Отец Тирана сказал ему — твое счастье, что ты еще несовершеннолетний, но на сей раз и это тебе не поможет, так как трахнуть кого-то ломом это не одно и то же, что стащить пачку жвачки в магазине. А Тиран продолжал молчать, и я почувствовал, что он опять собирается заплакать. Тогда я сказал отцу Тирана, что все из-за меня, так как, когда сбили Рабина, я позвал Тирана и сказал ему про это. И водитель мотороллера, который вначале был ничего и даже сожалел о произошедшем, спросил меня, чего я ору. И только после того, как я объяснил ему, что кота зовут Рабин, только тогда водила психанул и дал мне затрещину.

А Тиран и говорит своему отцу: «Тот дерьмак не остановился перед знаком «Стоп», задавил нам кота, а после этого еще ударил Синая — и ты хотел, чтобы я молчал?» Отец Тирана ничего не ответил, закурил и, будто делал это уже много раз, прикурил вторую сигарету для Тирана. Тут Тиран сказал, что лучше всего, чтобы я сейчас канал домой — пока еще не пришли легавые — так, по крайней мере, хоть я не буду замешан в это дело. Я ответил ему, что так дело не пойдет, однако и отец Тирана настаивал.

Проходя через свой двор, я остановился на минутку возле могилы Рабина и подумал о том, что бы случилось, если бы мы не нашли его, как бы тогда сложилась его жизнь. Может, он замерзал бы от холода, но скорее всего кто-нибудь другой взял бы его домой, и тогда бы его не задавило. Все в жизни — вопрос везения. Даже настоящий Рабин, если бы после того, как он вместе со всеми спел «Песнь о мире» не стал сразу спускаться с трибуны, а подождал немного, был бы еще жив, и вместо этого стреляли бы в Переса, — так, по крайней мере, говорили по телевизору. Или, если бы у той с площади не было приятеля-солдата, и она-таки дала бы Тирану свой телефон, а мы бы назвали Рабина Шаломом — то все равно его бы задавило, но, по крайней мере, дело не кончилось бы мордобоем.

Двое сидят в баре. Один из них что-то изучает в университете, а второй каждый день терзает гитару и строит из себя музыканта. Они уже приняли по паре бутылок пива и думают добавить еще.

У того, что учится в университете, сейчас депрессия, потому что он влюблен в свою соседку по квартире, а у той есть парень, который постоянно ночует у нее. По утрам, когда они нос к носу сталкиваются на кухне, везунчик изображает на лице сочувствие тому, из университета, что еще больше вгоняет последнего в тоску. А сама красотка то ли не сечет, что студент на нее запал, то ли сечет, но делает вид, что ничего не замечает. Этот ее парень каждый раз, когда встречает студента в коридоре, пожимает плечами, будто говорит: «Что же я могу поделать, если она выбрала меня, а не тебя, — все честно. Вообще-то, она мне не так уж и нравится».

«Смени квартиру», — советует тот, что строит из себя гитариста, — у него своя теория насчет того, как избегать конфликтов.

Вдруг в середине разговора к ним подходит какой-то незнакомый ханыга с волосами, собранными на затылке в хвостик, и предлагает тому, кто учится в университете, спорить на сто шекелей, что сумеет засунуть его друга-гитариста в бутылку. Этот из университета сразу соглашается на пари, хотя оно и звучит немного по-идиотски, и «Хвостик» моментально засовывает гитариста в пустую бутылку из-под «Гольдстара».

У студента не так уж много лишних денег, но уговор есть уговор, он достает сто шекелей, платит и, продолжает пялиться в стену и жалеть себя.

— Скажи ему что-нибудь! — кричит его друг из бутылки. — Ну, давай! Скорей, пока он не ушел!

— Сказать ему что? — не понимает студент.

— Чтобы он немедленно вынул меня из бутылки, ну же!

Однако «Хвостик» отваливает прежде, чем до того, из университета, доходит. Так что студент рассчитывается за пиво, берет бутылку со своим лучшим другом, ловит такси, и они начинают искать хвостатого. Обоим понятно, что тот не выглядел, как человек, который напился случайно, это был алкаш со стажем. Поэтому друзья начинают обходить бары. В каждом они выпивают по стаканчику — не напрасно же они пришли. Тот, кто учится в университете, пьет залпом и с каждым глотком все больше жалеет себя, а тот, что в бутылке — делать нечего — пьет через соломинку.

В пять утра, когда они, наконец, находят «Хвостика» в баре возле улицы Ирмияху, оба уже никакие. Хвостатый тоже хорош, и ему ужасно неудобно. Он сразу же просит прощения и вынимает гитариста из бутылки. Этот «фокусник» очень смущен из-за того, что так поступил с человеком, и приглашает друзей выпить по последней. Они еще немного поболтали, и «Хвостик» рассказал им, что этой фишке его обучил один финн, которого он встретил в Таиланде. Оказывается, в Финляндии это каждый дурак умеет. И с тех пор, как хвостатому хочется выпить, а денег у него нет, он заключает с кем-нибудь такое пари. Он даже объяснил им, как этот фокус делается, потому что продолжал чувствовать себя виноватым перед ними. Как только узнаешь секрет, то поражаешься, как все просто, правда?

Солнце уже светит, когда студент возвращается домой, и не успевает он вставить ключ в замочную скважину, как дверь открывается, и из квартиры выходит парень его соседки, весь такой чистенький и выбритый — он как раз идет на работу. Перед тем, как спуститься по лестнице, он успевает окинуть пьяного соседа своей подружки взглядом, который говорит: «Как мне неудобно, я ведь знаю, что это из-за нее ты сегодня так набрался».

Студент тихо доползает до своей комнаты, но по дороге успевает заглянуть к соседке. Ависаг — так ее зовут — спит, закутавшись в одеяло, и рот у нее приоткрыт, как у ребенка. Есть в ней какая-то особенная, спокойная красота. Красота, которая бывает у спящих людей, правда, не у всех. Студенту хочется взять ее, вот как она сейчас есть, поместить в бутылку и держать рядом с кроватью как ночник, который горит для детей, боящихся засыпать в темноте.

В Сан-Диего это был старый негр, который испачкал нам кровью всю обивку салона, пока мы везли его в больницу, а в Орегоне — толстая бездомная тетка, которой Авихай оставил свою паршивую куртку с капюшоном, ту, с эмблемой войск связи, которую он получил по окончании курса радистов. И был еще один парень из Вегаса, с распухшими от слез глазами, который сказал, что проигрался в пух и прах, и ему нужны деньги на автобусный билет, а Авихай сначала не хотел давать ему, потому что сказал, что тот — мошенник. А в Атланте был кот с воспалившимися глазами, и мы остановились, чтобы купить ему молока… Их было много, разных случаев, я даже все и не упомню, большинство из них не представляло интереса, так, остановиться, чтобы подвезти кого-нибудь или оставить на чай какой-нибудь старой официантке…

Одно доброе дело в день. Авихай говорил, что это хорошо для нашей кармы, а тем, кто совершает поездку от побережья до побережья, как мы, нужна хорошая карма. Это не значит, что Соединенные Штаты — это опасные джунгли в Южной Америке или поселок прокаженных где-то на краю Индии, но тем не менее…

В Филадельфию мы прибыли в самом конце путешествия. Оттуда мы планировали отправиться в Нью-Джерси. У Авихая там был приятель, который обещал нам помочь продать автомобиль. Я думал оттуда поехать в Нью-Йорк, а уж из него — назад в Израиль. Авихай хотел задержаться в Нью-Йорке на несколько месяцев и найти там работу.

В целом, путешествие получилось классное, даже лучше того, что мы ожидали: мы катались на лыжах в Калифорнии, дразнили аллигаторов во Флориде и вообще, чего только не делали. И все это за какие-то четыре тысячи долларов с человека. Честно, несмотря на то, что иногда мы голодали, на чем-то действительно интересном и важном мы никогда не экономили.

В Филадельфии Авихай потащил нас в некий скучный музей природы, про который его товарищ из Нью-Джерси сказал, что он увлекательный. Оттуда мы отправились обедать в какой-то китайский ресторанчик, в котором предлагалось съесть, сколько сможешь, всего лишь за шесть долларов и девяносто девять центов, но пахло вкусно.