочно уехать на материк. Вернется к вечеру.

Катрин подождала, пока служанка уйдет, и только тогда вышла.

Итак, Карло сбежал. Она поежилась.

За окном ярко синело море, голубело небо. На столе был сервирован завтрак – белоснежная скатерть, серебряный кофейник. Кровать теперь тоже сверкала белизной. Из груди снова вырвался сдавленный истеричный смешок. Может, эту чертову простынь вывесят теперь над замком как вещественное доказательство ее невинности? Когда-то существовал такой обычай.

Доказательство непорочности молодой жены.

Дрожащими руками Катрин налила себе кофе. Надо собраться с силами. Надо поплавать, позагорать, прогуляться по острову. Это вернет ей силы, подготовит к встрече с Карло.

Постаравшись замазать синяки, Катри надела огромные черные очки, натянула бикини, шорты. Остров был небольшим, не больше трех милей в диаметре. И кругом – одно лишь море до самого горизонта. Неподалеку от пирса, тесно прижавшись друг к другу, стояли домики местных жителей. Катрин миновала домишки, взобралась на гору, прошла вдоль длинного виноградника и расположилась на самой дальней оконечности мыса.

Когда Катрин проснулась, солнце низко стояло над горизонтом. Вглядевшись, она увидела, что яхта мужа уже причалила к острову. Катрин вдруг охватило непреодолимое желание побежать в противоположную от замка сторону. Но там было только море. Она спустилась к обрыву и прыгнула с него вниз – в кристально-чистое море. Какая холодная вода! Катрин плавала до тех пор, пока не начало перехватывать дыхание; потом она снова вскарабкалась на гору – туда, где оставила свои вещи. Раздался легких шорох, и Катрин поняла, что она не одна. Оглядев мыс, она увидела Карло. Взмахнула рукой, позвала его по имени. Он повернулся и зашагал прочь.

Служанка доложила, что ужин готов. Ну наконец-то им удастся поговорить. Катрин в последний раз провела щеткой по волосам, поправила поясок муслинового платья. С синяками бесполезно было что-то делать.

В белоснежном костюме Карло с суровым лицом стоял на увитой виноградом террасе. – А, Катрин. Вот и ты. Надеюсь, ты хорошо провела день?

Карло говорил ровным безжизненным голосом, стараясь не встречаться с ней глазами. Теперь она заметила, что старый слуга, встречавший их накануне, расставляет на столе блюда.

– Да, спасибо, – ответила Катрин, подражая его спокойному тону.

– Ты купалась? – Глаза его метали громы и молнии.

Она кивнула.

– Я думала, ты меня видел.

Карло не ответил, глядя на море.

– Что тебе налить? – вежливо осведомился он.

Ей захотелось положить руку ему на плечо. Заставить его выслушать все до конца. Как он красив и грустен! Катрин вспомнила страстные мгновения их любви, и по ее телу пробежала дрожь.

– Карло. – Ее голос сорвался.

– Вино или джин?

– Вино, – пробормотала она.

– Подай белого вина, Родольфо.

Когда слуга ушел, Карло вообще отвернулся от нее и совершенно перестал разговаривать.

– Карло, – сделала она новую попытку. – Нам нужно поговорить. Прошу тебя.

– Поговорить, Катрин? Слова так легковесны. Они не изменят фактов.

– Фактов. Каких фактов? – возвысила она голос. – Ты ничего не понял.

– Катрин, сейчас едва ли подходящий момент, – строго одернул он. Через мгновение вошел Родольфо, неся на подносе бокалы с охлажденным вином.

Слуги, подумала Катрин. Никаких объяснений в присутствии слуг. Казалось, обед длился целую вечность. Как только они оставались одни, Карло прекращал разговаривать с ней.

Катрин еще раз попыталась заговорить с мужем, когда подали горячее.

– Пожалуйста, Карло, выслушай меня.

Он невидящим взглядом окинул ее лицо, обнаженные плечи, грудь.

– Позже, Катрин.

Но «позже» не наступило. Он не пришел к ней ночью. И на вторую ночь тоже. И на третью. Хотя утром третьего дня он вошел очень рано, разбудив ее. Потом, не говоря ни слова, скомкал простыни со своей стороны кровати, примял подушку.

Ее снова начал душить смех.

– Только не говори мне, будто слуги что-то подозревают, – проговорила она.

Он никак не отреагировал и вышел за дверь.

Днем он всегда отсутствовал. А за ужином каждый раз повторялось одно и то же, только напряженность возрастала и ледяная вежливость Карло замораживала Катрин. Ей начало казаться, что иного тона между ними и быть не может. Пресловутый медовый месяц должен был продолжаться три недели. Потом молодожены намеревались отправиться на яхте в плавание вдоль побережья. Но Катрин поняла, что три недели ей не продержаться.