Она была белая, полная – точней, полнотелая, совсем голая, поражающая этой своей внезапной женской обнаженностью – купальной, кафешантанной, гаремной. Дебелая ее плоть тяжко наваливалась на созерцателя.
Сначала я было подумал, что в окно смотрела именно она, потому что, как мне показалось, более никого поблизости не было.
Перед моим окном простирался лесопарк – в ночи даже скорее лес, чем парк.
Дождь, судя по всему, давно закончился.
Облака опорожнились, их легчайшие оболочки улетели.
Было довольно прохладно.
Предельно напрягая зрение, с понятной опаской я вглядывался в силуэты деревьев, кустов, в расположенную рядом клумб, скамейку, когда заметил, что глаза луны, которые иногда кажутся широко распахнутыми, на самом деле закрыты, – и в это самое время часть одного из ближних кустов шевельнулась.
Она, эта часть, резко от него отделилась – и вдруг, в один прыжок, оказалась на круглой лужайке – прямо перед моим окном.
Это был олень.
Пятнистый олень.
Маленький, совсем детеныш.
Он был безрогий, еще мяконький во всех своих детских округлостях – и в то же время точеный, точный, легкий, прыгучий – настоящий Бемби.
Мы уставились друг на друга.
Нас разделяло несколько метров – и плоскость стекла.
Луна заливала его целиком – ушки, спинку, хвостик, копытца.
Он смотрел на меня, казалось, забыв все на свете, бескорыстно, с обезоруживающим детским любопытством, со смешным, самозабвенным любопытством – казалось даже, что из его ротика нитью повисла слюна, – только любопытство и было корыстью этого лесного ребенка.
Иначе обстояло со мной. У меня была другая корысть, взрослая, и было оружие. И олененок не обезоружил меня, хотя его любопытство было обезоруживающим – но оно было таковым не для меня, всегда корыстного, ненасытного, вооруженного.
А в этот раз я был вооружен, как никогда, – и моя правая рука почти инстинктивно поползла по столу в поисках нужного предмета.
Я нащупал предмет, сжал его в пальцах и осторожно – одной рукой это очень трудно – снял затвор.
Олененок не шелохнулся.
Медленно, очень медленно я дотянул руку до кармана и положил предмет туда. Затем бездвижно – почти бездвижно – двигалась только моя рука, сам я как будто ни в чем не участвовал – нащупал стоящую на полу другую часть своего оснащения. К счастью, она была наготове
Олененок стоял неподвижно и напряженно – в этой неподвижности, накапливающей силы к полету, была заложена мгновенная реакция птицы – мгновенная – такая знакомая мне – готовность исчезнуть.
Делая плавные, обманные этой своей плавностью движения, я укрепил фотоаппарат на треноге, а олененок все стоял и, видимо, чувствуя полную защищенность барьером поблескивающего стекла, смотрел.
Теперь предстояло, как принято писать в романах, самое трудное и опасное.
Надо было открыть окно.
Лунные блики на стекле полностью исказили бы фотографию, и, хотя, существует много технических корректирующих трюков, я понимал, что ценность этой фотографии состоит именно в ее простоте и естественности.
Я сделал шаг к окну.
Олененок стоял.
Я протянул руку к металлическому шпингалету.
Опасным здесь было не столько движение, сколько звук.
Именно звук, который разрушает целостность тишины.
Олененок продолжал стоять.
А я понимал, что чем дольше он стоит, тем больше в нем накапливается сила прыжка.
Но кончиками пальцев уже взялся за шпингалет.
Олененок стоял.
И все-таки я успел сказать себе: не делай этого, убери пальцы. Я сказал себе: не будь жадным, сфотографируй глазами. Да ведь ты уже это сделал, уймись, убери пальцы с триггера!..
Но алчные пальцы, дрожа, продолжали сжимать шпингалет – и даже тогда, даже тогда еще оставалась секунда, доля секунды, когда их можно было убрать, – их еще можно было убрать! – но нет: они уже сделали движение.
Каким спускают курок.
Слегка.
Чуть-чуть.
Самую малость.
Одновременно с этим раздался звук, который изначально, от природы, не входил ни в одну из октав ночного леса, – звук открываемого человеком окна.
И, едва заслышав этот звук, возможно, даже за мгновение до звука, олененок, вытянувшись стрелой, уже грациозно завис в воздухе – метрах в трех от прежнего места, – затем нырнул в черноту кустов, неотличимых от ночи, и, сверкнув светлым задком, исчез.
Все это заняло меньше секунды.
Таким образом, распахивая окно, я знал, что за ним никого нет.
^1 Руки вверх! ( нем .)
^2 Мне рассказывала о вас ваша знакомая, Ирина Сергеевна… Это правильный адрес? ( англ .)
^3 Голос его хозяина ( англ .).
^4 Войдите ( нем .).
^5 Спокойной ночи ( нем .).
^6 Нет! ( нем .)
^7 Который час? ( ломаный англ .)
^8 Почему нет?.. ( нем .)
^9 Стихотворение "Образ твой, мучительный и зыбкий…". Перевод на немецкий Пауля Целана.
^10 Какой очаровательный ребенок! ( фр .)
^11 Вы живете в Москве? ( фр .)
^12 А я еще никогда не посещал столицы ( фр .).
^13 Нет, спасибо!.. ( нем .)
^14 Майк, через неделю я уезжаю в Берлин ( англ .).
^15 В промежутке: черт-те где ( англ .).
^16 Вверх и вниз, здесь: взлеты и падения ( англ .).
^17 Да здравствует Родина! ( фр .)
^18 Билет в один конец ( англ .).
^19 "О, Вася!.. Я люблю тебя!.." ( нем .)
^20 Ты понимаешь? ( нем .)
^21 "Время проходит, ветер веет, всякий цветок отцветает, наша цель – вечность" ( старонем.).
^22 "Вместо дождя Господь даст земле твоей пыль, и прах с неба будет падать, падать на тебя, доколе не будешь истреблен; и сойдешь с ума от того, что будут видеть глаза твои" (Второзаконие 28:23, 28:24 , 28:34).
^23 Классно сработано! Молодец! ( англ .)
^24 Я оберну себя бумагой,
Я помажу себя сероватым клеем,
Приклею пару марок на своей макушке -
И пошлю себя по почте – тебе!
Я перевяжу себя маленькой красной бечевкой,
А еще я перевяжу себя голубой лентой…
Вскарабкаюсь в свой почтовый ящик…
И пошлю себя по почте – тебе! (англ.)
^25 "Простите, мадам… Эберхард дома?" ( англ .)
^26 "Добрый вечер, фрау фон Вольф. Меня зовут Майк, я приехал из
Санкт-Петербурга. Будьте добры, мог бы я поговорить с…" ( англ .)
^27 Городская железная дорога ( нем .).
^28 Дерьмо ( нем .).
^29 Гулять ( нем .).
^30 Заботу ( англ .).
^31 Из романа "Кляйнцайт". Перевод с английского Валерия Вотрина.
^32 "Голос его хозяина" ( англ .).
^33 Иное измерение ( англ. ).
^34 Раб ( лат., англ., нем., нидерланд., словенск .).
^35 Наиважнейшее соглашение ( лат .).