— Э т о что еще такое? — рявкнул в микрофон Амальфи.
— ЦИТАТА ИЗ «ЖЕЛАНИЕ ВЕРИТЬ» УИЛЬЯМА ДЖЕЙМСА, МИСТЕР МЭР.
— Ладно, это неважно. Давайте, подключайте все ваши бутылки и firecrackers на главную проблему. Подождите-ка минуту — это Библиотекарь?
— ДА, МИСТЕР МЭР.
— Какова дата работы, которую ты только что процитировал?
— 1897, МИСТЕР МЭР.
— Хорошо. Отключись и подсоединись к аналитической стороне кольца. Для этой проблемы на выводе информации у тебя нет никаких дел.
Стрелка на измерителе тока взметнулась вверх на мгновение, пока подача энергии с питающих генераторов на машину библиотекаря была отключена, затем снова прыгнула назад. Тем не менее, еще какое-то время он не приступал к осуществлению проекта, а вместо этого просто сидел и думал о фрагменте, предложенном ему машинами. Как он предполагал, на Новой Земле еще оставалось несколько «нереконструированных» Бродяг, но единственный, кого он хорошо знал лично, был Джон Амальфи. Сам он по себе не испытывал ностальгию лишь из самого чувства ностальгии ко всему тому историческому периоду, который он пережил, ибо едва ли он мог забыть, что именно благодаря его планированию была колонизирована Новая Земля. И в тот примерно четырехлетний период имелось множество проблем, над которыми работал его ум. Открытие того, что планета, тогда еще безымянная, была одновременно убежищем и феодальным вассалом известной группы бандитов, именовавших себя Главными Межзвездными Торговцами, более хорошо известными в родной галактике просто как «Безумные Псы», само по себе, создавало определенные трудности для освоения, и требовалось совершенно очевидное жесткое решение, которое и было принято. Но уничтожение ГМТ в 3948 году при Битве Проклятой Пустоши наконец-то надолго оставило Амальфи без проблем и без постоянной необходимости предпринимать какие-то действия. И соответственно, он обнаружил, что совершенно не может привыкнуть к жизни в стабильном и законопослушном обществе. Цитата из работы Джеймса почти в точности подвела итог его ощущениям насчет граждан — бывших Бродяг, которые раньше являлись его подчиненными и их наследников. Конечно же, он должен был исключить аборигенов планеты, которые находили проблемы самоуправления непревзойденными вызовами своим возможностям, после их рабства под властью «Безумных Псов».
Как он хорошо знал, что местные межпланетные путешествия не представлялись для него решением. Каждая из планет Облака была очень похожа на другую, да и само по себе Облако имело лишь 20.000 световых лет в диаметре — этот факт делал весьма удобным организацию единого административного центра. Но это был факт, не имевший никакого значения для человека, который когда-то провел свой город через 280.000 световых лет за один полет. И то, чего ему не хватало, в конце концов, было не пространством, а самой нестабильностью, ощущение от нахождения на пути к какой-то неизвестности, невозможности предсказания, какие еще иноземные сюрпризы могли ожидать его при следующей посадке на планету.
И еще одним важным фактом являлось то, что долголетие висело теперь над ним, как проклятие. Продленная на неопределенный срок жизнь была необходимой для общества Бродяг — в действительности, до открытия лекарства-антинекротика в начале XXI века, межзвездные полеты даже при наличии спиндиззи считались физической невозможностью. Расстояния, которые при этом оказалось необходимо пересечь, были слишком велики для короткоживущего человека при передвижении с любой конечной скоростью — но, в принципе, жить бессмертным человеком в стабильном обществе, было столь же не интересно для личности, по крайней мере, такой как Амальфи, как существование в виде электрической лампы. Он ощущал себя так, как будто его просто вставили, ввернули в патрон и забыли.
Правда, большинство бывших Бродяг, как казалось, смогли принять перемены — в особенности молодежь, которые теперь вкладывали свои долгие годы жизни в очевидные, полезные вещи: подготовка и проведение долговременных исследований, результатов от которых нельзя было ожидать никак не ранее чем через пять столетий или даже больше. К примеру, существовала крупная исследовательская группа, упорно работавшая на Новом Манхэттэне и занимавшаяся общими проблемами антиматерии. Теоретические мозги для этого проекта в основном поставлялись доктором Шлоссом, экс-Хрунтанским физиком, который оказался на борту города еще в 3602 году, как беженец, при уничтожении Герцогства Горта, последнего живого полипа прекратившей существование Хрунтанской Империи. Административное управление проектом сосредотачивалось в руках относительно молодого человека по фамилии Кэррел, который еще не так давно был вторым пилотом города и дублером Городского Управляющего. Ближайшей целью проекта, согласно Кэррелу, было разъяснение теоретических молекулярных структур, возможных для атомов антиматерии, но ни для кого не являлось секретом, что большинство молодых людей в группе, при активной поддержке Шлосса, надеялись достигнуть настоящего создания не только простых химических соединений — что могло быть вопросом всего лишь нескольких декад и этого было мало для этих радикалов — но видимого, макроскопического артефакта, полностью состоящего из антиматерии. Амальфи подозревал, что на этом невообразимо взрывоопасном предмете без сомнения они могли бы написать, если к тому времени у них уже будет краска из антиматерии и что-то, в чем ее можно будет хранить, предупреждение Noli me tangere.[31]
Все это было, конечно, очень хорошо. Но для Амальфи совершенно представлялось возможным принять участие в этом проекте, так как он не был ученым. Конечно, у него имелась полная возможность просто закончить свою жизнь. Он не был неуязвим, и даже бессмертен не по-настоящему. Бессмертие — просто ничего не значащее слово во вселенной, где фундаментальные законы, будучи стохастическими по природе, не позволяли никому избежать случайностей, и где жизнь, несмотря на то, насколько она продлевала срок своего существования, была всего лишь по сути местным и временным разрывом во Втором Законе Термодинамики. Тем не менее, сама эта мысль даже не приходила на ум Амальфи — он не был типом, склонным к самоубийству. Да он еще никогда не чувствовал себя настолько менее усталым, в меньшем отчаянии, чем он чувствовал себя сегодня. Скорее всего, он просто до ярости был раздосадован скукой и слишком привычным к тысячелетиями выработанным в нем образом мышления и эмоционального приоритета, чтобы привыкнуть к одной планете и одному типу социального порядка, и ту уже совершенно не имело значения, насколько утопичного. Тысячелетие его постоянного перехода из одной культуры в другую настроило в нем огромный поступательный момент, который, как теперь ему казалось, непреодолимо тянул его вперед к непреодолимой инертной стене, обозначенной «НЕКУДА ИДТИ».
— Амальфи! Так значит, это ты. Я должен был предположить.
Амальфи рывком переключил ключ «пауза» и резко развернулся на своем стуле. И все-таки, он сразу узнал этот голос, знакомый ему уже многие века. Ему частенько приходилось его слышать за все то время, примерно с 3500 года, когда город принял на борт своего владельца, как главу астрономической секции. Легко раздражимый и трудный маленький человечек, обманно мягкой натуры, который никогда в действительности не был главным астрономом, в котором город действительно нуждался, но который достаточно часто смог продираться сквозь массу суровых испытаний чтобы предотвратить возможность собственного обмена Отцами Города в другой город Бродяг в течении того периода, когда подобные обмены еще были возможны для города Амальфи.
— Привет, Джейк, — вздохнул Амальфи.
— Привет, Джон, — произнес астроном, с любопытством посматривая на открытый пульт. — Хэзлтоны подсказали мне, что я могу тебя найти бродящим по этому старому судну, но признаюсь, что я позабыл об этом, к тому времени, когда решил все же прийти сюда. Я хотел использовать вычислительную секцию, но я не смог войти — машины все сновали туда — сюда, взад вперед на своих рельсах, словно стая обезумевших двухсоттонных балетных танцоров. Мне подумалось, что один из мальчишек забрался сюда, в контрольную комнату и баловался с пультом управления. Что ты задумал?
