– А что здесь делает этот... извержонок?

При этом Медведь метнул быстрый взгляд на Палея, но ответил ему Искор:

– То же, что и другие извержата!

– А его наставник знает, где извержонок проводит ночь? – задал новый вопрос полуизверг, снова уставившись пристальным взглядом в Вотшу.

– Знает, знает... – снова ответил Искор, и по его тону можно было понять, что ему надоели эти расспросы.

Однако Медведь не угомонился:

– А вдруг извержонка... затопчут кони? До смерти!

Вопрос был задан совершенно серьезно, даже без намека на улыбку.

Вотша сжался от охватившей его тревоги, а вот Искор откровенно рассмеялся и неожиданно в свою очередь задал вопрос Медведю:

– И как ты думаешь, кому Скал отвернет башку, если с извержонком что-нибудь случится? Тем более что поможет ему в этом сам Всеслав!

Медведь рыкнул что-то нечленораздельное, а затем, словно собравшись с силами, пояснил:

– Я просто спросил...

– Чтобы знать меру своей ответственности, – усмехнувшись, закончил Искор его мысль.

Медведь, наконец, перевел взгляд на огонь и спросил, ни к кому не обращаясь:

– Есть скоро будем?

Палей подхватил накрошенное мясо и метнулся к котлу. Быстро сняв с котла крышку, он смахнул крошево в бурлящую кашу, помешал варево большой деревянной ложкой на длинной ручке и, подцепив малую толику, аккуратно попробовал свою стряпню. Прожевав и проглотив пробу, он удовлетворенно кивнул:

– Почти готово, господин Медведь!

Но полуизверг на это ничего не ответил. Он грузно повалился на бок, упершись левым локтем в землю, и застыл, словно огромный бесформенный камень. Только поблескивающие в свете костра искорки маленьких глаз выдавали в этом «камне» живое существо.

Ужин действительно скоро поспел. Первыми поели Искор и Медведь. Искор съел миску похлебки с мясом, запил ее кружкой сладкого меда, встал и, неслышно ступая, ушел в темноту, в сторону табуна. Медведь неторопливо очистил две миски, прибавил к этому два пирога и кружку горького меда, задумчиво посмотрел на снятый с огня и поставленный рядом с костром котел, цыкнул зубом, а затем вдруг повалился на спину и мгновенно заснул...

В течение всего ужина многоликих Вотша сидел тихо и неподвижно, коря себя за то, что не догадался вовремя уйти от костра. Но когда Медведь уснул, он вздохнул свободнее, а тут как раз Палей протянул ему небольшую миску похлебки и ложку. Вотша быстро поел, выпил предложенного конюхом молока, и тут его самого стало клонить в сон. Палей, словно почувствовав его состояние, расстелил рядом с почти прогоревшим костром одну попону, положил на нее мальчика и прикрыл его другой. Вотша закрыл глаза и услышал едва тихий шепот:

– Спи, малец, утром рано подниму, коней купать пойдем.

Веки у мальчишки опустились, но вдруг перед его закрытыми глазами предстало темное ночное небо, и в окружении россыпи серебристых искр вспыхнула оранжевым, чуть подмигивающим светом Волчья звезда. Вотша невольно снова открыл глаза, но яркая оранжевая звезда никуда не исчезла, она все так же пристально всматривалась в глаза мальчика, словно спрашивая его, не собирается ли он куда-нибудь сбежать, словно предупреждая его о бесполезности такого бегства.

«Я сплю... – подумал мальчишка. – Я сплю и потому не могу видеть никакую звезду, она мне просто снится!»

«Нет! – тихо прозвучало у него в голове. – Я – не сон, я есть на самом деле, я на самом деле слежу за тобой... за всеми извергами. Я на самом деле знаю все, что творится в этом Мире, потому что я видела все, что в нем творилось, я помню все, что в нем творилось!»

«И ты знаешь, что стало с моим прадедом? – неожиданно для самого себя спросил Вотша. – Ты знаешь, как и почему он стал извергом?»

«Я знаю все!» – тихо прозвучало у него в голове, и он вдруг удивился, что у столь страшной и всевидящей звезды такой тихий голос. И, стараясь говорить так же тихо, он спросил:

«А ты расскажешь мне о великом Вате, о моем прадеде?»

Но звезда не ответила. Вместо ожидаемого Вотшей тихого звездного голоса до его слуха донеслось едва слышное шуршание и шепот Искора:

– Заснул мальчишка?

– Да, господин, – так же шепотом ответил Палей. – Напугал его Медведь!

Наступила тишина, и Вотша начал было проваливаться в настоящий сон, но тут снова послышался шепот Искора:

– Да нет! Мальчишка не из пугливых! Мальчишка... не из извергов!

И хотя сказано это было не для поддержания разговора, а как размышления вслух, Палей не удержался от едва слышного вопроса:

– Как это – не из извергов?

– А так! – непонятно ответил многоликий и... замолчал. Теперь уже до сна!

Вотша спал тревожно. Он то снова начинал бессвязный разговор с Волчьей звездой, то вздрагивал и выныривал на самую поверхность сна, и ему казалось, что он слышит тяжелые крадущиеся шаги, осторожно обходящие его неподвижное тело, то абсолютная темнота накатывала на него, и ему мнилось, что он растворяется в этой темноте... Наконец он почувствовал – почувствовал въяве, как тяжелая чужая рука легла ему на плечо и начала осторожно сдавливать его! Он тут же распахнул глаза... и увидел, что ночь отступила. Серый рассвет опустился на землю и заволок ее плотным, тяжелым туманом, глушащим звуки и пахнущим свежей водой. Над ним склонилось лицо Палея, и улыбчивые морщинки собрались в уголках его глаз.

Увидев, что мальчишка проснулся, конюх поднес палец к губам, призывая его к тишине, а затем едва слышно прошептал:

– Поднимайся, пора лошадок купать!..

Вотша откинул согретую его телом попону и сразу же ощутил утреннюю прохладу. Быстро вскочив на ноги, он посмотрел на Палея, и тот, взмахом руки позвав его за собой, растворился в тумане. Извержонок бросился следом, испугавшись вдруг, что конюх исчезнет и он не сможет его отыскать в этом клубящемся белом молоке, но тут же разглядел впереди темное, расплывчатое пятно, покачивающееся при ходьбе. Через пару секунд Вотша был рядом с Палеем и осторожно взял его за руку.

Было непонятно, каким образом конюх отыскал в тумане табун, но минут через десять они вышли прямо к лошадям. Те, почуяв людей, тянулись к ним мордами, и Палей ласково гладил теплые лошадиные ноздри, словно здороваясь с каждым конем в отдельности.

А потом коней купали. Помогавшие конюхам мальчишки, раздевшись, заводили лошадей в воду, те фыркали, вдыхая свежий утренний запах, поднимавшийся от текучей воды, и сами подставляли бока под травяные мочалки.

Вотша, наравне со всеми крутившийся вокруг коней, забыл свои ночные страхи, хохотал от какой-то первобытной, животной радости, бил по воде ладонями, нырял... И вдруг, поднырнув под брюхом у лошади, уперся головой во что-то жестко-упругое, живое. Рванувшись из-под воды вверх, он открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо... Медведя! Тот стоял по плечи в воде и, глядя прямо в глаза мальчишке, негромко прорычал:

– Вот так... Раз... – Огромная растопыренная пятерня легла на голову Вотше и чуть надавила сверху. – И нет... извержонка... – Медведь довольно ухмыльнулся и добавил: – А что случилось? Да просто лошадь в воде копытом задела... – Он снова довольно ухмыльнулся и закончил: – Но это было бы слишком просто.

Медведь неожиданно отвернулся от мальчика и неторопливо побрел к берегу, ведя за повод своего коня.

Руки и ноги Вотши двигались самостоятельно, удерживая маленькое тельце на плаву, а его разум оцепенел. В голове колокольным звоном отдавалось только: «Вот так... Раз... и нет извержонка...» Сознание Вотши словно накрыло колпаком понимания, насколько просто можно лишить его, маленького изверга, жизни: «Да просто лошадь в воде копытом задела...»

Его оцепенение продолжалось, наверное, больше минуты, вплоть до того момента, когда над самым его ухом неожиданно раздался голос Искора:

– Медведь, а ты когда обратно на восточную границу собираешься?!

– Князь сказал, послезавтра, после обеда туда обоз пойдет... – рыкнул в ответ полуизверг, – вот я с ним и отправлюсь!