– Я тоже должна… – Она беспомощно взмахнула рукой в сторону поверженных животных. – Ну, ты понимаешь.

– Свою добычу я отдал Могучему Теленку. Его женщина позаботится о ней и поделится со своей сестрой, мужа которой убили в Литл-Биг-Хорн.

Келли с облегчением перевела дыхание. Ей никогда не приходило в голову, что у индейцев могут быть сестры, о которых надо заботиться и с которыми нужно делиться, если они нуждаются. Так, может, они не такие уж безбожники, не такие бессердечные, безжалостные дикари, какими их повсюду представляют?

Вечером состоялось грандиозное празднество. Воздух наполнился вкуснейшим, густым ароматом от поджаривающихся на кострах говяжьих туш; собаки бросались друг на друга и ссорились из-за брошенных на землю костей. Женщины разделывали мясо и улыбались, их лица светились в предвкушении трапезы. Мужчины разложили посреди площади огромный костер. Сидя рядом с Калебом, Келли смотрела, как вокруг костра танцуют разукрашенные воины.

Сначала их воинственный вид и примитивный наряд отвращали от себя девушку, но постепенно она привыкла и стала понимать значение ритуальной пляски мужчин. Она символизировала торжество жизни над смертью.

Больше всего ее потрясло, что Калеб вдруг поднялся и вступил в круг танцующих. По какой-то непонятной причине ей казалось, что среди этих дико отплясывающих вокруг костра людей он будет выглядеть нелепо, неуместно, в глубине души ей даже хотелось этого. Но он органично вписался в их компанию. Плотью и кровью он был частью этого народа. Движения его были так же замысловаты и отточены, кожа так же отливала бронзой, а голос звучал не менее ликующе и громко.

Келли наблюдала за ним, и ее обдавало теплом, и тепло это исходило не от дыхания вечернего ветерка и не от разгоряченных тел танцующих.

Она резко поднялась и пошла к вигваму. Захотелось побыть одной, вдали от Калеба, от грохота боевых барабанов, в их ритме билось и ее сердце. До сей поры ей удавалось сохранять невинность, и она не намеревалась расставаться с ней сейчас. Пусть сначала наденет ей на палец обручальное кольцо и даст подписать брачный контракт.

Не раздеваясь, она растянулась на шкурах, грудой наваленных в углу вигвама, повторяя про себя, что он такой же мужчина, как и все остальные, и, как бы ни был привлекателен, ему тоже нельзя доверять.

– Вот именно, обыкновенный мужчина, – вслух произнесла Келли. А в голове билось: «Но такой желанный!»

– Нельзя ему доверять, – сказала она более твердо. «А какие мускулы! Так и переливаются под смуглой кожей. Таких ни у кого нет».

– Самый обычный. Не доверять ему!

Но ведь скоро они поженятся, и это все изменит.

Веки девушки отяжелели, и, несмотря на гром барабанов и терзающие ее сомнения, она крепко заснула.

Проснувшись утром, она обнаружила, что в вигваме никого нет. Рядом с собой увидела аккуратно сложенное платье из оленьей кожи кремового цвета и мокасины на толстой подошве.

И еще нашла записку, начертанную углем, и тоже на куске оленьей кожи:

«С добрым утром, соня. Платье и мокасины – подарок женщины Могучего Теленка. Она очень обидится, если ты все это не наденешь».

Внизу стояла одна-единственная буква «К».

Келли встала, стянула с себя рубаху, штаны, сняла лифчик и обрядилась в индейское платье. Как ни странно, оно оказалось мягким, как бархат, и приятно холодило кожу. Надев мокасины, Келли улыбнулась. Жаль, что здесь нет зеркала, ей так хотелось увидеть, как она выглядит в столь необычном облачении.

Из седельного мешка вытащила гребень, расчесала волосы. Теперь она чувствовала себя намного уверенней. Келли подняла полог и вышла из вигвама.

Солнце стояло уже высоко; в прозрачное небо, закручиваясь спиралями, лениво тянулись дымки костров, на которых готовилась еда. Несколько женщин склонились над растянутыми на земле с помощью колышков телячьими шкурами. Чуть поодаль кучка мужчин собралась вокруг одного из вигвамов; они целиком погрузились в какую-то азартную игру, в которой, как ей удалось разглядеть, использовались тросточка и два разноцветных камушка. Троица совсем несмышленых девчушек расположилась рядом, баюкая примитивных куколок, слепленных из пшеничной муки и дикого меда. Калеба нигде не было видно.

Только Келли принялась раздумывать, что делать дальше, как увидела идущего к ней метиса, едва прикрытого тесной набедренной повязкой, в которой он накануне ночью отплясывал в общем кругу. Обут он был в мокасины, и больше на нем ничего не было. Совсем ничего. Волосы, убранные со лба и поддерживаемые узкой красной повязкой, красиво падали на плечи. Келли внутренне содрогнулась от злости – не на него, нет, на свою реакцию, на затрепетавшее в груди сердце. Надо держать себя в руках, а то вспыхнула от одного его вида…

Но сделать с собой девушка ничего не могла. Как было не восхититься мощной обнаженной грудью, широким размахом плеч, освобожденных от одежд, мужской притягательностью отточенной фигуры! Никакие заклинания тут, увы, не помогут.

– С добрым утром, – произнес Калеб и протянул ей плошку. – Уверен, ты ужасно проголодалась.

– Спасибо. – Келли подозрительно уставилась в плошку, на ее лбу прорезалась морщинка.

– Что смотришь? Бисквиты на десерт у них, знаешь ли, все вышли, – усмехнулся метис.

– Никогда не ела тушеную говядину на завтрак, – медленно проговорила Келли. – Это ведь… говядина, не так ли? Мне часто говорили, что индейцы употребляют в пищу мясо своих собак…

– Это говядина, Келли, – посуровев, сказал Калеб, – а собак они едят только тогда, когда больше есть нечего.

Келли, так до конца и не верившая в то, что индейцы питаются собачьим мясом, в ужасе уставилась на Калеба.

– Если сильно проголодаешься, съешь что угодно. – Голос Калеба стал резким. – Он помолчал, потом глухо добавил: – Извини, я не хотел быть грубым.

Ему вспомнились жуткие суровые зимы, когда у индейцев почти не было пищи, а из каждого вигвама раздавался жалобный крик детей, и крик этот не давал заснуть по ночам. Припомнилось и то, как его родной дед напрочь отказался от еды, чтобы семье его дочки не пришлось погибнуть от голода.

Калеб с трудом отогнал безрадостные воспоминания и вернулся в сегодняшний день.

– Знаешь, а тебе идет это платье, ты в нем такая красивая.

– Правда?

– Да.

Сверху платье было облегающим, что выгодно подчеркивало грудь девушки, и свободно падало вниз, лишь слегка обрисовывая линию талии и мягко обтекая стройные бедра. Проймы на рукавах и кайму подола украшала легкая бахрома, колыхающаяся при малейшем движении.

Под восхищенным взглядом метиса Келли покраснела. Как же приятно услышать, что он находит ее привлекательной!

– Ты тоже очень миленький, – вырвалось у нее, и она тут же вспыхнула до корней волос. Надо же ляпнуть такое!

– Миленький? – хохотнул Калеб. – Уж кем меня только не называли, но «миленьким» никогда.

– А где… где ковбои, которые приехали с нами?

– Я с ними расплатился и отослал домой. Им не терпелось убраться восвояси, да и индейцам не нравилось их присутствие.

Келли кивнула, уселась на землю и приступила к еде. Мясо было на удивление мягким и сочным, подлива приправлена шалфеем и диким луком. Жаль только, что нет хлеба и молока, подумала Келли, но сразу устыдилась своей неблагодарности. У индейцев и так небогато с продовольствием, а тут такое щедрое угощение. На миг стало неловко, что она отрывает у них эту миску с мясом, даже если мясо это – подарок ее жениха.

Чтобы снять напряжение, она указала ложкой на работавших неподалеку женщин.

– Им приходится так трудно. Никак не могу взять в толк, почему бы им не отказаться от старых привычек и не начать жить, как все цивилизованные люди.

– В добрые старые времена жизнь здесь была прекрасна, Келли. Тогда индейцы не просили, чтобы белые обеспечили их мясом. Летом мужчины охотились, а женщины собирали съедобные коренья, ягоды и растили детей. Осенью устраивалась последняя большая охота, после которой женщины сушили мясо на зиму, и его, поверь, хватало на всех с лихвой.