– Пошел на х…, я не свою!

– А они твою помянут.

– Кол им в глотку! – захрипел от ярости парень. – Ты чё, поп?!

– Жалею, что не поп. Тебе, вижу, скоро понадобится.

– Что, менты придушат?! У меня шея жилистая, вроде электрокабеля.

С-суки!..

И только часа через два, отдышавшись, он рассказал, за что арестован. Все рассказывают, рано или поздно. От великой скуки и беспрерывного напряжения во всем теле и Никита ждал этого момента.

За что же парень так поносит ментов?!

Никита протянул ему руку и назвал себя.

– А, это тебя присяжные оправдали, а власть по новой в ж… заткнула? – Джинсовый парень пожал ему ладонь, как родному. – Убивать их, б…, на всех углах, под всеми фонарями!

Выяснилось, произошла такая история. Вадим (это его имя) с двумя дружками решил выкатить из гаража свою машину. Долго не могли отпереть гараж. То ли кто сунул в гнездо замка тряпку или деревяшку, то ли рука не слушалась…

– Ну, были малость подшофе.

И тут появился милиционер. Шел бы он мимо, и ничего бы не случилось.

Так нет, стоит и смотрит.

– А когда на тебя мент смотрит, как нарочно, б…, не получается. И вроде пьянее становишься.

Короче, милиционер подошел и попросил показать документы. Документов ни у кого из троих с собой не было, не оказалось даже водительских прав.

Милиционер потребовал пройти с ним в отделение. Парни начали возмущаться: мол, какое твое дело, пошел вон, мы тут живем. Тогда он позвонил по сотовому и вызвал наряд. А чтобы пьяные не разбежались, достал пистолет. Тогда парни переглянулись, а один заорал во все горло:

– Стреляй, мент! Всех не перестреляешь!..

Милиционер растерялся от этого крика и не заметил, что Вадим зашел со спины.

– Ну, я его и уложил… маленько помяли мужика… у него наган-то выстрелил, слава богу, никого не задел, только по жестяному гаражу: жжик. Мы врассыпную.

Но далеко убежать им не удалось. Милиционеры подъехали и мигом за гаражами поймали квелых от водки хулиганов.

– А кто докажет, что мы его били? Где свидетели? Кого они ни спросят, никто не видел. Только его показания. Самое главное – ключ-то подошел… гараж наш…то есть непонятно, зачем он к нам пристал… Хотя я тебе так скажу, Никитка: жаль, мы его не укокали. С гонором мужик, видишь ли, представитель власти! Нет, ментов надо мочить.

На эти слова никто в камере не откликнулся.

– Не согласны?! А теперь шьют триста восемнадцатую… “за применение насилия, опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти в связи с исполнением должностных обязанностей”… от пяти до десяти лет! Тоже мне, должностные обязанности! Недавно один мент студента застрелил со страху, шел среди ночи, и ему показалось, что тот в него метится. А тот прикурить собирался. Суки со звездами!

Злобно продолжая что-то бормотать, парень уткнулся в тряпки и затих.

А к вечеру в камеру привели симпатичного белокурого мужчину лет пятидесяти, в опрятном костюме, под глазом горит синяк, как некогда у Никиты. Он перешагнул порог, продолжая спорить с теми, кто его арестовал:

– Не понимаю! Нонсенс, господа! – И сразу же поведал свою историю: – Зашли в павильон купить яблок и шампанского. Приятель говорит, кстати, кандидат наук: “У меня ноги замерзли, не принять ли грамм по сто коньяку”. Я говорю: “Отчего же нет?” И мы выпили. А продавщица все время улыбалась нам, вдруг вышла куда-то, а потом вернулась. “Хотите – конфеткой закусите”. Отчего же не закусить? “А у меня день рождения. Выпейте за мое здоровье”. Отчего же не выпить?

Затем мы выходим из павильона – прямо в руки двум милиционерам. “Это вы устроили драку в павильоне?” – “Какую драку?!” – “А был сигнал”. – “Какой сигнал?” – “А вот зайдемте в павильон”. Ну я не выдержал, говорю: “Вы люди без чести и здравого смысла. У вас что, план по задержаниям?” Почему-то обиделись. В протоколе записано:

“Оказал сопротивление представителям правопорядка, нецензурно выражался”.

– А товарищ ваш где? – спросил злой парень.

– А я схватил их за рукава, держал, пока он не убежал. У него больное сердце, ему сюда лучше не попадаться. Да и мне некогда. Где можно прилечь, господа?

– А вон свободный диван, – скаля зубы, показал злой парень. – Говорю вам, мочить их надо. Никитка вот тоже так говорит.

Вежливый господин посмотрел на Никиту и, помедлив, кивнул:

– Маньяк?.. Помню ваше лицо по телевизионной картинке. – И вытащил из кармана свернутую газету. – И в газете вот… можете полюбоваться.

– Какой я маньяк?! – огрызнулся Никита. – Они могут и вам припечатать нераскрытое дело. Что содержали, например, бордель. – И уже с неловкостью в голосе: – Можно посмотреть?

– Пожалуйста.

Никита дрожащими руками развернул газету и на второй странице увидел свое лицо с пририсованными редакционным художником поверх фотографии черными очками. В статейке говорилось, что обвиняемый признал свою вину.

– Гады! Я же не об этом говорил! А что, и по телевидению показывали?

– Конечно. Прямо из зала суда. Разумеется, я пошутил, сказав

“маньяк”. В городе говорят, это была просто глупейшая с вашей стороны провокация. А указанные господа шуток не понимают…

Ночью Никите не спалось. Его вдруг бросило в жар: а если его показывали и по центральному какому-нибудь каналу? В зале суда, кажется, были корреспонденты из “Вестей”, из НТВ… Вдруг мать и отец в Иркутске увидели?! Или знакомые увидели, сказали? Какой же это будет ужас!

Ну почему не идет Светлана Анатольевна??? Ведь всем уже всё понятно.

И его должны немедленно освободить.

Минуло еще несколько дней. Вежливого человека вызвали, и он, уйдя, не вернулся. Видимо, отпустили на волю.

Зато в камере тут же возник, как из воздуха, новенький – лысый, низкого роста старичок с черной бородой, который до скуления в сердце напомнил Никите дядю Леху Деева.

Он был весь исполнен некоей значительности. Молча, с особым значением во взгляде он оглядел заключенных, каждому медленно кивнул, но кивнул так, как если бы он кивнул в ответ на свои мысли, затем значительно проговорил мягким, обволакивающим голосом:

– Я вас приветствую, кем бы вы ни были, братья мои во Христе. Я здесь временно и случайно, я бедный цыган, мое дело кочевать, я никому не причинил зла. Мне говорят, я гипнозом вымогаю у граждан деньги… но разве граждане нынешней России могут поддаться гипнозу?

Эпоха Кашпировского и Жириновского позади. Люди несут мне деньги как маленькую награду за мои труды.

– Ты фокусник? – усмешливо прожужжал сквозь зубы злой парень.

– Я илллюзионист. Фокусник, молодой человек, вытаскивает из рукава птичку. А я могу заставить вас поверить, хотя бы на секунду, что она сама возникла на моей руке. – Старик вынул из кармана колоду карт.

Показал всем нижнюю карту – она оказалась дамой червей. – Я не буду прикасаться к ней. Просто прикрою ладонью и открою. Какую бы карту вы хотели через секунду видеть на ее месте?

– Туз крести, – с вызовом буркнул парень и приподнялся на локте.

Старик подошел к нему ближе:

– Тогда смотрите, юный мой братец, сюда. – Старый цыган прикрыл растопыренной ладонью даму червей, при этом на его безымянном пальце остро блеснуло колечко, непонятным образом не отнятое службой

ГУИН. – Вы хотите, чтобы был туз крести? Так он здесь.

Старик отвел руку, и Никита, ожидавший чуда, увидел, что карта осталась прежней – дама червей. Но, к его удивлению, ошеломленный парень в джинсах пробормотал:

– Ну ты даешь!.. Верно!

Старик подмигнул ему и лег на свободную шконку. “Наверное, он внушает то, что хочет, лишь тому, в чьи глаза смотрит, – подумал

Никита. – Все равно здорово! И, конечно же, он быстро выйдет отсюда.

Я не умею себя защищать. Потому что все время чувствую свою вину.

Прежде всего за свою слепую жизнь”.

Открылась дверь и охранник гаркнул:

– Маньяка на выход. Свидание!