Огорчена? Это слово даже приблизительно не может означать тех чувств, какие сейчас испытывала Шарлотта.

Какое ей дело, что там на уме у Патрика, какие еще огорчения! Она, молодая жена, вдали от любимого дома, забыта, брошена своим мужем в этом убогом отеле. И никого нет рядом, кроме этой наглой служанки.

А отель! Нелепый, в форме корабля. Она сыта уже этими кораблями по горло. По пути сюда они ей всю душу вывернули. При мысли об этом на глазах у Шарлотты появились слезы.

Элла Мэй подала ей носовой платок.

– Ну хватит, мисс Шарлотта. Все, что я сказала, пустяки. Не надо плакать.

– Я не из-за тебя плачу, глупая, а из-за мужа, – простонала Шарлотта. Затем, всхлипывая, бросилась на кровать.

Ну вот, теперь весь день глаза будут красными и опухшими. А Патрику все равно. Мужчина, который всего через несколько минут после приезда мог взять и уйти, бросив свою жену на произвол судьбы! Да еще в медовый месяц! У такого мужчины нет сердца.

Она била кулаками по подушкам и колотила ногами по одеялу.

– Как он мог так со мной поступить? – выкрикивала Шарлотта в промежутках между всхлипываниями.

Если бы она смогла настоять, чтобы они остались жить в Виндмере, как ее женатые братья и сестры. Там всегда была бы рядом мама. Она бы сейчас вытерла ей слезы платком, смоченным розовой водой, приказала бы подать успокоительный чай с настоем ромашки и сидела бы с ней, пока она не заснула.

Вспомнив, что мать сейчас в нескольких сотнях миль езды, Шарлотта зарыдала еще сильнее. Она и не думала, что будет так скучать по своей семье. Она скучала по Виндмеру. Как бы ей хотелось сейчас оказаться снова в своей комнате, снова в своем доме, среди любящих братьев и сестер. Если бы только можно было повернуть календарь назад!

– Вы сейчас доведете себя до того, что и вправду заболеете, – объявила Элла Мэй, поднося к носу Шарлотты флакон с нюхательной солью.

Шарлотта оттолкнула руку служанки.

– Я заболею, если ты будешь продолжать держать перед моим носом эту дрянь! – Она перевернулась на бок, не обращая внимания на кринолин. – Если ты действительно хочешь мне помочь, пойди и найди моего мужа.

Элла Мэй испугалась, можно ли оставить Шарлотту одну, в таком состоянии.

– Если вы уверены, что сможете побыть здесь одна…

К ее удивлению, Шарлотта вскочила на ноги, как марионетка на веревочке.

– Он не мог далеко уйти. В этом городе вообще нельзя далеко уйти. Я уверена, мистер Нимитц тебе поможет. А я тем временем разденусь и лягу в постель.

– Вы хотите, чтобы я вам помогла? Шарлотта поспешно расстегнула блузку, сняла ее и подставила спину.

– Только расшнуруй корсет. Остальное я сделаю сама. Когда найдешь мистера Прайда, скажи, что я уже выплакала все глаза.

«Ах вот оно что, – подумала Элла Мэй, покидая комнату несколько минут спустя. – Шарлотта хочет, чтобы мистер Патрик почувствовал себя неискупимым грешником за то, что оставил ее одну. С тех пор как они встретились, она играет на бедном мистере Патрике, как на банджо. Но это вовсе не мое дело», – напомнила себе Элла Мэй, хотя мистера Патрика ей было жалко. К тому же она была ему бесконечно благодарна.

Элла Мэй, сколько себя помнит, всегда была в услужении у мисс Шарлотты. Она была домашней рабыней. Узнав, что мистер Прайд увозит мисс Шарлотту с собой в Техас, она страшно испугалась, что теперь ей предстоят общие работы на хлопковых полях, а возможно, она даже будет продана из этого единственного дома, который знала.

Свобода пришла, как чудо. От одной только мысли о ней у Эллы Мэй захватывало дух. И всем этим она обязана мистеру Патрику. Он заслуживал много лучшего, чем мисс Шарлотта. Ему нужна совсем другая жена, которая бы любила его таким, какой он есть.

«Но то, что делают белые, не моя забота, – убеждала себя Элла Мэй, спускаясь по лестнице в холл. – Я должна заниматься своими делами и не распускать язык. Если лишусь работы, то и свобода не поможет».

Чарльз Нимитц стоял за регистрационной конторкой – там же, где она в последний раз видела его.

Заметив Эллу Мэй, он поднял голову:

– Что-то не так с комнатами? Мне показалось, что миссис Прайд плачет.

«Еще бы, – подумала Элла Мэй, – в истерике мисс Шарлотта разбудит и мертвого».

Оставив без внимания вопрос мистера Нимитца, она, в свою очередь, спросила:

– Я ищу мистера Прайда. Вы, случайно, не знаете, куда он мог пойти?

К ее удивлению, Нимитц слегка покраснел.

– Знаю. Но не думаю, что это следует сейчас обсуждать.

– По-моему, вам лучше сказать это мне, чем миссис Прайд.

Десять минут спустя Элла Мэй уже шла по тротуару тихой улочки, осматривая здания, ища дом, который ей описал мистер Нимитц.

Кто бы мог предположить, что такой достойный джентльмен, как мистер Прайд, побежит сломя голову в публичный дом всего через несколько минут по приезде в город. Видно, с тех пор как они сели тогда на клипер в Новом Орлеане, он не получал от мисс Шарлотты никаких удовольствий. Ну, были у нее какие-то неприятности с желудком. Ну и что? Это не повод, чтобы не делать время от времени с мужем джигти-джиг. В конце концов, это ее обязанность.

Элла Мэй тут же пообещала себе, что если когда-нибудь мужчина появится у нее, то к другой женщине он не побежит. В этом она была уверена. Нет уж, ни в коем случае! Ее постель будет скрипеть каждую ночь, а если нужно, и днем.

Она прошла еще один квартал и подошла к месту, которое описал мистер Нимитц. Солидное здание, ничего не скажешь. Видно, на таком деле можно неплохо заработать. Элла Мэй прошла по дорожке до входной двери и смело постучала. Никакой неловкости она не ощущала – это ведь был еще один эпизод в цепи приключений, которые начались с тех пор, как они покинули Натчеэ.

К ее удивлению, дверь открыл черный человек – высокий, широкоплечий, с таким же достойным выражением на лице, как и у мистера Патрика.

– Ой, – сказала она, уставившись на него, – кем же вы здесь будете?

Эльке рассказывала Патрику обо всем, что произошло после его отъезда в Натчез. А он старался не думать о времени.

«Шарлотта, конечно, сейчас злая, как тысяча чертей, но об этом будем беспокоиться позже. Я нужен Эльке, а все остальное значения не имеет. Я никогда не мог дать ей то, что хотел – любовь, понимание, заботу, страсть. Я должен теперь все это отдавать Шарлотте. Я дал клятву у алтаря провести с ней остаток своей жизни, быть для нее хорошим мужем. Впрочем, что эти несколько часов, какое значение они могут иметь, когда такое случилось», – убеждал он себя, крепко держа руку Эльке, пока она выкладывала все, что накипело на сердце.

– Это все из-за меня, – произнес он, когда она наконец закончила свой рассказ. – Если бы я не написал это письмо…

– В том, что случилось, твоей вины нет! Это все я.

– Не говори так. Даже не думай. Слишком много всего случилось не так. Поэтому мы оба связаны по рукам и ногам этими «если бы только».

– Что ты имеешь в виду?

– Очень легко смотреть назад и думать: вот это я бы сделал иначе и это тоже. Если бы только я не написал это злосчастное письмо! Если бы только ты не захотела сделать мне приятное. Знаешь, говорят, дорога в ад вымощена добрыми намерениями. Не следует забывать и Детвайлеров.

– Я и не забуду. Никогда.

– И я тоже не забуду. Когда-нибудь найду способ, заставить их заплатить за то, что они сделали. Но сейчас я не хочу терять время и говорить о них, когда у нас и без того есть что обсуждать. Какие у тебя планы на будущее?

– Доктор Роте говорит, что через несколько дней я смогу переехать домой. Я собираюсь снова открыть булочную.

– Я не хочу, чтобы ты работала. Я буду заботиться о тебе.

Эльке улыбнулась ему так сладостно и нежно, что Патрик содрогнулся. Вместо навязывания своей заботы лучше бы рассказал ей о Шарлотте. Но он все не знал, как начать. Да и в самом деле, как, черт возьми, сказать женщине, которую любишь, что ты женат?