На соседнюю скамью уселись Марта и Эд Брюстеры, и Келли наклеила на губы улыбку. За парочкой примостилась Мод Колтон. Улыбка Келли стала еще слаще.

Головы Мод и Марты немедленно сомкнулись. Келли смотрела прямо перед собой, а щеки горели оттого, что эти кумушки сейчас сплетничают по ее поводу.

В начале службы она едва разобрала несколько слов, но, несмотря на то, что находилась в окружении недоброжелателей, считавших ее достойной дочерью своей матери, в церковных стенах ей было хорошо. Песнопения наполняли сердце радостью, заключительная проповедь растрогала до слез, и когда служба закончилась, она уже совсем по-иному смотрела на мир.

Выйдя из церкви, Келли пожала руку священнику и обернулась, собираясь что-то сказать Калебу, но тут заметила, что к ним направляется не кто иной, как Энжела Бристол.

– Улыбайся, девочка, – шепнул Калеб, твердо захватив в ладонь ее руку, и повернулся, чтобы поприветствовать Энжелу.

Та обрушилась на него, полностью игнорируя присутствие Келли.

– Калеб! Почему же ты не предупредил, что будешь на службе? Я бы заняла тебе место.

Раздраженная ее наглым поведением, Келли теснее прижалась к Калебу и сладко улыбнулась:

– Может, ты поделишься с Энжелой нашей новостью, дорогой?

– Новостью? – Энжела недоуменно перевела взгляд с улыбающейся Келли на бесстрастное лицо Калеба. – Что еще за новость?

– Калеб попросил моей руки. – Взметнув вверх длинные ресницы, Келли взглянула на метиса.

– Неужели?

Келли кивнула и сжала Калебу руку.

– Правда, это чудесно?

– Да, конечно, чудесно. – Голос Энжелы был похож на голос осужденного, идущего на эшафот. – И когда же свадьба?

– Мы еще не назначили дату, – ответил Калеб. Он положил руку поверх руки Келли и улыбнулся девушке.

Столько всего было в этой улыбке, что сердце Келли радостно подпрыгнуло. Это же только шутка, напомнила она себе, так, обыкновенный розыгрыш.

Бросив короткий взгляд на Келли, Энжела переключила внимание на Калеба:

– Ты всегда был импульсивен, Калли, но чтобы сделать женой собственную экономку! Это уж слишком. Что скажут люди?

– Примерно то же, что сказали бы, сделай я предложение дочери своего управляющего. Или ты считаешь иначе?

Услышав его ответ, Энжела онемела, а Келли едва смогла подавить порыв громко расхохотаться.

Калеб одарил Энжелу прохладной улыбочкой.

– Прости, но мы торопимся. – Он легонько подтолкнул Келли. – Нам нужно многое сделать сегодня.

Не глядя более на Энжелу, он подхватил Келли и подвел ее к экипажу, усадил на подушки и расположился рядом.

Келли расправила смявшиеся юбки и посмотрела на Калеба. Ее раздирали сомнения: радоваться ли, что он поставил на место эту Энжелу Бристол, или сердиться за то, что на глазах у всей паствы заставил ее испытать смущение.

Верх одержал гнев.

– Зачем ты устроил эту сцену, да еще на глазах священника? Что о нас подумают?

На его губах заиграла плутовская улыбка.

– Наверняка решат, что я жду не дождусь поскорее увезти тебя домой.

– О! – До Келли дошел смысл сказанного. Щеки ее ярко полыхнули. Да, действительно, так все и подумают!

На своей спине она до сих пор ощущала сверлящий взгляд Энжелы Бристол. Калеб стегнул кнутом лошадей.

Дома Келли отправилась на кухню и принялась готовить изысканные блюда на обед, чтобы чем-то занять время. К тому же это был прекрасный предлог не оставаться наедине с Калебом.

И все-таки в глубине души она ожидала, что он вот-вот к ней зайдет. Однако же он все не появлялся, и она прошла в гостиную, чтобы выяснить, чем он так увлекся. Гостиная была пуста.

Нахмурившись, Келли обошла весь дом. Куда же он делся? Внимание привлек шум, доносившийся из дальнего кабинета, и она остановилась. Дверь оказалась закрытой. Девушка прижалась к ней ухом и напряженно прислушалась. Вот он расхаживает по комнате, вот звякнуло стекло, значит, наливает себе выпить.

Странным образом успокоившись, Келли вернулась на кухню и начала взбивать тесто для шоколадного торта. Хоть бы этот торт ему понравился, думала она.

Калеб посмотрел на дверь и довольно улыбнулся. Он прекрасно расслышал шаги Келли. Итак, она его искала. Прекрасно! Он немного подождал – вдруг захочет к нему присоединиться? – но через минуту она отошла от двери.

Ну и пусть, это даже лучше. Сегодня она была так хороша, что ему стоило бы больших трудов держать себя в руках.

Он повертел в руках стакан с виски, потом залпом его осушил. Снова наполнил стакан, уселся за отцовский письменный стол и уставился на разложенные аккуратными стопками бумаги.

Калеб наугад взял ближайший документ. Это оказалась накладная на покупку сотни бычков. Дункан приобрел это стадо незадолго до смерти.

Он стал проглядывать другие бумаги. Интересно, почему никто не удосужился убрать их со стола? Тут были какие-то письма от закупщиков скота, расписки в получении товаров из Денвера, Нью-Йорка, Сан-Франциско и Парижа, было даже письмо от английского дворянина, желающего купить их городской дом.

Откинувшись в кресле, Калеб хлебнул виски. Вероятно, у мамы не нашлось времени разобраться в отцовской корреспонденции, ведь она умерла вскоре после него. А может, после его смерти она больше не приезжала на ранчо. Ей всегда больше нравилось жить в городе. Дела на ранчо вел Джо, а на него вполне можно было положиться. Должно быть, Джо оставил все на столе в надежде, что Фэйт захочет сама просмотреть бумаги, когда закончится траур.

Калеб отставил в сторону опустевший стакан и выдвинул верхний ящик стола. Там оказались книги счетов, банковские книжки. И вдруг он наткнулся на Библию.

Вот те на! Калеб усмехнулся и провел рукой по обложке. Насколько он знал, Дункан никогда не отличался набожностью. Неужели к старости решил удариться в религию?

Он взял Библию, повертел в руках. Не похоже, чтобы ее часто читали. Обложка совсем новенькая.

Хотел было бросить книгу в ящик, но вдруг заметил, что между страниц что-то вложено.

Тогда он раскрыл Библию и вытащил два конверта. Один, адресованный Лейле Макгир, был запечатан; на незапечатанном прочел адрес нотариуса Орвилла Хоуга.

Нахмурившись, Калеб несколько раз подкинул на ладони тот, что был запечатан, потом с величайшей осторожностью вскрыл конверт и вынул письмо.

Оно было датировано вторым июня 1882 года, то есть отец написал его за восемь дней до смерти:

«Дорогая Лейла, боюсь, мой конец уже близок. Я надеялся навестить тебя, но сейчас это уже невозможно. Прошу тебя, не беспокойся о будущем, я обещаю позаботиться и о тебе, и о Келли. Когда в среду поеду в Шайенн, зайду в контору Хоуга и вручу ему дополнительное распоряжение к моему завещанию. Речь в нем идет о том, что в случае моей смерти «Рокинг-С» должно перейти в твою собственность, а потом – в собственность твоих наследников.

Я понимаю, что для Фэйт это будет ударом, но ранчо ей никогда не нравилось. А я все время вспоминаю, как Келли мечтала приехать сюда погостить, но по понятным причинам тогда я не мог пригласить ее. Надеюсь, теперь она простит меня за пренебрежение к ее просьбам.

Я перебрал в памяти события своей жизни и осознал, что наделал множество ошибок. Мне следовало уделять тебе больше внимания, надо было уладить отношения с Калебом. Я был плохим мужем, плохим отцом. Только сейчас, когда уже поздно что-либо изменить, я понял, каким был эгоистом. Пожалуйста, прости меня и помни, что я тебя любил.

Дункан».

Калеб перечитал письмо, написанное знакомым твердым почерком, и открыл второй конверт.

В нем лежало упомянутое дополнительное распоряжение, также написанное собственноручно Дунканом и датированное первым июня 1882 года. В распоряжении четко и сухо говорилось, что после его смерти ранчо «Рокинг-С» со всей обстановкой, угодьями, скотом и утварью переходит в собственность Лейлы Макгир и ее наследников.

Вот оно как, думал Калеб, получается, что Келли говорила правду. Дункан действительно обещал позаботиться о ней и сделал это в своем распоряжение.