Однако решимость медленно иссякала. Хорошо, а чем она будет заниматься? Рекомендаций у нее нет. Если очень повезет, сможет устроиться в какое-нибудь кафе или найти место экономки.

Но ведь ты уже экономка, напомнила она себе, зачем же уезжать? От добра добра не ищут.

Она выглянула из окна. По двору взад-вперед вышагивал Калеб, время от времени его лицо окрашивалось красноватым светом сигары.

Келли не хотелось покидать Калеба Страйкера. Неужели она позволит какой-то старой карге вроде этой Брюстерши выставить себя из города? Кому какое дело, чем она занимается и на кого работает? Она ведь никому не причиняет зла, никому не мешает. А если кому вздумается судачить о ней – пожалуйста! Это ваши проблемы, господа! Калеб нанял ее экономкой – вот и все, ее совесть абсолютно чиста.

С улыбкой на губах Келли разделась, забралась в постель и закрыла глаза. Сон сморил ее сразу, едва голова коснулась подушки.

– Доброе утро! – бросила Келли, пробегая мимо Калеба на кухню. На ее губах сияла широкая улыбка.

– Доброе утро. – Он прошел следом за ней и задумчиво посмотрел на Келли, завязывающую на тонкой талии хрустящий накрахмаленный фартучек. – А я уж думал, вы упаковываете вещи.

– Да вот передумала. Решила остаться.

– Да? Почему же?

– Потому что… Я решила, что вы правы. Бегство из города ничего не изменит.

Под его пристальным взглядом щеки девушки порозовели.

– Это единственная причина? – спросил Калеб.

– В основном.

– Правда?

Келли мотнула головой и дерзко усмехнулась.

– Если я сейчас уеду, о ком же будет сплетничать миссис Брюстер?

– Не желаете лишать ее удовольствия?

– Вот именно. Что бы вы хотели на завтрак? – Переменив тему, она лишила его возможности задать очередной вопрос.

– Яичницу с беконом.

– И с жареной картошкой?

– Звучит заманчиво.

К некоторому ее разочарованию, Калеб не ушел из кухни, а уселся за стол и стал наблюдать, как она готовит завтрак. На своей спине она все время ощущала его изучающий взгляд, и, как и раньше, этот взгляд ее странно волновал, делал движения неуклюжими. Она выронила из рук нож, опрокинула солонку, прозевала кофе.

В жутком смущении она упорно избегала встречаться с ним взглядом, но тут вдруг услышала его тихий смех. Резко развернувшись, она встала перед ним, уперев руки в бока.

– Что вас так развеселило? – гневно спросила она.

– Скажите, вы всегда так неуклюжи за кухонной стойкой?

– Нет.

– Только когда я нахожусь поблизости? Вспыхнувшие щеки девушки подтвердили его догадку.

– Что же во мне так вас волнует?

– Не знаю. Может быть, ваш револьвер. А может, то, как вы на меня смотрите.

– А как именно я на вас смотрю? – Его голос вдруг приобрел бархатистые волнующие нотки.

– Ну, вы выглядите так, словно… словно пожираете меня глазами, – выпалила Келли и, испугавшись собственной смелости, быстро прихлопнула рот ладошкой.

– Вы совершенно правы, – спокойно кивнул Калеб. – Кстати, – добавил он веселым тоном, – если вы сейчас же не снимете с огня сковородку, мне придется готовить завтрак самому.

– О! – Келли дернулась, схватилась за ручку сковороды и громко вскрикнула от боли – раскаленное железо огненным жалом впилось в ладонь правой руки.

В мгновение ока Калеб оказался рядом. Снял сковороду с огня, взял ее руку в свою и осмотрел обожженное место.

– Где тут свиное сало?

– Под полочкой, – ответила Келли, стиснув зубы. – Ой как больно!

Закусив нижнюю губу и изо всех сил стараясь сдерживаться, она смотрела, как Калеб умело накладывал на покрасневшую ладонь слой сала, а после обернул ее чистой салфеткой, которую быстро выхватил из ящика шкафа.

– Сядьте, – приказал он, когда процедура была закончена. – Я сейчас приготовлю завтрак.

Она повиновалась, как малое дитя, и уселась на стул, укачивая поврежденную руку на груди. Калеб выбросил в мусорное ведро пережженную яичницу и вымыл сковороду.

– Что приготовить?

– Мне бы хотелось омлет, если можно.

– Из скольких яиц?

– Двух будет достаточно.

Готовил Калеб преотлично. Бекон не подгорел, омлет получился воздушным, картофель хрустел аппетитной золотистой корочкой. Даже от кофе его приготовления исходил более душистый аромат, чем от того, что сварила она.

– Где вы научились так стряпать? – обескураженно и несколько раздраженно спросила Келли, никогда раньше не сомневавшаяся в своих кулинарных способностях.

– Нигде, я самоучка. Видите ли, восемь лет подряд я гонялся за нарушителями порядка, выслеживал их, сидел в засаде, а посему оказался перед выбором: либо научиться готовить себе пищу, либо умереть с голоду.

– Вкусно, – вынуждена была признать Келли.

– Знаю. Сейчас положу вам еще немного. Вам надо побольше есть, вы такая худенькая!

– Вот еще, я совершенно нормальная!

– Ладно, поешьте еще немного.

Когда с завтраком было покончено, Калеб вымыл посуду и поставил ее сушиться на стойку.

– Уберете ее позже. А теперь отправимся в город. Надо купить продукты, да и сигары у меня кончились.

– Как, уже? Вы же только вчера купили целую коробку, – напомнила Келли.

Калеб кивнул, отлично понимая нежелание девушки снова показываться в городе. На собственном опыте он знал, как нелегко слышать за своей спиной мерзкие сплетни, видеть, как на тебя показывают пальцем и хихикают в кулак. Калеба тоже на каждом шагу преследовало обсуждение его собственной персоны любым встречным-поперечным.

– Вам все равно рано или поздно придется выйти на улицу.

– Я уже выходила вчера.

– Вот и отлично, значит, надо просто повторить, не так уж это и трудно. Пошли.

Прежде чем выйти из дома, Калеб снял салфетку и внимательно осмотрел обожженную ладонь Келли. «Ничего страшного, покраснение еще осталось, но волдыри не вздулись. Поболит день-другой и перестанет, – подумал он, накладывая свежую повязку, – ожог не сильный».

Келли стоило огромного труда заставить себя снова войти в магазин Брюстеров. Едва она вступила в торговый зал, как Марта с явным осуждением уставилась на нее и с этого момента следила за каждым ее шагом, пока она бродила между рядами полок, уставленных товарами.

Магазин был большой, и в нем можно было купить все, что душе угодно – уголь для печи и конфеты, свадебные наряды и аксессуары к ним, книги, касторовое масло и камфару, опиум и змеиный корень, – ассортимент поражал своим разнообразием. В воздухе парили всевозможные ароматы: запах прессованного табака для жевания смешивался с запахами кожи от обуви и седел и свежемолотого кофе. Полки с хлопушками и шутихами, витрины, заставленные соленьями и маринадами, заманивали красочными этикетками; огромные бочки с керосином и уксусом лежали наклонно на специальных подставках, чтобы покупателям было удобно наполнять свои кувшины; с крюков, подвешенных к балкам, свисали уздечки, удила, сковороды и горшки; неподалеку располагались полки с мукой, сахаром, кофе и бобами.

Келли неспешно прошла вдоль витрины с медикаментами, проглядывая этикетки на бутылочках. Лекарство от глистов Джона Булла, средство от лихорадки доктора Шермана, пилюли от женских болезней доктора Килмера и даже капли, очищающие и оздоравливающие состав крови.

Далее шли бронзовые плевательницы, эмалевые ванны и раковины, медные чайники, сковороды, молочники, стиральные доски, просеиватели для муки, подогреватели для обуви. У девушки просто глаза разбегались от такого изобилия.

Список выбранных покупок оказался довольно обширным. Встав в очередь в кассу, Келли стала бесцельно просматривать ценники, развешанные на противоположной стене: кофе – тринадцать центов за фунт, лимоны – двенадцать центов за дюжину, туалетное мыло – пять центов за кусок, свежее крестьянское масло – двадцать три цента за фунт, яйца – пять центов за дюжину, пятидесятифунтовый мешок муки – восемьдесят девять центов.