Например, как следует писать шутки для жителей другой планеты? Что их смешит? Непристойность? Великолепно — только для того, чтобы так шутить, нужно досконально знать интимную жизнь существ, для которых такая шутка предназначена. Шутка про тещу? В этом случае тоже нужно знать, как к ней отнесутся: существует множество мест, где тещи пользуются глубоким уважением, но есть и другие, где одно упоминание о них считается дурным тоном. Юмор, построенный на использовании диалектов и говоров, разумеется, исключался напрочь, как он того и заслуживал. Точно так же, поскольку дело касалось гарсониан, исключалась и шутка ловкача-бизнесмена. Гарсониане — народ совершенно не деловой, и шутка такого рода была бы им попросту недоступна.

Однако Джошуа и Таддеуса все это, в общем-то, не обескуражило. Они отобрали у Шеридана папки, где хранились сведения о планете, и провели над ними не один час, анализируя те стороны гарсонианской жизни, которые они, ничем не рискуя, могли бы использовать для своего либретто. Они делали горы выписок и заметок. Вычерчивали сложные графики, демонстрирующие отношения между словами гарсонианского языка и хитросплетениями местной социальной жизни. Писали и переписывали, перечитывали заново и оттачивали. В конце концов либретто они смастерили.

— Ничем нельзя так расположить к себе, — убежденно сказал Шеридану Джошуа, — как веселым представлением. Зрителям становится хорошо, и они растормаживаются. Кроме того, они начинают чувствовать себя в некотором смысле в долгу перед тобой. Ты их развлек, и они, вполне естественно, не могут не испытывать потребности сделать приятное тебе.

— Надеюсь, это подействует, — сказал Шеридан без особого энтузиазма.

Ибо ничто другое не действовало.

В отдаленной деревне, где был построен магазин, гарсониане расшевелились в достаточной мере для того, чтобы его посмотреть, — но только посмотреть, а не покупать в нем товары. Казалось, будто магазин для них — какой-то огромный музей или выставка. Они шли гуськом по проходам, глазели на товары, иногда даже протягивали руку и трогали их, но не покупали. Более того, когда высказывалось предположение, что они, возможно, хотят что-нибудь купить, они делали оскорбленную мину.

В других селениях говорящие рекламные доски привлекли к себе широкое внимание. Вокруг них собирались толпы и целыми часами слушали. Но вскоре блеск новизны исчез, и теперь местные жители обращали на магнитные записи очень мало внимания. И они всё так же игнорировали роботов. И даже еще более подчеркнуто — игнорировали или резко пресекали любые попытки что-нибудь им продать.

От этого опускались руки.

Лемуэль перестал ходить по берегу и выбросил свои записи. Он признал, что потерпел фиаско. Здесь, на Гарсоне IV, не было никакой надежды довести до сознания местных жителей, что значит быть студентом, который торговлей зарабатывает себе на ученье.

Болдуин со своей бригадой попытался распространять слухи. Но жители решительно отказывались верить, будто какая-то деревня могла хоть что-нибудь у них купить.

Оставалось попробовать юмористическое представление, и Джошуа с Таддеусом создали труппу и принялись репетировать. Дело немного затруднялось тем, что даже Езекии не удалось найти актерских трансмогов, но все равно получалось у них неплохо.

Несмотря на то что ни одна из их попыток не дала результатов, роботы снова и снова отправлялись в деревни, трудились не покладая рук, снова и снова пытались продавать товары, в надежде, что рано или поздно они найдут ключ, который поможет им отпереть дверь скрытности и упрямства, за которой прячутся местные жители.

В один прекрасный день Гидеон радировал на базу откуда-то издалека, где он был один:

— Стив, тебе бы надо посмотреть самому кое на что здесь под деревом.

— Кое на что?

— На существо совсем другой породы. Вроде бы разумное.

— Гарсонианина?

— Тоже гуманоида, но не гарсонианина.

— Сейчас буду, — сказал Шеридан. — Оставайся на месте, чтобы ты мог мне его показать.

— Оно, наверно, меня заметило, — сказал Гидеон, — но я к нему близко не подходил. Я подумал, что тебе, может быть, захочется заняться им самому.

Существо, как и говорил Гидеон, сидело под деревом. Перед ним была расстелена искристо поблескивавшая скатерть, на ней стоял затейливо разукрашенный сосуд, и существо было занято тем, что доставало разные разности из чего-то, что, очевидно, служило корзиной для провизии.

Будучи, как и гарсониане, гуманоидом, существо, однако, выглядело куда приятнее, чем они. Лицо было точеное, а тело — змеино-гибкое в своей стройности. Его облекали одежды из роскошных тканей, и на нем было множество драгоценностей. Вид у него был явно светский.

— Привет, друг, — сказал по-гарсониански Шеридан.

Кажется, существо его поняло, но высокомерно улыбнулось. Судя по всему, появление Шеридана его не обрадовало.

— Быть может, — сказало оно не сразу, — у вас найдется время присесть?

Тон, каким это было сказано, ясно и недвусмысленно предлагал Шеридану сказать: нет, он благодарит, но не может, ему надо идти.

— С радостью, — вместо этого сказал Шеридан. — Большое вам спасибо.

Он сел и стал смотреть, как существо достает из своей корзины со съестным всё новые и новые припасы.

— Для нас с вами несколько затруднительно, — сказало существо, — общаться друг с другом на этом варварском языке. Но другого выбора, я полагаю, у нас нет. Вы, случайно, не говорите на балльском?

— Увы, — сказал Шеридан. — Я даже никогда о нем не слышал.

— Я подумал: а вдруг? На нем говорят многие.

— Мы вполне сможем объясниться и на языке этой планеты, — спокойно сказал Шеридан.

— О, безусловно! — согласилось существо. — Надеюсь, я не вторгся ненароком в ваши владения? Если да, то я, разумеется…

— Что вы! Я был рад вас здесь встретить.

— Я бы предложил вам пообедать вместе со мной, но боюсь. Ваш обмен веществ наверняка отличен от моего. Мысль, что я могу отравить вас, для меня непереносима.

Шеридан кивнул в знак благодарности. Пища и вправду выглядела весьма привлекательно. Вся в красивой упаковке, и кое-что на вид было так соблазнительно, что у него потекли слюнки.

— Я посещаю эти места для того, чтобы…

Существо искало гарсонианское слово и не находило его.

Шеридан попытался помочь:

— На своем родном языке я бы, пожалуй, назвал это пикником.

— Поесть-на-воздухе, — сказал незнакомец. — Это самое близкое, что я могу обнаружить в языке наших любезных хозяев.

— Мы с вами думаем одинаково.

От этого свидетельства взаимопонимания настроение существа ощутимо поднялось.

— По-моему, мой друг, у нас много общего. Быть может, я могу оставить вам часть пищи с тем, чтобы вы сделали ее анализ? Тогда в следующий раз, когда я снова здесь буду, вы смогли бы составить мне компанию.

Шеридан покачал головой:

— Не думаю, — чтобы я задержался здесь надолго.

— Ах вот как? — сказал незнакомец, кажется приятно удивленный. — Так вы здесь тоже только на время? Шорох крыльев в ночи — только что был рядом и уже унесся навеки.

— Весьма поэтично, — сказал Шеридан, — и весьма образно.

— Впрочем, — сказало существо, — я здесь бываю довольно часто. Мне полюбилась эта планета. Чудесное место для того, чтобы поесть-на-воздухе. Все так спокойно, просто, неторопливо. Никакой суеты, и жители так чистосердечны в своей приветливости, хотя, увы, грязноваты и чрезвычайно, чрезвычайно глупы. Но, заглядывая в свое сердце, я обнаруживаю, что люблю их за неискушенность, за близость к природе, за ничем не омраченный взгляд на жизнь и за простоту, с которой они эту свою жизнь проживают.

Он умолк и испытующе посмотрел на Шеридана.

— Вы с этим не согласны, мой друг?

— Разумеется, согласен! — довольно поспешно сказал Шеридан.

— В Галактике так мало мест, — загрустил незнакомец, — где можно побыть в блаженном уединении. О, я не имею в виду уединение полное — кого-то ты встречаешь и здесь; но в уединении в том смысле, что есть где повернуться, что ты перестаешь быть игрушкой слепых ненасытных желаний и тебя не душит неодолимый напор чужих характеров. Существуют, конечно, ненаселенные планеты, ненаселенностью своей обязанные лишь тому, что на них невозможно жить физически. Их мы исключаем.