Особняк был построен на крутом отвесном склоне. Обращенный окнами к Миссисипи, он был окружен сотнями акров хлопковых полей. Где-то вдалеке находились жилища рабов.

Богатство Деверю было замешено на поте и крови рабов. Приезжая сюда, Патрик видел черных мужчин, женщин и даже детей, работающих под кнутом надсмотрщика.

Впрочем, тогда его это совсем не трогало. Теперь же он очень остро осознавал всю несправедливость того, что его приятели южане называли «спецификой Юга».

Во многом на такое его восприятие повлияла Эльке.

Патрик вспомнил последний вечер у нее в гостиной, когда он вдруг начал защищать право иметь рабов. Прожив четыре месяца в сердце рабовладельческого штата, слушая разговоры о ценах на этого самца или на эту самку – а иначе здесь о рабах и не говорили, – он понял, что рабство не имеет права на существование. Сейчас бы он ни за что не стал защищать рабовладельцев.

А как бы Эльке обрадовалась!

Эльке. Она никогда никуда от него уходила. Несмотря на все его усилия.

Если бы все было иначе, если бы Эльке была свободна, да разве бы он стал смотреть на кого-нибудь, хотя бы и на Шарлотту Деверю.

Но Эльке замужем и счастлива, напомнил он себе.

Экипаж остановился перед особняком Виндмер, и его безмолвный спор с самим собой завершился. Завершился ничем. Дверь открыл черный дворецкий и проводил его в просторную гостиную, где уже собрался весь клан Деверю.

Братьев и сестер Шарлотты Патрик, конечно, знал, но близко никогда не дружил. Они приветствовали его один за другим, а он чувствовал себя племенным жеребцом, которого привели на продажу.

Раньше чем подадут мятный напиток из виски с сахаром, Шарлотта не выйдет. Это уж точно.

Патрик стоял у камина и разговаривал с отцом Шарлотты, когда она появилась в дверях гостиной.

«Интересно, – подумал он, – сколько она репетировала? Прославленный актер Эвин Бут не смог бы сделать это лучше».

– Патрик, дорогой, как чудесно видеть вас наконец-то здесь, в Виндмере, – проворковала она, идя ему навстречу. Ее юбка с кринолином игриво покачивалась, то и дело открывая умопомрачительный вид.

Ножки, конечно, очень хороши, но и лицо тоже. А груди, которые аппетитно белели, выглядывая поверх изумрудного платья чуть ли не на две трети, сводили с ума.

– Сегодня вы красивы, как никогда, – сказал Патрик, когда Шарлотта приблизилась.

– А вы, сэр, бессовестный льстец.

– Да нет же, ты действительно выглядишь изумительно, – глухо пробубнил Бьюрегард Деверю, отец Шарлотты. – А если еще учесть, сколько стоит это платье…

– Как тебе не стыдно, папа. – Шарлотта надулась. – Зачем вспоминать об этом сейчас.

Обстановка за ужином была более приятная, чем предполагал Патрик. Было много шуток и смеха. Шарлотту здесь все просто обожали.

Сама же Шарлотта тем не менее держалась скованно. Улыбалась, конечно, но говорила мало.

Только раз она, наклонившись к Патрику, тихо проговорила:

– Я бы хотела после ужина немного прогуляться по саду.

После десерта Патрик спросил разрешения пригласить Шарлотту на прогулку.

– Ради Бога, идите гуляйте, – буркнул Бьюрегард.

Всех, разумеется, кроме Гортензии, это мгновенное согласие Бьюрегарда очень удивило. Согласно этикету, только помолвленные пары могли гулять по саду без сопровождения.

– Будь осторожна, дорогая, – крикнула вслед Гортензия Деверю, когда Патрик выводил Шарлотту из гостиной.

Сад семьи Деверю был знаменит по всему Югу. Патрик бывал здесь днем и, разумеется, восхищался его роскошной красотой. Сейчас же, вечером, контуры растений только угадывались. О них напоминал сладкий аромат.

– Вам не холодно? – спросил Патрик, когда она взяла его под руку.

– Какое там холодно, я вся горю, – ответила Шарлотта.

Эта непонятная фраза Патрика слегка покоробила, но сейчас он предпочел о ней не задумываться.

Спускаясь по ступеням веранды, она оступилась и слегка прижалась к нему. И он мгновенно ощутил сладостную округлость ее бедра.

Преодолев наконец лестницу, они обогнули фонтан и вышли на травянистую дорожку сада.

Ее губы сложились в капризную гримасу.

– Я вот все думаю, думаю…

– Вас что-то тревожит?

– Да, тревожит, – ответила Шарлотта.

Ответ этот был до странности лаконичен. Обычно там, где было достаточно одного слова, она произносила сорок или все пятьдесят.

– Это что-то такое, в чем я могу помочь?

– Да, – ответила она, и голос ее сорвался.

Они достигли места, где начинался знаменитый лабиринт Бьюрегарда. Когда Патрик был здесь в последний раз, эти вечнозеленые растения едва достигали его плеч. Теперь же они возвышались над головой.

– А вы не хотите сказать мне, что вас тревожит? – спросил он с искренним участием.

– О, Патрик, мне так трудно говорить об этом, – ответила Шарлотта, углубляясь в лабиринт.

Патрик мог отлично ориентироваться на местности, это блестяще подтвердилось во время Мексиканской войны, но здесь у него создалось впечатление, что они заблудились и отрезаны от мира.

– Я думал, мы друзья, – произнес он, – а друзья должны говорить друг другу все.

– Вы что, действительно настолько ослепли, что не видите, что со мной происходит? – произнося эти слова, Шарлотта прерывисто дышала, как будто перед этим ей пришлось долго бежать.

Они все дальше и дальше углублялись в лабиринт.

– Я, конечно, не слепой, но здесь так темно, – ответил Патрик, надеясь превратить все в шутку.

– Не беспокойтесь, дорогой, я знаю, куда мы идем. – Слово «дорогой» Шарлотта произнесла с такой неожиданной нежностью, что Патрик испугался. Но потом началось такое, что бояться уже не было смысла. – Вы спросили, что меня тревожит. Отвечу: меня тревожите вы. Я люблю вас так сильно, что схожу с ума.

Луна смутно высвечивала ее брови, нос, грудь. Она резко остановилась и прижалась к нему.

Шарлотта трепетала в его объятиях, а он гладил ее, как гладил бы норовистую лошадь.

– Вот вы сейчас сказали что-то, но сами не понимаете что.

– Как вы осмеливаетесь так говорить со мной, Патрик Прайд. Я взрослая женщина и прекрасно знаю, что говорю.

«Надолго меня не хватит», – подумал он, чувствуя ее тело от груди до бедер.

Патрик попытался освободиться, но Шарлотта держалась крепко, как прилипла.

– Вы помните тот первый ужин у ваших родителей? – спросила она, откинув голову назад, чтобы увидеть его глаза. – Я сказала тогда, что хочу знать о вас все, до малейшей детали. Да поможет мне Бог, но это правда!

Она дотянулась рукой до его губ. Затем с ошеломляющим эротизмом поднесла пальцы к своему рту и облизала один за другим.

– Не заставляй умолять тебя, Патрик, – хрипло пробормотала девушка. – Поцелуй меня.

Он сделал то, что на его месте сделал бы любой джентльмен. Наклонил голову, чтобы встретить ее ждущие губы. Но попробовав их на вкус, Патрик тут же забыл, что он джентльмен.

Шарлотта примерно представляла, какими должны быть поцелуи Патрика. Они такими и оказались.

«Господи, как с ним хорошо», – думала она, блуждая руками вверх и вниз по его спине.

Он был строен и мускулист и чем-то напоминал ей одного из гончих псов отца.

Целоваться она любила, и опыт у нее был. Причем немалый. Дюжина, не меньше, красавцев обучили ее, каждый понемногу. Она знала, что жесткий поцелуй и вполовину не доставляет такого удовольствия, как мягкий. Она знала, что громкие причмокивания с настоящим поцелуем не имеют ничего общего. Она знала также, как завязать игру языков, даже не игру, а настоящую дуэль, чтобы заставить мужчину задыхаться. И наконец, она знала, что означает этот твердый стержень, прижатый к низу ее живота.

«Рыба взяла наживку, – с восторгом подумала Шарлотта. – И это намного приятнее, чем с другими мужчинами, которых я пытала и дразнила».

Только на сей раз она не пытает и не дразнит. Она решила этим завладеть.

Шарлотта наслаждалась им хищно и жадно – облизывала, охватывала губами, путешествовала своим языком по его губам и зубам, дышала в его рот. Она ласкала его спину, и ее руки двигались все ниже и ниже. Когда они достигли его ягодиц и сжали их, Патрик простонал и сделал конвульсивное движение бедрами вперед.