— Идемте.

Щурясь, Гордон вышел за ворота цирка. Впервые днем, а не вечером, как их обычно выпускали — погулять по кабакам, пошляться по улочкам, полюбезничать с гулящими девицами.

— Куда мы идем? — спросил он спутника.

— В «Ибискуру». Вы слышали об этом заведении?

Гордон поморщился.

— Оно чересчур дорого для моего кошелька.

Незнакомец сочувственно покивал, и Гордон почему-то на мгновение почувствовал к нему неприязнь. Впрочем, это ощущение быстро испарилось. Зато осталось напряжение.

— Понимаю. Но не теперь. Думаю, вам там понравится.

— Между прочим, вы все еще не представились, — угрюмо напомнил бывший гладиатор.

— Да? Простите. Меня зовут Оубер Вирелл Товель.

— Младший сын старого Оубера?

— Старший внук, — улыбнулся Товель, и напряжение Гордона сразу куда-то пропало. — Сын Трогнана.

— Да, помню вашего батюшку. Мы с ним как-то дрались на дуэли… из-за вашей матушки, насколько я понимаю.

— Да. Вы все так же злитесь на моего отца за то, что она стала его женой, а не вашей?

Гордон поморщился.

— Нисколько. Говоря откровенно, ваша благородная матушка поступила правильно, поскольку я вряд ли женился бы на ней. Да и сам бы мог помнить, что женщинами скорее управляет сочувствие, чем восхищение. Но я рад, что у нее все в порядке.

— Не совсем. — Оубер смотрел вперед, так что его собеседнику был виден только непроницаемый профиль. — Матушка овдовела год назад.

— Мне очень жаль.

— Не стоит. Отец отошел легко. Был серьезно ранен на дуэли. Он знал, что дуэль рано или поздно станет причиной его смерти. Собственно, я тоже в этом не сомневался.

Оба рассмеялись вполне искренне. Гордон еще раз оглядел своего спутника с ног до головы.

— Вы не носите родовых цветов, — заметил он. — Значит ли это, что Мейвилл находится в состоянии войны с Империей?

— Нет. Просто я уже много лет, как считаю себя не столько наследником барона Товель, сколько братом Ордена Лунного Потока. Я был рукоположен в священнослужители шесть лет назад.

— Вот как? — Гордон с интересом посмотрел на молодого священника. — А как же с наследованием баронства? Разве законы Храма за семь лет так кардинально изменились, и священник может носить титул и владеть поместьями?

— Ни в коем случае. Но наследовать деду сможет и мой брат. На крайний случай у меня их трое.

Гордон вежливо улыбнулся.

Они добрались до «Ибискуры», устроились в кабинете, отделенном от общей залы плетенной из тростника перегородочкой и поставленными рядом растениями в кадках, и скоро бывший гладиатор, уже давно привыкший к самой простой пище, получил возможность воздать должное искусству местного повара. Адепт священнического Ордена, видимо, совершенно не стесненный в средствах, заказал самые изысканные яства. Пиво и вино, принесенные на стол расторопной служанкой, оказались великолепными, закуска — сочной и нежной на вкус, а когда дело дошло до супа, пряного по мейвиллским традициям, но и густого, к тому же сдобренного изрядным куском телятины, Гордон едва не проглотил ложку. Другое дело, что в присутствии Товеля он живо вспомнил, что сам принадлежит к древнему и знатному роду, и постарался есть так, как диктуют приличия.

— Скажите, Оубер, — проговорил он, когда суп в миске закончился, — что могло убедить моего хозяина отпустить меня на свободу? Была какая-то особая причина?

— Как вам сказать. — Молодой священник отодвинул от себя наполовину опустевшую тарелку и придвинул другую — с мешаниной из разных сортов рыбы и моллюсков, приправленной острым соусом. — Я смог его убедить. Особенно этому помог увесистый мешочек с золотом.

— Ах, вот оно что! Впрочем, никогда не сомневался, что для него золото — самое главное в жизни. Желание толпы ни в чем не способно его убедить.

— Ну, не скажите, граф. Вздумай я купить вас у него в другое время, вы обошлись бы мне раз в пять дороже.

— Не зовите меня графом, уверен, титул в Империи давно принадлежит другому. Я прав?

— Да. — Оубер поднял глаза от тарелки. — Графом Рутвен сейчас считается ваш брат.

— Очевидно.

— Вы числитесь мертвым. От корабля, на котором вы плыли, не осталось даже обломков, а поскольку примерно в то же время у побережья был сильный шторм…

— Да, помню. Я в это время уже валялся в трюме пиратского корабля, спеленатый как младенец. Они не стали брать корабль, потопили его. А всех оставшихся в живых увезли в Мейвилл и продали.

— Понимаю. Но поймите и императора, что он мог еще подумать? Как решить судьбу вашего графства?

— Да я понимаю. И не сержусь. Так что зря вы именуете меня графом.

— Не зря. Раз вы живы, его решение теряет силу.

— Думаете, он посчитает нужным его отменить? Разве его величеству не все равно?

— Отменять его нет нужды, граф. И Вему было бы не все равно. Но теперь он просто не сможет ничего сказать по этому вопросу.

— Почему?

Оубер посмотрел на Гордона через стол, и его потрясло, насколько у молодого священника чистый, ничем не замутненный взор. Похоже, внук барона Товеля был служителем божьим по самому глубокому призванию.

— Его императорское величество скончался.

Рутвен вздрогнул.

— Как?.. Давно?

— Неделю назад.

Они помолчали. Подошедшая рабыня убрала ненужные тарелки и поставила на освободившееся место блюдо с омарами и лангустами в листьях салата, со сметаной и соусом в маленьких чашечках, а рядом — миску с маринованными овощами, грибами и кусочками свинины. Гордон потянулся к ближайшему кушанью с лопаточкой, но в задумчивости, так что не с первого и даже не со второго раза сумел положить себе нужную порцию.

— Что произошло? Отчего он умер?

— Маги говорят, что от старости. Да и возраст императора был уже… вполне. — Оубер пошевелил пальцами.

— Ты этому веришь? — Они как-то незаметно перешли на «ты».

— Все этому верят. Никаких следов насильственной смерти или ядов. По традиции тело императора проверили всеми возможными способами.

— Ясно. И кто же будет наследовать?

— Этот вопрос висит в воздухе, поскольку Вем умер бездетным.

— Вот как… Послушай, закажи улиток с раками и перцем, замечательное блюдо. Наверняка его здесь делают.

— Закажу.

— Судьбу трона собирается решать совет?

— Совет настоятельно желает решать этот вопрос самостоятельно. Но древние традиции говорят, что не он должен это делать.

Гордон посмотрел на Оубера с любопытством. Ускоренное поглощение изысканных яств не мешало ему быстро соображать и непринужденно вести беседу.

— Ты имеешь в виду право Храма?

— Вряд ли это можно назвать правом. Скорее уж обязанность. И эта обязанность подкреплена законом.

— Я знаю. Но все ли об этом помнят? Книга коронных законов была в Белом Лотосе, ее точно так же забыли прихватить, как и королевские регалии.

— Не все. Далеко не все.

— Но многое и оставили. Как это можно было?.. Не понимаю.

Товель пожал плечами.

— Всякое бывает.

— И тебя это заботит.

— Еще бы. Собственно, об этом я и хотел с тобой поговорить. О том, что ты жив и находишься в рабстве в Мейвилле, мне стало известно буквально месяц назад. Об этом Храму сообщил один священник, который видел тебя на арене.

— Странный священник, который посещает бои гладиаторов…

— Ты его знаешь. Брат Эйгрев.

— Как, этот старый пьянчужка еще жив? Очень рад. Я думал, его давно хватил удар.

— Нет. Но твой брат отказал ему в своем покровительстве…

— Да, Эрно Эйгрева на дух не переносил. Он у меня ханжа.

— Брата Эйгрева отправили в Мейвилл по делам веры. Не важно, в чем их суть, главное, что он узнал тебя и сообщил Храму, что ты жив. Ему хватило соображения никому, кроме священнослужителей, об этом не говорить. Он очень любит тебя, граф. Первосвященник, узнав об этом, отправил меня с тем, чтоб я тебя выкупил. К счастью, все обошлось благополучно, поскольку сомневаюсь, что хозяин продал бы мне тебя даже за большие деньги. Разве что за очень большие. Возможно, пришлось бы пускать в ход другие средства, не самые законные…