В механических мастерских было пусто. Несколько рабочих покрывали брезентом вытащенный на двор пресс. Один из них спросил, кого я ищу. Я сказал, что майора Тильви. Рабочий сказал, что майор уехал на аэродром, а это в двух милях от мастерских. Я поблагодарил его и пошел дальше. Раза два меня обгоняли повозки с домашним скарбом. У домов городской окраины был, странный вид, словно все жители собирались выехать на дачу: вещи стояли на улице, в палисадниках — шкафы, кровати, сундуки, но сами дома были пусты. На крыше одного из домов сидел человек и снимал черепицу. Два других подхватывали плитки, которые он ловко кидал им, и складывали в аккуратный штабель.

На маленьком аэродроме мне сказали, что майор только что был здесь, а какой-то лейтенант с повязкой Красного Креста на рукаве вмешался и поправил:

— Вон он.

Я взглянул на поле и увидел, что майор Тильви направляется к вертолету, стоящему в стороне от взлетной дорожки.

Когда я добежал до машины, винты уже вертелись, поднимая пыль и сухую траву. Я стал отчаянно махать руками, чтобы привлечь внимание пилота. Вертолет завис над землей, словно раздумывая, в какую сторону ему лететь, дверца в нем открылась, и оттуда выкатилась веревочная лестница, как бы приглашая меня подняться. Я подбежал к лестнице и остановился. Блестящее брюхо вертолета нависало надо мной, и, когда я, вцепившись руками в боковины лестницы, поставил ногу на ступеньку, прогнувшуюся под моей тяжестью, меня сразу понесло куда-то вбок, я потерял равновесие и рухнул на землю. Я туг же поднялся, подумав, что на моем израненном теле появится еще один синяк, и вновь направился к лестнице. Из люка высунулся сам майор Тильви и знаком показал мне, чтобы я отошел. Вертолет мягко опустился на землю, и вскоре его винты, прекратив вращение, опустились вниз, как уши побитого зайца.

— Входите! — крикнул мне майор Тильви. — Мы теряем время. Вы что, раньше никогда по лестнице не поднимались?

— Простите, — сказал я. — Профессор Котрикадзе обеспокоен судьбой товарища Ли…

— Я говорю, входите!

Я подчинился. Майор Тильви — представитель правительства, и я должен с уважением относиться к его просьбам.

Внутри вертолет оказался просторным. Мне никогда ранее не приходилось совершать путешествия на вертолетах, и потому я их недооценивал. Вдоль боковых стен тянулись скамейки, на которых сидели солдаты. Один солдат сел на пол, и майор Тильви показал мне на освободившееся место. Я хотел все объяснить майору, но в этот момент с оглушительным треском заработал мотор.

Из кустов вышли и замерли от неожиданности князь Урао и бывший комендант Танги капитан Боро с толстой сумкой в руке.

В первый момент меня более всего поразило одеяние всесильного князя: пурпурный стеганый халат, подпоясанный золотым витым шнурком, и домашние, разорвавшиеся от ходьбы по камням туфли.

Все молчали. Ну просто остолбенели. Староста обернулся ко мне, словно я сейчас дам ему ценный совет.

Светлые узкие глаза князя проследовали за взглядом старосты и замерли на моем лице. Теперь староста смотрел на меня, крестьяне смотрели на меня, князь и капитан Боро смотрели на меня.

— Их надо задержать, — сказал я старосте.

— Итак, — сказал князь. — Я вас не сразу узнал. Теперь я понимаю, кто стоит за спиной майора Тильви.

Князь склонен к театральным эффектам и в тот момент изображал византийского багрянородного императора (если ему, конечно, приходилось когда-нибудь слышать о Византии).

— Вот кому майор Тильви продал ваши горы! Вот кого он пригласил разрушить наши дома!

После этого князь отвернулся от меня и сказал небольшую и страстную речь по-лигонски, наверно аппелируя к свободолюбию местных жителей. Те неуверенно переминались с ноги на ногу, потому что одно дело гоняться за контрабандистами, другое — обидеть князя.

После окончания страстной речи князя ничего не произошло. Крестьяне всё так же стояли, стараясь не глядеть на грозного владыку. Видно, князь разгневался, он повысил голос и начал сурово корить крестьян. В тот момент я не догадывался, что мои спутники из деревни — бывшие монастырские рабы, так что князь для них — авторитет относительный.

Капитан Боро взял князя под локоток и начал его успокаивать. Я воспользовался паузой для попытки повлиять на старосту.

— Если мы задержим их, — сказал я, — они отдадут Лами.

Староста отрицательно покачал головой.

— Мои люди, — сказал он, — не будут задерживать князя.

Князь, не внял увещеваниям капитана Боро, протянул свою длинную руку к кобуре капитана и начал расстегивать ее, чтобы добыть пистолет. Боро испугался, стал отдирать пальцы князя. Они оба замолчали и боролись за оружие, сопя и тяжело вздыхая. Зрелище могло бы быть смешным: маленький, круглый Боро и длинный князь в пурпурном халате, но никто не смеялся. Я с некоторым облегчением увидел, как сержант Лаво поднял автомат и наставил его на дерущихся.

Староста сказал две или три фразы. Довольно громко. Он велел князю и Боро идти своей дорогой. Иного перевода я не придумал.

От этих слов князь сразу отрезвел. Его рука опустилась. Боро снова застегнул кобуру.

Мы стояли, а они проходили между нами, как сквозь строй. Князь прихрамывал — видно, разбил ноги в кровь, но шел он, задрав птичью голову.

Вертолет, летевший совсем низко, появился неожиданно. Мы глядели наверх, а машина быстро спускалась на седловину. Ее винты прижали траву. Вертолет еще не коснулся земли, как люк отворился и оттуда начали выпрыгивать солдаты в голубых беретах, быстро и четко, как на учениях. И тут же разбегались веером.

Опомнившись, капитан Боро почему-то бросился в мою сторону. Он размахивал пистолетом, забыв о его прямом назначении, и несся, как носорог. Я не хотел вмешиваться в схватку, но должен признаться, что дороги я ему не уступил. Капитан врезался в меня, и мы оба покатились по траве. Удар был настолько силен, что я на секунду отключился. А может, прошло больше секунды, потому что следующее, что я помню, — это участливое, разрисованное йодом и заклеенное пластырями лицо добрейшего Юрочки Вспольного, который склонился надо мной и спрашивает:

— Вы не ушиблись, Владимир Кимович? А то Отар Давидович очень беспокоится.

Это было похоже на немецкую сказку: помните, там все по очереди идут в подвал, видят кувшин, который может упасть, начинают плакать и не возвращаются? Пропал Володя, теперь Вспольный.

В два сорок я, так и не связавшись с островом, не дождавшись вестей от Вспольного, пришел в гадчайшее состояние духа. Но работа остается работой, и, кроме меня, ею некому было заняться.

Я проверил, нормально ли работают приборы. Они работали почти нормально. Но если верить им, землетрясение уже началось. Потом я тщательно зарядил кинокамеру, сунул в сумку запасные пленки и вышел из дома. Солдат я отпустил. Они уехали на грузовике, который подбирал отставших. Со мной остался только шофер «джипа», который полагал, что ему безопаснее с господином профессором, который ни за что не станет подвергать риску свою драгоценную жизнь.

— Поехали? — спросил он, когда я вышел из ворот. — В Моши?

— Нет, — сказал я. — Я останусь в городе. Я буду снимать кино. Довезите меня до центра и уезжайте.

— Нет, — шофер раскусил хитрость. — Здесь хорошо, там плохо.

Я надеялся, что, если мы не будем приближаться к зданиям, ему ничто не угрожает.

Мы ехали по улицам не только мертвого, но и выпотрошенного города. Скоро, подумал я, начнут издавать пособия: «Методика подготовки к землетрясению и эвакуация населения и оборудования». В них обязательно будет: