Появился тощий моряк с «Ксантоса» с двумя кривыми кинжалами и перерезал нападавшему горло. Геликаон поднялся на ноги. Гершом стоял справа, а худой моряк — слева.
Микенские воины бросились на них. Геликаон приготовился встретить новую угрозу. Гершом и моряк ринулись вместе с ним в ряды микенцев, разя и убивая.
Геликаон увидел Глаукоса с мечом в руках. Его охватила ярость, и, отбросив противника, он бросился на молодого воина. Сверху на палубу обрушился дождь из стрел.
Когда Геликаон подбежал к Глаукосу, то услышал, как кто-то крикнул: «Мы сдаемся! Спрячьте оружие! Проявите милосердие! Мы сдаемся!» Повсюду раздался звук падающего оружия. Глаукос сурово смотрел какое-то время на Геликаона. Затем, увидев, что все вокруг прекратили сражаться, бросил свой меч. Геликаон посмотрел на юношу и увидел ненависть в его глазах.
— Ты плыл вместе с Зидантосом, — сказал Геликаон. — Ты знал, что они с ним сделали. Но ты все равно к ним присоединился. Мне следует прирезать тебя как свинью. Но я не буду. Я отвезу тебя туда, где тебя ждет Аргуриос.
Глаукос ничего не ответил. Геликаон отвернулся от него. Худой моряк, который пришел ему на помощь, чистил лезвие своих кинжалов. Геликаон подошел к нему. Этот человек был немолод, ему было, по крайней мере, около сорока.
— Прими мою благодарность. Как твое имя?
Глаза мужчины были темного цвета, а выражение лица спокойным.
— Я Атталус.
— Ты храбро сражался, и я у тебя в долгу, Атталус.
Отвернувшись от него, Геликаон прокричал приказ своей команде:
— Принесите канат! Я хочу привязать всех пленников к борту. И бросьте веревки всем морякам, которые еще в воде.
Моряки спустились с «Ксантоса» и собрали микенцев на палубе, привязав к борту. Затем Геликаон приказал опустить на корабль тело Зидантоса. Обернутое в окровавленную ткань, оно лежало в центре палубы. Геликаон вытащил из мешка изуродованную голову и приложил к шее. Затем вынул золотое кольцо из кошелька и положил в рот Зидан-тоса — подарок для паромщика Гадеса, чтобы он переправил старого друга через темную реку. Когда Счастливчик встал на колени рядом с телом, воцарилось молчание. Помедлив, Геликаон поднялся на ноги и пробежал взглядом по пленникам.
— Это Зидантос, — сказал он. — Кто-то из вас знал его недолго. Некоторые, может быть, схватили его и притащили в лагерь. Он был хорошим человеком, отцом шестерых дочерей. Зидантос плавал по Зеленому морю дольше, чем большинство из вас прожили на свете. Он был хеттом, и мы должны отправить его к богам по хеттскому обычаю. Все вы будете присутствовать на церемонии, во время которой у вас будет время подумать о своем участии в его убийстве.
Аргуриос сидел один на берегу, погрузившись в свои мысли. Поступок Коланоса — это еще одно пятно на чести микенцев. Пытки и убийство Зидантоса были ужасным зверством. Не только Коланос ответит за эти события в бухте Толстого царя. Когда Агамемнон узнает, что Аргуриос спас Счастливчика, он придет в ярость. Аргуриосу очень хотелось бы отказаться от этой прогулки с Геликаоном. Если бы он остался на берегу, тогда, возможно, убийцы преуспели, и такой хороший человек, как Зидантос, теперь готовился бы отплыть домой к своей жене и дочерям. И как юный Глаукос мог принять такое решение, связавшись с жестокими убийцами? Это оставалось тайной для Аргуриоса, которая очень тяготила его. Тут он заметил мальчика Ксандера, который испуганно приближался к нему. В одной руке он держал деревянную чашку и булку с сыром в другой.
— Я думал, ты проголодался, господин, — сказал он.
Аргуриос сурово посмотрел в веснушчатое лицо мальчика, затем кивнул:
— Я голоден, — взяв чашу, он начал есть. Это была жидкая похлебка, но специи приятно жгли язык. Хлеб тоже был свежим. Он поднял глаза и увидел, что мальчик ждет поблизости. — Что-нибудь еще? — спросил Аргуртос.
— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы спасли меня.
Аргуриосу всегда было неуютно с молодыми, даже когда он сам был молод. Теперь он не знал, что ответить. Воин посмотрел на мальчика. Тот был бледен и, очевидно, испуган.
— Не бойся меня, — сказал Аргуриос. — Я не причиню вред детям.
— Я хотел бы никогда сюда не приезжать, — внезапно признался Ксандер. — Мне хотелось бы остаться дома.
— У меня тоже были такие желания, — рассказал ему воин. — Детство — безмятежное время, но когда ребенок становится мужчиной, он видит мир таким, какой он есть на самом деле. Я тоже скорблю о Зидантосе. Не все микенцы похожи на тех людей, которые убили его.
— Я это знаю, — сказал мальчик, усаживаясь на песок у ног Аргуриоса. — Ты спас меня и чуть не умер тогда. Я испугался. А ты?
— Смерть не пугает меня, мальчик. Она приходит ко всем. Счастливые умирают героями, и их имена остаются в памяти людей. Несчастные умирают медленно, их волосы становятся белыми, а тело теряет силу.
Аргуриос съел похлебку и хлеб. Поставив пустую плошку на камень рядом с собой, он взял шлем и пошел туда, где собрались моряки с «Пенелопы», которые смотрели на море и гадали, чей корабль или корабли вернутся с победой.
Одиссей сидел отдельно от своих людей и разговаривал с Андромахой, одетой в зеленое платье. Это была удивительная женщина. Аргуриос чувствовал себя неуютно с женщинами — даже больше, чем с детьми — но ему нужно было поговорить с Одиссеем. По дороге он заметил, что юный Ксандер идет рядом с ним. Мальчик поднял глаза и радостно улыбнулся ему. Аргуриос попытался нахмуриться и приказать ему уйти, но открытая улыбка мальчика его обезоружила. Микенец подошел к Одиссею, который увидел его и жестом пригласил сесть, после чего представил ему Андромаху. Аргуриос постарался придумать что-нибудь.
— Сожалею, что вы стали свидетельницей такой ужасной сцены, — микенец вспомнил, как Геликаон вытащил голову из мешка.
— Я уже видела отрезанные головы раньше, — ответила девушка холодно.
Аргуриос не смог придумать, как продолжить разговор. Ему этого и не хотелось. Он повернулся к Одиссею.
— У меня есть дело в Трое, — сказал он. — Можно, я поплыву с вами на «Пенелопе»?
— Не уверен, что у меня есть свободное место, — холодно заметил Одиссей.
— Он спас мне жизнь, — внезапно вмешался в их разговор Ксандер.
— Разве? Я хотел бы услышать эту историю.
Аргуриос развернулся и ушел прочь.
— Подожди, подожди! — закричал Одиссей. — Дай мне послушать историю, которую расскажет парень. Давай, мальчик, расскажи нам историю о храбром поступке.
Аргуриос остановился. Ему не хотелось оставаться с недружелюбным жителем Итаки, но ему все равно нужно было в Трою. Он стоял, пока Ксандер на одном дыхании не поведал им о буре и сломанном борте, и о том, как он оказался в бушующем море. Одиссей внимательно слушал, затем посмотрел Аргуриосу в глаза. Выражение его лица теперь было более дружелюбным.
— Ты — удивительный человек, Аргуриос. Для удивительных людей на «Пенелопе» всегда есть места. Но будет тесно.
— Это не важно.
Кто-то закричал, и люди на берегу вскочили на ноги. Они увидели, как «Ксантос» ищет путь между мелями. Он тащил на буксире военную галеру. Заинтересованный увиденным, Аргуриос подошел к кромке воды и посмотрел на приближающиеся корабли. Команда микенской галеры стояла вдоль борта судна. Когда они подошли ближе, Аргуриос увидел, что все пятидесят человек связаны. «Ксантос» начал разворачиваться, направившись к самому глубокому месту бухты.
«Что он делает?» — спросил Аргуриос. Одиссей не ответил, но микенский воин заметил, как опечалилось его лицо. В тревоге Аргуриос повернулся, чтобы наблюдать за кораблями. Как только они достигли более глубокого места, «Ксантос» опустил канаты, и галера микенцев медленно остановилась. Корабль Геликаона отплыл. Затем Аргуриос заметил, как что-то темное полетело с «Ксантоса» на палубу корабля микенцев. Еще что-то мелькнуло в небе. Связанные люди начали кричать и попытались освободиться. Множество горящих стрел полетело в них с «Ксантоса». Пламя с огромной скоростью охватило корабль. Раздались крики, и Аргуриос видел, как загорелся Глаукос. Запылала его туника и доспехи, затем языки пламени перекинулись на волосы. Раздались ужасные крики, люди на палубе горели, словно свечи. Над морем поднялся темный дым. Аргуриос не мог поверить своим глазам. По крайней мере, пятьдесят беспомощных людей умирали. Один попытался освободиться и прыгнул в море. К его удивлению, когда он коснулся воды, пламя продолжало его сжигать.
