– О господи, как же мне хочется обратно! – сказала Таня, когда они подъехали к аэропорту. Ей так хотелось сказать Питеру, чтобы он разворачивался и ехал обратно, что она бросает работу над фильмом.
– Как ты думаешь, что произойдет, если я брошу эту работу?
Она задавала себе этот вопрос все эти дни.
– Вероятно, они предъявят тебе иск – за те деньги, которые они уже тебе выплатили, и за ущерб, нанесенный фильму. По-моему, это не самая лучшая идея. Как юрист я не советую тебе это делать. – Питер ободряюще улыбнулся Тане, направляясь к стойке регистрации. – Но как твой муж я должен признать, что мне очень нравится эта идея. Но полагаю, что в данном случае тебе лучше прислушаться к мнению юриста, а не мужа. Твои работодатели находятся в высшей лиге и играют круто. Если ты их бросишь, то можешь поцеловать себя в задницу и помахать ручкой своей карьере писателя.
Сейчас Тане это не казалось особой жертвой, и она почти готова была принести ее.
– Лучше не надо доводить это дело до суда, Таня. Неприятностей будет выше крыши.
Таня кивнула, стараясь сдержать слезы.
– Мы справимся. Это же не будет тянуться вечно – еще шесть месяцев, и все!
Тане и подумать было страшно о шести месяцах терзаний, тем более сейчас, когда червь сомнения закрался в ее душу. Тане оставалось лишь одно: стиснуть зубы и постараться справиться со всем этим достойно. Приезжать домой было и радостно, и трудно. Вернее, трудно было уезжать – девочки плакали, и у Питера был похоронный вид, да и у Тани на сердце было примерно так же.
– К счастью, на Рождество у нас будет трехнедельный перерыв. Слава богу! Я уеду оттуда на три недели!
Этот перерыв совпадал с рождественскими каникулами у дочерей и сына, так что она сможет побыть с ними, пока они не будут уходить на занятия, и еще несколько дней сверх этого. А вот у Джейсона каникулы были длинные, но он собирался после Таниного отъезда отправиться покататься на лыжах с друзьями.
– Я приеду домой на следующие выходные, если смогу.
– Если у тебя не получится, я постараюсь прилететь к тебе хотя бы на денек.
– Хорошая идея, – обрадовалась Таня. Машина остановилась у тротуара. У Тани, как обычно, с собой была только ручная кладь, так что проверять у нее было нечего. – Я дам тебе знать, если на следующий уик-энд не смогу вырваться.
– Береги себя, Таня, – сказал Питер, крепко обняв ее. – Не взваливай на себя слишком много. И спасибо за чудесный праздник. А глупые мысли выбрось из головы.
– Пока, Питер! Я тебя люблю, – сказала Таня.
Питер поцеловал ее. Таню снова охватило отчаяние. Таня вдруг ощутила его сегодня утром, когда они занимались любовью, – как будто они оба тонут, а течение тянет их в разные стороны.
– И я тебя. Позвони мне, когда соберешься.
Сзади засигналила чья-то машина, и Тане пришлось выйти. Она приостановилась на мгновение и взглянула на мужа, потом наклонилась к окошку машины, чтобы поцеловать его, но регулировщик велел Питеру поторопиться. Минуту спустя Питер уехал, а Таня со своей сумкой зашла внутрь аэропорта.
Рейс задержали на три часа, и в гостиницу Таня попала лишь в час ночи. Она позвонила Питеру из аэропорта в Лос-Анджелесе, как только они приземлились. Погода здесь была ужасная – в Лос-Анджелесе лил дождь. Настроение у Тани было паршивое, она чувствовала себя разбитой, а мысль о возвращении на съемочную площадку наводила на нее ужас. Таня отперла дверь бунгало и, войдя, изумилась. Горничная оставила свет включенным. Играла тихая музыка. Бунгало было красивым, теплым и гостеприимным и, к изумлению Тани, показалось ей не гостиничным номером, а уютным домом. На журнальном столике стояла ваза с фруктами, печенье и бутылка шампанского от администрации. Таня со вздохом опустилась на диван. Путешествие оказалось долгим и изматывающим, и она была рада, что наконец оказалась у себя в бунгало. Да, именно так она и подумала: «У себя в бунгало».
Таня прошла в ванную; огромная ванна манила. Таня добавила в воду ароматическую соль, включила джакузи и погрузилась в воду. Она не ужинала, и у нее болела голова. Но потом Таня сообразила, что может заказать в номер все, что пожелает. Сандвич и чашка чая казались ей сейчас манной небесной. Выбравшись из ванны и накинув халат, Таня сделала заказ, и через десять минут ее чай и сандвич прибыли. Таня улыбнулась собственным мыслям – она подумала о том, что и в этой жизни есть приятные моменты. Таня включила телевизор и посмотрела, пока утоляла голод, старый фильм с Кэри Грантом, а потом нырнула в постель с безукоризненно отглаженным постельным бельем. Ей грустно было засыпать в одиночестве; если не считать этого, она провела ночь в тепле и уюте и проснулась отдохнувшей ясным солнечным утром. Комната была залита ярким светом. Таня огляделась и, к собственному удивлению, почувствовала себя дома. Это был ее личный маленький мир, не связанный с семьей. Ощущение было странное – жить двумя жизнями: одна та, которая была привычна, с теми, кого она любила, и вторая – где она работала. Таня сказала себе, что это, быть может, не настолько плохо, как ей думалось. У нее ведь будет трехнедельный отпуск. А если повезет, и в этот уик-энд она отправится домой. На мгновение Тане показалось, что она сходит с ума: в ней словно жили два разных человека – дома она была одним человеком, а здесь – другим. Раньше такого ощущения у нее не возникало.
Таня позвонила Питеру. Он уже ехал на работу, сражаясь с транспортным потоком перед мостом. Сегодня утром он выехал рано и в этот момент разговаривал с кем-то по другому телефону. Таня сказала Питеру, что перезвонит ему вечером, когда он вернется домой. Потом она встала, привела себя в порядок, оделась и отправилась на работу.
Когда она пришла на съемочную площадку, там царил обычный хаос. Похоже, после четырех дней выходных по случаю Дня благодарения все были в приподнятом настроении. Макс расцеловал Таню, и даже Гарри, увидев ее, энергично помахал хвостом. В этом было нечто трогательное – значит, здесь ее тоже ждали и были рады ей. Таня поймала себя, как и вчера вечером в бунгало, на том, что и она с удовольствием вернулась в уже не чужой ей мир. И тут же почувствовала себя виноватой из-за этого.
Чувствуя себя предательницей, Таня уселась рядом с Максом и погладила Гарри. Сейчас они оба казались ей старыми друзьями.
– Ну и как домашнее блаженство на День благодарения? – спросил Макс, и Таня улыбнулась:
– Замечательно. А у вас?
– Возможно, не настолько блаженное, как ваше, но в целом неплохо. Мы с Гарри сделали бутерброды с индейкой и смотрели по телевизору старые фильмы. Мы довольны.
Дети Макса жили на Восточном побережье, ему не хотелось лететь через всю страну ради нескольких дней, и он предпочел остаться в Лос-Анджелесе. Но собирался к детям на Рождество.
– Я чуть было не решила остаться, – призналась Таня. – Дома было так хорошо!
– Но вы вернулись, так что теперь мы наверняка знаем, что вы – не сумасшедшая. Дуглас вас бы по миру пустил, – негромко сказал Макс.
– Именно это мне и сказал мой муж.
– Умный человек. И хороший юрист. Вот увидите – вы и не заметите, как съемки закончатся. Вы еще скучать по этому безумству будете.
– Дуглас тоже так считает. Но я домоседка, а вернее, наседка. Мне нравится быть дома, с Питером и детьми.
– Значит, вы больше не будете этим заниматься, – согласился с Таней Макс. – Возможно, в вашем случае так оно и будет. У вас куда больше здравого смысла, чем у прочих тут, и у вас дома есть то, ради чего туда стоит вернуться. Для многих же все главное – здесь. А если кинобизнес захватил вас целиком, то дома становится нечего делать. Мы все заперты на безлюдном острове и не можем с него выбраться. У вас же хватило ума не разрушить ту жизнь, которой вы жили до сих пор. Вы – турист на этом острове, Таня. Мне лично не кажется, что кино когда-либо станет вашей жизнью.
– Надеюсь, что нет. Для меня эта жизнь слишком ненормальная.
– Такая она и есть.
Макс улыбнулся и принялся отдавать распоряжения. Съемки начались через полчаса, как только освещение было установлено и актеры готовы.