роман

Господин издатель, настоящим посылаю Вам манускрипт одного петербуржца, исчезнувшего несколько лет назад при невыясненных обстоятельствах. Я имел удовольствие быть с ним знакомым. На данный момент сознаю себя единственным, кто способен взять ответственность за его труд. Ниже я поясню, почему не включаю в данное число его жену (вдову?), которая и послала мне эту рукопись, присоединив к ней свое сбивчивое послание. Поскольку я, к сожалению, не владею русским языком (набор бытовых фраз не в счет), то попросил жену своего брата, Гизелу фон Вольф, переводчицу с русского на немецкий и обратно, выяснить, о чем идет речь. Гизела любезно согласилась; кроме того, она перевела также и данное письмо.

Главный смысл послания, полученного мной от этой русской женщины, сводится к тому, что она крайне оскорблена данным манускриптом – и испытывает к его автору, равно как и ко мне, огромную неприязнь.

После непосредственного прочтения рукописи Гизела констатировала, что в ней "с житейской точки зрения", как она сказала,

"действительно содержатся ядовитые выпады повествователя против своей жены" – чем, скорее всего, и мотивируется активное нежелание жены автора (видимо, обнаружившей некоторые параллели) хранить эти бумаги в своей квартире. На мой вопрос, чем объяснить, что жена автора бумаги не уничтожила, а прислала их именно мне, и чем, кроме того, вызвана эта неожиданная ко мне неприязнь, переводчица сказала, что ей трудно судить об этом со всей мерой ответственности. Она лишь заметила (по поводу первой части моего вопроса), что, наверное, бедная женщина, которая послала мне этот манускрипт сразу после прочтения, действовала в состоянии крайней ажитации – и что

(рассуждение общего порядка) художественная природа любого, в том числе данного текста, конечно, оправдывает разного рода

"субъективности", потому что, как выразилась Гизела, "объективен лишь Господь Бог, но Его книги, к сожалению, нечитабельны".

Одновременно с этим я допускаю, что рано или поздно гнев оскорбленной женщины может закономерно смениться коммерческим интересом (отчасти – в качестве некоторой компенсации за моральный ущерб). Иными словами, я допускаю, что она дальновидно оставила себе копию, но у меня, к сожалению, нет уверенности, что, отдавая записки для публикации, она не выправит некоторые места в более приемлемом для себя направлении. Со своей стороны, даже не будучи осведомленным, в каком именно свете выставлен там я сам, я не считаю возможным, чтобы мое любопытство или иные частные побуждения возобладали над уважением к результату художественного труда.

Профессиональную ценность записок высоко оценила упомянутая выше госпожа фон Вольф, которая имеет блистательную репутацию в среде немецких и русских коллег-литераторов, и у меня нет никаких оснований ей не доверять. В связи со сказанным выше я счел своим долгом отправить эту рукопись Вам. Искренне надеюсь, она займет достойное место в планах Вашего издательства.

Несколько слов по поводу авторских прав. Разумеется, они полностью принадлежат автору. Однако сложность заключается в том, что он, как я уже написал, исчез. Несмотря на активные розыски, его тело нигде не обнаружено, а в соответствующих административных бумагах, со слов жены, фигурирует, что он "числится в живых". (Согласитесь, странная формулировка!) Однако, насколько мне известно (я могу ошибаться), именно в силу этого вселяющего оптимизм факта его жена и не может стать официальной наследницей прав. Не знаю, каким именно образом Вы смогли бы в случае Вашей заинтересованности разрешить данную проблему. Возможно, выигрышность положения заключается в самой его странности.

Может быть, Вы захотите соотнестись с женой автора лично. В связи с этим я считаю необходимым ознакомить Вас с некоторыми пунктами ее письма, опустив соответственно те оскорбления, которые она посылает как в мой адрес, так и в адрес своего мужа. Я делаю это для того, чтобы Вы были готовы к некоторой ее неадекватности, потому что

"факты", которые она излагает, наводят, к сожалению, именно на такую мысль.

Эта, судя по всему, потерявшая рассудок женщина, например, связывает исчезновение мужа с " загадочными изменениями", которые произошли в зеркалах их квартиры. На момент его исчезновения (который точно не установлен – речь идет о периоде от трех до пяти дней) она с сыном находилась на даче. В первую минуту по возвращению она ничего особенного в квартире не заметила: все вещи стояли на своих местах, следов беспорядка не было. Однако тут, как эта женщина пишет, она услышала дикий крик сына. Выбежав в прихожую, где сын разбирал сумки, она увидела, что в большом овальном зеркале – почти по самому его центру – чернеет круглое, довольно ровное "отверстие". Оно, это

"отверстие", по ее словам, имело размер с голову взрослого человека.

Она описывает его как "окошечко, которое образуется, если в пруду отвести ладонями ряску". Женщина подчеркивает – и всячески настаивает, – что повреждений ни стекла, ни амальгамы (!) она не обнаружила. В гостиной они оба – она и сын, – "к своему неописуемому ужасу", увидели почти то же самое. Разницу составлял только характер повреждения: вся гладь прямоугольного, в рост человека, зеркала была перечеркнута черными линиями, имевшими вид трещин ("как по льду озера"), а в месте их пересечения снова зияло "отверстие", которое она, видимо, в состоянии крайней экзальтации называет "полынья".

Следов повреждения стекла и амальгамы здесь тоже не оказалось. Но самые странные изменения (если градация "странностей" тут уместна вообще) они обнаружили в той маленькой комнате, которую восемь лет назад снимал у них я. Если перемен с тех пор не произошло, то есть женщина имеет в виду зеркальце, висящее слева от окна, перед которым я брился дважды в неделю, то я отлично его помню: оно имеет размер с листок из школьной тетради. Бедная женщина утверждает, что на момент ее вхождения в комнату зеркальце было "пробито пулей", причем в верхнем левом углу были "процарапаны" буквы: p. p. c. Я взял слово

"процарапаны" в кавычки, потому что и в этом случае, как она пишет, повреждений стекла или амальгамы – даже самой малой степени – обнаружено не было. (Кстати, аббревиатура p. p. c. на визитных карточках ставится на прощание и означает pour prende cong ? : чтобы откланяться . Это, разумеется, простое совпадение: человек, о котором речь, визитных карточек не заводил принципиально.)

И в заключение – откуда появилась сама рукопись. Исчезнувший не оставил никакой записки. По его вещам трудно было определить, являлось ли его исчезновение внезапным или спланированным. (Здесь, к сожалению, я вынужден совершить вторжение в приватную жизнь чужих людей, но без этой детали Вы не сможете достаточно оценить ситуацию: супруги жили настолько разрозненно, что жена даже не знала всех носильных вещей мужа.) Показав зеркала нескольким экстрасенсам

(которые, к сожалению, не могли сказать ничего конкретного), женщина вывезла их из дома, поскольку они производили на нее угнетающее впечатление. Она не хотела выбрасывать их на свалку, так как там они оказались бы непременно разбиты, что, по ее словам, является дурной приметой. Поэтому женщина отвезла зеркала к живущей на окраине города подруге, где заперла их в дровяном сарае. В третью годовщину своего рокового возвращения с дачи (7 июля, то есть три недели назад) жена исчезнувшего решила навести порядок в упомянутой выше маленькой комнате (которую после моего отъезда они стали называть

"комната Клеменса"), куда никто из них потом почти не заходил – и куда назавтра собиралась поселить студента. Она хотела было открыть маленький выдвижной ящичек, встроенный в стене, как раз под зеркальцем, которое она выбросила, – там раньше хранились мои бритвенные принадлежности. Но в это время раздался телефонный звонок. Звонила подруга, чтобы сообщить, что сарай взломан, имущество разграблено, а зеркала перебиты. Это произвело на женщину ужасающее впечатление. Только к вечеру она немного пришла в себя, чтобы продолжить уборку в комнате. Когда она выдвинула упомянутый ящичек, там якобы и лежала та самая рукопись, которую сейчас Вы видите перед собой.