Спустившись вниз, Сэм Риган быстро разыскал Фрэн Шайн. Она сидела на корточках перед комплектом, составленным Моррисами и Шайнами.

Не поднимая головы, Фрэн прошептала:

– Мы с Прыткой Пэт добрались до центра на ее новом «форде» с жестким откидным верхом. Она остановилась рядом с колонкой, опустила в счетчик десять центов и отправилась по магазинам. Сейчас она сидит в приемной психоаналитика и читает «Форчун». Непонятно, сколько будет стоить этот визит. Ужас, правда? – Она подняла глаза, пригладила рукой свои длинные темные волосы и улыбнулась. Вне всяких сомнений. Фрэн была самой красивой и самой необычной женщиной в их общежитии. Во всяком случае, Сэму казалось именно так.

– Как ты можешь играться с комплектом, не пожевав? – Он посмотрел по сторонам и, убедившись в том, что рядом никого нет, встал на колени и прошептал: – Идем со мной – я дам тебе чистейшего Кэн-Ди! Все будет как в прошлый раз. Хочешь?

Сердце его готово было выскочить из груди. Воспоминание о том, что недавно случилось с ними, ожило в памяти, затмив собою все…

– А если Элен Моррис…

– Они пытаются завести экскаватор. Раньше чем через час не появятся. – Сэм подал Фрэн руку и помог ей встать.

– То, что приходит в обычной коричневой обертке, нельзя долго хранить – со временем оно портится, – проговорил он, выводя Фрэн в коридор. – Такое Кэн-Ди лучше использовать сразу, иначе оно потеряет силу. «Именно за эту силу мы и платим», – подумал Риган с тоской. Терять эту силу – все равно что терять свои скины. Конечно, находились и такие умники – слава богу, в их общежитии подобные не водились, – которые утверждали: мол, переходу в тот мир помогает не Кэн-Ди, а совершенство Пэт-комплекта, классно сделанные реалии земной жизни. Как ни странно, но этого абсурдного взгляда придерживались очень и очень многие.

Когда они вбежали в отсек и заперли за собой дверь, Фрэн сказала:

– Я буду жевать его вместе с тобой, Сэм, но давай договоримся с самого начала о том, что мы не станем… Ну, в общем, ты понимаешь, что я имею в виду? Мы ведь будем не самими собой, а Пэт и Уолтом. Они бы так себя ни за что не стали вести. – Она нахмурила свой лобик, выражая возмущение тем, как Сэм вел себя с нею в прошлый раз, и предостерегая его от повторения той же оплошности.

– Значит, ты все-таки веришь, что мы действительно окажемся на Земле!

Об этом они спорили уже не раз и не два. Фрэн склонялась к мысли, что переход был чисто воображаемым, не реализацией, но лишь акциденцией, лишенной какого-либо сущностного наполнения.

– Я считаю, – медленно проговорила Фрэн, высвободив руку, – что мы должны воздержаться в любом случае. Будь это игрой воображения, наркотической галлюцинацией или реальным переносом на Землю, которая существовала когда-то… Так мы только опошляем наше общение.

Она вновь строго посмотрела на Ригана. Сэм вздохнул и пристегнул свою откидную железную койку к стене.

– Это переживание должно быть очистительным! – продолжила Фрэн. – Мы теряем свои бренные тела, свою – как они говорят – вещественность. Вместо них мы обретаем тела бессмертные, тела вечные! Некоторые верят в то, что это и есть подлинная реальность. Она существует вне пространства и времени, мы всегда были в ней и всегда будем! Ты понимаешь меня, Сэм? – Женщина вздохнула. – Я знаю, в душе ты не согласен со мной.

– Что такое духовность? – усмехнулся Сэм, выудив из тайника в полу пакет с Кэн-Ди. – Отрицание реальности. Что мы получаем взамен? Ничего.

– Разумеется, на словах трудно объяснить положительные качества воздержания, – сказала Фрэн, следя за тем, как Сэм распечатывает пакет. – Такие вещи не втолковать похотливым сластолюбцам вроде тебя. Запомни, когда мы жуем Кэн-Ди и оставляем свои тела, мы умираем. И, умирая, мы сбрасываем с себя бремя… – Она замялась.

– Ну-ну, продолжай! – Сэм раскрыл пакет и отделил ножом от бурой плотной массы, напоминающей видом растительные волокна, тоненькую пластинку.

– Бремя греха, – еле слышно прошептала Фрэн.

Сэм Риган захохотал.

– Ну ты даешь! А я, грешным делом, и не знал, что ты ортодокс! – На самом деле Сэм нисколько не удивился. Почти все колонисты придерживались тех же взглядов, что и Фрэн. Сэм запечатал пакет и вернул его в тайник. – Я жую Кэн-Ди совсем с другой целью. Я делаю это не для того, чтобы освободиться от чего-то, нет! Я хочу не терять, а обретать! – Он достал свой Пэт-комплект и стал спешно раскладывать его на полу. – Обретать то, о чем я не мог и мечтать!

Его жена или ее муж, или они оба, или кто-то из их соседей по общежитию могли явиться сюда в любую минуту. Потому надо сесть подальше друг от друга, чтобы никто не заподозрил их в супружеской неверности. Там, куда они направлялись, можно заниматься чем угодно, здесь же приходилось соблюдать правила внешнего приличия. Кстати говоря, люди, попадая в тот мир, могли вести себя в нем как угодно, не опасаясь обвинений в каких-нибудь преступлениях. С точки зрения закона, все происходящее там было пустой химерой, порождением нездоровой фантазии.

Именно это небезынтересное обстоятельство заставляло Сэма так часто употреблять наркотик. Будь иначе, он, скорее всего, нашел бы себе какое-нибудь иное занятие.

– У меня такое ощущение, что ты снова задумал какую-то гнусность, – заметила Фрэн. Она села на пол и устремила взгляд своих печальных темных глаз туда, где на крошечных плечиках висел немыслимый сказочный гардероб Прыткой Пэт. От нечего делать она стала поигрывать крошечной шубкой из собольего меха.

Сэм разломил полоску Кэн-Ди надвое и, отдав половинку Фрэн, стал жадно жевать оставшийся у него кусочек.

Фрэн со скорбным видом поглощала свою дозу.

Он был Уолтом. У него был новенький спортивный «ягуар-ХХВ», делавший по прямой до пятнадцати тысяч миль в час. Рубашки он носил только итальянские, а туфли – только английские. Стоило ему открыть глаза, как крошечный телевизор производства «Дженерал Электрик», стоявший у изголовья кровати, настроился на волну, по которой транслировалось утреннее шоу великого комика-обозревателя Джима Брискина. Вот появилась знакомая физиономия. Сегодня комик натянул на голову дурацкий огненно-рыжий парик. Уолт сел, нажал на кнопку, превращавшую кровать в кресло, и прислушался к тому, что говорил Брискин.

– Я стою на углу Ван-Несс и Маркет-Роу, в самом центре Сан-Франциско, – весело провещал Брискин. – Мы присутствуем на церемонии открытия замечательного сооружения – дома имени Фрэнсиса Дрейка, первого в мире дома, целиком находящегося под землей! Рядом со мной стоит известная исполнительница баллад. Она хочет посвятить свою…

Уолт выключил телевизор, поднялся с кровати, подошел к окну и отдернул гардины. Перед ним открылась панорама утреннего Сан-Франциско; светлые здания, рощицы, наполненные птичьим щебетаньем, пологие, сбегающие к морю холмы. Сегодня суббота, и потому не нужно ехать на работу (Уолт работал в «Ампекс Корпорейшн», Пало-Альто). Нет, сегодня он должен встретиться со своей девушкой Пэт Кристенсен, она живет в новом доме на Потреро-Хилл. Уолт улыбнулся.

Здесь всегда была суббота.

В ванной он сполоснул лицо холодной водой и приступил к бритью. К зеркалу была прикреплена записка, написанная его собственной рукой.

Это – иллюзия. Ты – Сэм Риган, марсианский колонист. Не трать время на пустяки, парень. Сразу же позвони Пэт.

Послание подписано именем Сэма Ригана.

«Иллюзия? – удивился Уолт. – В каком это смысле?»

Он попытался собраться с мыслями. Сэм Риган и Марс, жуткая нора, в которой живут колонисты… Образы чрезвычайно смутные и крайне неубедительные. Он пожал плечами и вернулся к бритью, чувствуя, что настроение уже безнадежно испорчено. Предположим, сказанное в записке – правда и подлинная жизнь проходит именно там, в марсианских норах, куда загнала его злая судьба. Какая разница? Почему он должен лишать себя того, чем обладает сейчас? Здесь и сейчас? Уолт сорвал бумажку с зеркала и, смяв, бросил в урну.